Князь Михаил Вишневецкий - [57]

Суматоха царила всюду.

Молча шли они все дальше и дальше по галереям до двери, которую отец Чеслав отворил ключом, вынутым из кармана, впустил их внутрь и захлопнул дверь за собою.

Это не была монашеская келья, какую они ожидали, а нечто вроде кладовой или чулана и притом в большом беспорядке.

Отец Чеслав приветствовал их улыбкой.

— Может быть, вы себе разыщите где-нибудь две табуретки, либо складной стул, либо пустой бочонок? Отдыхайте а мне некогда… Посмотрите только, что творится вокруг меня.

Действительно, не одна, а две комнаты, довольно просторные, оклеенные, походили на полуразграбленную кладовую, которая скупо освещалась двумя окнами, помещавшимися у самой земли, так как люди, стоявшие во дворе, почти совершенно их заслоняли.

Некогда было поддерживать здесь порядок. Тут же около двери огромный бочонок распространял запах уксуса, которым он был наполнен, дальше несколько бочек с ливером и чанами, — огромная кадка с разъехавшимися обручами, на полу кувшины, ведра, корыта… Стенные полки были заставлены горшками самой разнообразной величины — черными, красными, белыми, бутылями и банками. В другой комнате стоял, правда, стол кое-как сбитый из досок и круглый табурет при нем, но и тот и другой были завалены посудой и тряпками, так что найти себе здесь место было нелегко.

— Хозяйничайте, а меня ни о чем не спрашивайте, — воскликнул отец Чеслав, — мне недосужно! Вверили мне королевскую кладовую, а отчасти и монастырскую кладовую, я просто теряю голову… Как тут управиться?.. А накрадут при этой оказии — страх просто подумать — сколько! Корицу, гвоздику, перец, — все самое отборное, нужно им отпускать сотнями фунтов!..

Он схватился за голову, но, не теряя времени из-за разговора, он взял со стола пустую бутылку, понюхал ее, подставил с воронкой к бочке, наточил влаги янтарного цвета и поставил перед гостями, которые ужо присели на складных стульях. Поискал глазами чарок, быстро снял их откуда-то с полок и сказал:

— Согревайтесь, но не переборщите!

У круглого шляхтича все лицо до последней морщины начало подергиваться и смеяться. Казалось, что даже волосы, раскинувшиеся в беспорядке после снятия шапки, разделяют эту веселость лица.

— Благодетель наш! — воскликнул он. — Ведь теперь мороз, ветер, так что прозябли мы, грешные, до мозга костей…

— Это уже сегодня остатки зимы, — перебил монах, — завтра наступит оттепель и весна…

— Вправду?.. — подхватил Ириней. — А вы откуда знаете?

— Пиявки мне об этом говорят, а они никогда не обманывают, — ответил отец Чеслав, который, не прерывая разговора, все время суетился, ходил, чего-то искал, что-то заворачивал, ворчал на всех и ни на минутку не присел.

— Возблагодарю Господа Бога, когда все это кончится, говорил он, — и августейшая чета проследует в Варшаву. Дай Бог им счастья!.. Но король прибудет только сегодня вечером, венчание завтра, пир потом, а еще свадьба, так что отсюда двинутся не ранее, как на святого Казимира [74]. За все это время ни помолиться, ни вздремнуть. Творю молитвы на ходу, и часто одну и ту же начинаю пять раз и никак не могу довести до конца… Господь Бог простит мне это, потому что по монашескому уставу послушание важнее богопризывания [75].

— Однако, на вас возложено слишком большое бремя, милый дядюшка, — проговорил худощавый пан Ириней, — хоть бы вам кого-нибудь на подмогу дали!..

— Было их у меня двое! — воскликнул отец Чеслав. — И что же вы думаете? Только мне мешали и шалопайничали! Предпочитаю быть один…

Он вытер пот со лба, так как, несмотря на холод, он потел и весь запыхался.

Ириней поглядывал на него с большой нежностью:

— Как мне вас жалко! — сочувственно проговорил он. — Но это все вы делаете для нашего короля, а это, ведь, наш король, наш!!

— Как же "наш"? — спросил монах.

— Потому что мы, а не паны и сенаторы выбрали его королем, — сказал Пиотровский, которого наши читатели, вероятно, сами уже вспомнили.

— Ну, а я вам скажу, — засмеялся отец Чеслав, — что, хотя он завтра женится на императорской дочери, хотя его окружает королевский блеск, но ему не за что вас особенно благодарить!..

— Как так? Почему? — крикнул Пиотровский.

Монах задумался, потер лицо рукою, вздохнул и не отвечая на вопрос, спросил:

— Может быть, вы что-нибудь закусили бы?

— Ах, какое там "закусили"! — подхватил Пиотровский, — дело идет не о закуске, а о том, что вы сказали?! Почему король не должен быть благодарен?

Отец Чеслав, который не был знаком с товарищем своего племянника, только проворчал:

— Тяжелая вещь эта корона, — та, которую у нас на голове выбривает цирюльник [76], но она все-таки гораздо легче, и носить ее легче…

Говоря это, он повернулся к своим кадушкам и начал хозяйничать.

Освежающий аромат приправ из кореньев и пряностей распространился во комнате… круглый пан Григорий с удовольствием втягивал его носом:

— Вот это вкусные штуки, — шепнул он, — как вам хватит этого, но на всю толпу гостей, право, не знаю!

— Хватит, — смеясь сказал отец Чеслав, — ведь, нас снабдили припасами, и мы сами разорились на такой запас, чтобы скорее что-нибудь лишнее осталось, чем хоть капельки чего-нибудь не хватило нам.