Князь Кий - [17]

Из сеней послышалось глухое покашливание. Скрипнули двери — и в горницу вступил князь Божедар, когда-то, видно, крепкое, широкоплечее, высокое человечище, а теперь — костлявый, согнутый, истощенный болезнью дедушка в накинутом на плечи красном княжеском корзно[19]. Радогаст поддерживал его под руку.

Князь прищурился от яркого света.

— Так кто, говоришь, прибыл? Старейшина Тур? — он подслеповато повел своими выцветшими глазами. Потом, опознав старейшину рода руссов, радостно воскликнул: — Но и действительно — Тур!. Вот не ждал!.. Здоровый будь, болярин! Каким путем? Что привело тебя на Родень, да еще и с такими хорошими молодцами?

Они обнялись.

— С сыновьями, князь. С сыновьями.

— С сыновьями?… Это хорошо. Спасибо, что пожаловал. Позволь — обниму тебя еще раз! Потому что, скажу тебе, все реже навещают меня бывшие друзья, с которыми полсвета обошел. Одни погибли, вторые умерли, а третьих болячки одолели, как вот меня теперь, или старость пригнула к земле…

Они обнялись опять — седой, высохший князь и такой же седой, но еще крепкий, жилистый Тур.

— Ну, садитесь — рассказывайте, с чем приехали, — опустился на скамью князь. — Что-то хорошее или плохое?

— Плохое, князь.

— Ну?

— Гунны разгромили уличей князь. Князь Добромир умирает от ран у нас на Каменном Острове.

— О!

— Гуннские всадники преследовали его с семьей вплоть до Тикича. А оттуда, как известно, недалеко и к полянским родам.

— Пусть берегут нас боги! Это действительно страшные вести!. От Тикича до Роси — рукой подать. Но, может, у них нет намерения идти на нас? Что говорит князь Добромир?

— С его слов, князь, ясно, что гунны замыслили возобновить могущество своего государства, — вмешался в разговор Кий, — и первый свой удар направили против уличей.

— Пока сыновья Аттилы ссорились между собой и колотили друг друга, чтобы занять место отца, мы сидели себе спокойно — прибавил Тур. — А теперь, когда Еллак убит в бою, Денгизих умер, Кандак засел со своим племенем в Мезии, за Дунаем, а другие разбрелись кто куда, Ернак сплотил достаточно большие силы и нападает на соседей. Видно, хочет, как и его отец Аттила, подчинить их, обложить данью, сделать своими рабами.

— Похоже, что так.

— Мы привезли пленного гунна, князь, — отроки взяли в поле, когда спасали улицкого князя с семьей. Может, развязать ему язык? Он знает много.

Князь Божедар только теперь медленно скосил глаза на гунна и долго молча смотрел на него. Кию, который тем временем внимательно рассматривал князя, показалось, что у старика пробудилась при этом какая-то заинтересованность, будто вспыхнула в памяти искра давно отшумевшей жизни.

— Спроси, Черный Вепрь, как звать его и гуннского кагана, — обратился к младшему сыну князь.

Черный Вепрь быстро и громко заговорил по-гуннски. Услышав родной язык, гунн сначала таращился на молодого княжича, а потом что-то коротко ответил.

— Что он говорит? — спросил нетерпеливо князь.

— Он говорит, что его звать Крэком, а каганом у них действительно сын Аттилы Ернак.

— Ернак? Я его помню. Какие же его намерения?

Гунн нахохлился, втянул голову в плечи и, мрачно глядя исподлобья, бросил сквозь зубы несколько слов.

— Крэк отказывается отвечать на такие вопросы. Говорит: простому воину неизвестны намерения кагана, — опять перевел Черный Вепрь.

— Сколько же у Ернака воинов?

— Это знает один каган, — был короткий ответ.

— Куда пойдет каган после битвы с уличами?

— А это известно одному Тенгри-хану! — с вызовом ответил Крэк и криво улыбнулся уголками губ.

Князь Божедар разгневался.

— Низкий раб! Пес! Вот когда тебе засунут за пазуху тлеющую головешку, ты заговоришь иначе и все расскажешь! Подумай над этим, негодяй!.. Даю тебе на размышления одну ночь! — и приказал сыну: — Отдай его челяди — пусть посадят в яму.

Черный Вепрь повел пленного.

В горнице воцарилась тишина. Старый больной князь, опустив голову на грудь, молча сидел в раздумье. Его висохшие безжизненные руки неподвижно лежали на острых коленях, которые выпирали из-под корзна, нос заострился, глаза позападали, как у мертвеца, и только тяжелое, хриплое дыхание свидетельствовало, что в этом немощном теле еще тлеет жизнь.

Когда вернулся Черный Вепрь, князь обвел потухшим взглядом собравшихся и спросил:

— Что будем делать?

— Собрать весь полянский полк, князь, а в поле выслать сторожу из младшей дружины, чтобы стерегла гуннов, — твердо сказал Тур.

Черный Вепрь пренебрежительно хмыкнул.

— Гм, ты так говоришь, старейшина, будто враг уже стоит на берегу Роси.

Тур спокойно, с достоинством ответил:

— Я не знаю, княжич, где он в настоящее время стоит, и сторожа должна нам сказать об этом. Но когда гунны появятся на Роси, а мы заблаговременно не соберем рать, беда нам будет! — и, подумав, прибавил: — Не мешало бы нам послать гонцов к тиверцам, к бужанам, Волыни, деревлянам и сиверянам. Объединить бы наши силы — тогда и гунны были бы не страшны!

— Будто это так легко и просто сделать! — Черный Вепрь с вызовом посмотрел на гостей.

Тур удивленно двинул плечами и смолк. Сыновья нахмурились.

Здесь в разговор вмешался княжич Радогаст:

— Мне кажется, известие, привезенное руссами, такое важное, что легкомысленно отнестись к нему не следует!. Стоит ли сейчас посылать гонцов, как советует старейшина, не знаю. Надо подумать. А вот сторожу в поле пошлем немедленно! И всех полян оповестим об угрозе. Едва миновало двадцать или двадцать пять лет, как мы освободились от гуннов. Боюсь, как бы они не запрягли нас в иго опять. Мы не должны, сложа руки, ждать, пока на нас нападут! Надо ударить первыми!