Вот потому донельзя замотивированный Афанасий и метался между Стадаконой, острогом и местом под будущие поля, стремясь объять необъятное.
А вот Гридя, оказывая молодому начальнику посильную помощь, вёл при этом совсем иные подсчёты, сводя воедино все полученные сведения. Так он, к примеру, обратил внимание, что более-менее развитым сельским хозяйством занимались в этих местах в основном ирокезы. Их соседи пользовались, конечно, дарами земли, но делали это по принципу предков — занимаясь собирательством, а вот расчищать пашню и садить семена — было для них делом необязательным. И это вновь выводило на мысли о князе, который сидя у себя в Москве, сумел предугадать подобный расклад и уверенно заявить, что, встав на путь пашни, ирокезы куда быстрее увеличат свою численность по сравнению с другими племенами, что даст им и дополнительные преимущества в войнах. Именно поэтому у всех остальных племён в ближайшие годы будет лишь один выбор: собраться массой и задавить ирокезов в зародыше (что им явно не по силам), или тоже садиться на землю, перенимая опыт своих врагов. И было бы хорошо этот процесс взять под патронаж колонистов, обучая аборигенов и продавая им свой сельхозинвентарь. Да и ирокезам, если те станут союзниками колонистам, стоит помочь улучшить их сельскохозяйственные навыки. Чтобы тоже продавать столь нужный для правильной пашни сельхозинвентарь, обеспечением чего и займётся колония.
Оттого Гридя тоже шатался по полям, но не своим, а индейским, пытаясь понять, что и как у них устроено.
* * *
С большим удивлением он наблюдал, что работать на поля шли только женщины. Причём многие шли на работу, положив своего грудного ребенка в длинный коробок, устланный внутри мягким мхом, и подвесив его себе на спину.
Придя на поле, матери подвешивали коробки с детьми на дерево и отправлялись работать, оставив в этом импровизированном детском садике младших девочек, так как старшие уже помогали в поле. Работы было много, и к работе этой все относились с большим вниманием, ибо знали, что кукурузное зерно — их спасение зимой. И потому все, кто мог работать — работали. А оставленные малыши вели себя спокойно: кто спал, а кто любопытно поглядывал по сторонам. И, что было странно для русича, никто из них при этом не кричал. За прошедшие века даже грудные дети индейцев приучились молчать, ведь враг мог в любой момент оказаться поблизости и обнаружить их присутствие, а значит, и напасть.
Вскоре выяснилось, что хоть у ирокезов хозяйство и стол и были общими, но распределением пищи занимались только женщины. Землей, кстати, тоже владели женщины. Потому что по верованиям индейцев женщина — созидающее начало, приносящее в мир жизнь. Оттого они и занимались всем, что было связано с землей, а мужчины — всем, что связано с лесом. Зато пока женщины занимались сельским хозяйством, множество мужчин были свободны и могли участвовать в войнах и набегах без ущерба для экономики племени.
Подобный взгляд на жизнь был для русичей непривычен, но весьма интересен.
* * *
Пока же шло строительство острога и подготовка полей, экипажи кораблей тоже не бездельничали. На «скотовозах» тщательно проветривали и отмывали трюмы, а остальные сновали туда-сюда, производя более точную съёмку местности. Когда вернулись корабли с острова Аскольда (названного так в честь погибшей шхуны), Гридя не удержался и сам сплавал в новообретённую колонию.
К тому времени вновь прибывшие поселенцы уже заканчивали строительство очередного острога, срубленного на этот раз не в наспех обнаруженном месте, а после долгих изысканий, начатых ещё зимой.
Сам Донат Гридю встретил с настороженностью, но быстро оттаял и вскоре уже с удовольствием рассказывал о своём житье-бытье на острове. Хвалился сыном — довольно крепким карапузом, смешно надувавшем слюнявые пузыри, женой-индианкой и планами на будущее. Как понял Григорий, те из мореходов, что пустили тут корни, уже не горели большим желанием уезжать на родину, да это и не требовалось. Хорошие моряки были нужны и здесь: исследовать побережье и поддерживать связи между поселениями. Всё же, не нуждаясь в пересечении океана, они могли раньше открывать навигацию и позже оканчивать её. Да и климат на острове всё же отличался от лаврентийского, а плодородие его земель уже проверили на практике. Сейчас в устье реки спешно готовили новые поля под рожь и овёс, а осмотр леса подсказал Григорию, что плотбище в этих местах просто насущная необходимость.
Ну а река, на берегу которой строился Васильград (так решили поименовать новое поселение), сумела удивить даже много повидавшего Гридю. Длиной всего в сорок две версты, она на одиннадцати последних образовывала огромный эстуарий чуть ли не верстовой ширины. Из-за приливов и отливов пресноводной она была далеко не во всём течении, отчего в её водах встречались как пресноводные, так и морские виды рыб. Из-за обилия по её берегам гнездовий разных птах, у местных она получила прозвание Птичь, которое и закрепили за ней уже официально, занеся название в описание новооткрытых земель, что велось на эскадре.
И по всему выходило, что на этот раз острову предстояло стать обжитым лет на двести раньше, чем в иной истории, потому как русичи в очередной раз сделали всё не так, как европейцы. Вместо служащих Компании, занимавшихся спекулятивной торговлей мехами, как это сделали французы, они занялись планомерной колонизацией плодородных земель. Правда, справедливости ради, у этого изменения был автор, что учёл в своих планах все промахи его предшественников. Но знать об этом никому явно не стоило. Пусть будущие историки подивятся прозорливости «диких московитов», не ринувшихся на поиски золота, а принявшихся старательно обживаться на новых местах.