Князь Барбашев-3 - [33]

А когда с едой было покончено, начались уже и сами переговоры.

Вождь Аххисенейдей начал издалека, сказав, что род его растёт и ему важен каждый клок земли, который обеспечит дичью и рыбой новых членов общины. При этом он был бы рад торговать с белым человеком, и всегда готов принять их в своём селении.

Поняв, куда клонит этот седой старик, Гридя только усмехнулся про себя, а вслух возразил, что в округе столько земли, что её хватит, чтобы прокормить тысячи человек, ведь леса полны дичи, а воды реки просто кишат рыбой. Белым же людям не нужны огромные охотничьи угодья, но им нужно место под поля, и несколько лугов под их стада. И они вовсе не собираются кочевать за хорошей землёй, как это делают жители Стадаконы, раз в два десятка лет перенося селение в иное место, ибо владеют умением даровать земле утраченное плодородие и с радостью поделятся этим знанием со своими соседями. К тому же, взяв часть земли Стадаконы, они готовы дать её жителям взамен весьма нужные и дорогие вещи. К примеру, гостям хорошо видно, как вождь гордится и дорожит своим оружием, сделанным из мягкой меди. Потому что оно превосходит подобное оружие из кости и камня. Так вот, гости могут дать стадаконцам топоры из металла, что много прочней медного. И против которого не сдюжат ни костяные, ни деревянные доспехи, что имеются и у воинов славного вождя, и у его врагов. А для женщин они дадут несколько красивых бус из разноцветного и прозрачного материала, и отрезы яркой материи.

Но Аххисенейдей, хоть и не смотрел фильмы Гайдая, но понимание того, что разбазаривать государственные земли плохо, имел. Тем более, разбазаривать за бесценок. И потому принялся яростно торговаться, требуя за возможную уступку всего и побольше. И даже пригрозил, что, мол, дошли до него слухи, будто бы подлые враги его деревни, дабы навлечь на людей длинных домов проклятие людей из-за Большой воды, молились духу смерти, чтобы он уничтожил белых пришельцев. И только шаман его племени может отвести проклятие.

Однако Гридя тут же возразил, что ни один шаман не сравниться по силам со служителем единой церкви, и прибывшие с ним священники легко отведут чужую ворожбу молитвою. А потому, защищаемые единым богом русичи не боятся чужих проклятий. Однако дальше втягиваться в теологический спор не стал, предоставив это дело самим монахам, и быстро перевёл разговор в нужное ему русло.

Нет, конечно, колонисты могли бы поселиться в выбранном ими месте и сами, без одобрения хозяев, ведь пять сотен индейцев обоего пола не та сила, чтобы выстоять против огневого боя. К тому же русичи уже знали, что нанесённые разом большие потери неприемлемы в среде ирокезов и заставят тех окончить даже выигрываемый ими бой (чем в иной реальности часто пользовались французы), но им ведь была нужна не только земля, но и союзники. Так что ради этого стоило поторговаться, к тому же по глазам вождя было видно, что жадность уже победила в его голове несокрушимое «нет», и теперь оставалось лишь найти границы разумной стоимости. А когда обе стороны хотят найти взаимовыгодное решение, они его находят обязательно. Так и тут, в конце концов, сошлись на десятке топоров, бус и паре отрезов отбеленной льняной ткани. И кроме того обе стороны договорились помогать друг другу в случае осады поселения одной из сторон чужим племенем.

В общем, переговоры закончились с выгодой для колонистов, которые, едва получив о том известие, с радостью занялись выгрузкой на побережье скота и инструментов. Съестные припасы решили пока что оставить на кораблях, да и жить во время строительства тоже собирались на них.

Место под колонию было выбрано чуть западнее Стадаконы, там, где в реку Святого Лаврентия впадала неширокая река, ещё не получившая имя, образуя в своём устье небольшую бухточку, пригодную для стоянки кораблей. Местность вокруг была низинной, холмистой и обширной, и здесь росли высокие, но при этом не очень толстые деревья. Правда, берега были в основном болотистые, но прямо над устьем возвышался над окрестностями поросший густым лесом холм, на котором колонисты и собирались поставить первый острог.

На следующее после переговоров утро Гридя и его спутники взошли на вершину того холма, и под руководством назначенного главой колонистов Афанасия Крыкова воздвигли деревянный крест с выгравированным на нём двуглавым орлом, как символ приведения окрестных земель под руку русского государя. По окончанию торжественной церемонии, с отправлением благодарственной службы, Крыков приказал немедленно приступить к работам по возведению острога. И холм сразу же наполнился стуком топоров, визгом пил и грохотом валимых деревьев.

Если чем и отличились русичи от большинства европейских поселенцев, так это тем, что привезли в колонию не джентльменов, шевалье и идальго, умелых воинов, хладнокровных под огнем и первыми добровольно шедшими навстречу опасности, вот только трудом рук не пачкавших, а крестьян и ратников, что и воевать, и лес валить могли, и строить умели. И при том любой работы не чурались. Оттого уже где-то через месяц острог начал принимать зримые очертания. Внутри, за стенами, работающие обозначили прямо на земле будущие улицы и рыночную площадь. А монахи подобрали удобное место под часовенку, где и вели службы в ожидании того момента, когда тут вознесётся настоящая церковь. Для РАК, как и для Руссо-Балта, тоже был выбран свой святой. Им стал Иоанн Предтеча, а главным храмом — церковь Иоанна на Опоках в Новгороде, некогда принадлежавшая знаменитой Ивановской общине купцов-вощаников, более известной, как «Ивановское сто». Всё же традиции забывать не стоило, хотя злые языки и начали кудахтать о возрождении Шуйскими новгородской самостоятельности. Но Андрей, при помощи Немого и митрополита сумел убедить Василия Ивановича, что в данном случае все эти разговоры сущий вздор, и обращение к истокам не несёт никакой крамолы, ведь разрешение на организацию общества давал когда-то сам великий князь киевский во благо себе и державе.