Наконец, в начале мая лёд окончательно ушёл от берегов, и струг был со всеми предосторожностями спущен на воду и проверен в деле, обойдя весь остров вокруг. На испытаниях кораблик показал себя весьма прилично: хорошо держал волну, легко управлялся и не рыскал по курсу. Так что теперь можно было с лёгким сердцем готовить спасательную экспедицию. И зная примерное время прибытия кораблей из Руси, на собрании колонии решили, что в середине мая, по окончании пахотных работ, где будут нужны все рабочие руки, можно будет отправлять струг к Большой реке, в надежде, что индейцы не ошиблись, и их Мактугвег действительно окажется рекой Святого Лаврентия.
Проводы получились с размахом. Сначала, днём, следуя вереницей друг за другом колонисты нанесли на струг запас провизии и воды, а в жилом кубрике и каютах-казенках жарко протопили печи. Потом те, кто собирался уходить в плавание попарились в баньке и вместе со всеми отстояли службу перед принесённым в небольшую рубленную часовенку корабельным иконостасом. Поскольку своего попа у русичей не было, то службу по заведённому обычаю вёл кормщик, благо Библия и требник имелись на каждом корабле. После чего все последовали к отвальному столу по дедовским обычаям.
Гуляли шумно, хотя и «на сухую», так как больших запасов алкоголя у колонии не было, а то, что было, быстро кончилось. И под утро провожать отплывающих пошли, почитай, всей колонией.
День отплытия выдался неярким. Над островом быстро бежали облака и дул холодный ветер, было достаточно прохладно, отчего люди плотнее кутались в тёплые одёжки, но не уходили с побережья и долго махали руками вслед удаляющемуся кораблю. С чем-то вернуться товарищи и вернуться ли вообще? Кстати, для облегчения общения с иными племенами в состав команды были взяты и несколько молодых индейцев из тех, кто уже хаживал в море на рыбалку. Струг, конечно, не индейская пирога, но морскому делу обучить не проблема, коли у людей желание есть. А желание у индейских парней было…
* * *
А спустя всего несколько дней после ухода струга индейцы принесли в поселение весть, что мимо дальнего побережья неспешно плывёт одинокая большая лодка с белыми крыльями. Донат, подсознательно сообразив, что речь идёт об океанском корабле, тут же исполчил почти всех поселенцев, к которым с радостью присоединились и индейские воины, азартно предвкушавшие хорошую драку. На нескольких морских пирогах, взятых у дружественного племени, они рванули в пролив между материком и островом Унаманкик, но опоздали: неизвестный корабль уже прошёл мимо пролива и теперь величественно уходил на север, не обращая никакого внимания на появившихся аборигенов. Огорчённо вздохнув, Донат проводил взглядом предполагаемый приз и возможность самим вернуться на родину, после чего нехотя повёл своё воинство обратно, в зародыше задавив мысль посетить европейцев Унаманкика. Мало ли какие планы у князя на подобное соседство.
А Джованни да Веррациано, плывший как раз на том самом, ушедшем от Доната корабле, в этот день записал в своём дневнике, что видел вдали рыбацкую флотилию аборигенов, которые всячески старались привлечь его внимание, но не стал к ней приближаться, так как вряд ли они имели хорошие товары для торговли. И венецианец на французской службе до самой своей смерти не ведал, что, приняв такое решение, он тем самым спас себе же жизнь, ибо в планах Доната был только корабль, а вот его экипажу предстояло навечно исчезнуть, дабы никакими слухами не повредить репутации молодой колонии.
И ровно потому никакого глобального изменения истории на этот раз не случилось, и 8 июля 1524 года «Дофин», как и в иной истории, успешно вернулся в Дьепп, откуда Верранацио немедленно послал королю письмо с отчетом о плавании, после чего французы и стали считать восточное побережье Северной Америки своим законным владением. Правда Жан Анго, кому на самом деле и принадлежал «Дофин», к этим известиям отнёсся прохладно, ибо в его планы уже вошли мысли о войне с португальским королём. И потому следующей французской экспедиции в те воды предстояло состояться ещё не скоро.
* * *
А тем временем русский струг спокойно плыл по морю, имея с левого борта вид на тёмную полоску берега. Когда же тот стал резко уходить вдаль, рулевой переложил курс и последовал за ним. Однако вскоре через стекло оптики мореходы углядели полоску берега и с правого борта, что прямо указывало на то, что струг приблизился к большому заливу, в глубине которого, кстати, стоял довольно плотный туман.
Индейцы, взятые в экипаж, тут же пояснили Третьяку, который в этом плавании выступал в роли кормщика, что струг достиг устья Мовебактабаака (что в переводе получалось просто «Большой залив»), на побережье которого живут родственные им племена микмаков. Сам же залив просто изобилует вкусной рыбой, такой как лосось, так что изредка и их пироги приходили сюда на рыбалку. А Большая река лежит дальше, на север и если они не хотят порыбачить или просто навестить их родичей, то смысла заходить туда они не видят.
Однако у Третьяка были свои мысли по этому поводу, а потому струг решительно вошёл в залив, где пробыл почти пять дней, ведя примерное картографирование, промер глубин и описание берегов, покрытых лесом, на открытых местах которых росли дикие злаки. Часто на глаза попадались чёлны с индейцами-рыбаками, и корабельные индейцы даже признали кое-кого из родичей, устроив с ними бурное обсуждение прямо с борта струга.