Князь Барбашев-2 - [132]

Но теперь Андрею нужно было придумать, что сказать государю и как эту историю преподнесут тому его недруги. Ведь он сам даже не представлял, что гданьчане рискнут на нечто подобное. Нет, он смутно помнил, что в следующем году они вроде бы должны будут ограбить городок Невское Устье, и готовился к этому, но вот про Нарву не помнил, и потому даже не мог с уверенностью сказать — это было и в той истории, или это уже ответ на его действия. Чёрт возьми, ну давно же было пора уже перестать надеяться на своё послезнание, но инертностью мышления, оказывается, страдали не только предки.

А главное, он не знал, что стало с кораблями, которые ушли в Овлу незадолго до нападения: смогли ли они проскочить мимо каперов или были ими захвачены? И что с того, что с ними была «Верная супружница»? Это же не линкор из 20-го века, а в бою всё может случиться. На ушедших же судах уплыли не только столь нужные для нового наместничества переселенцы, но и необходимые им на первых порах вещи, а так же детали для первых лесопилок. И узнать об их судьбе в ближайшее время было невозможно. Корабли должны были зазимовать в Овле, так что первые вести от них будут или из письма, или уже по прибытию самого князя к месту службы. Потому следовало отбросить все посторонние мысли и полностью отдаться текущим делам в Норовском и Новгороде, а потом спешно выдвигаться в Москву.

* * *

Москва же в эти осенние дни шумно и весело гуляла и праздновала. Шутка ли, древняя столица, вожделенный когда-то киевский стол, на котором в последний раз восседал шесть раз прадед нынешнего государя, великий князь владимирский Ярослав Всеволодович (потому как сын его, Александр Ярославич, прозванный Невским, хоть и носил титул киевского князя, но в самом Киеве так никогда и не побывал) вернулась обратно под руку его потомков. И пусть для большинства нынешних русичей киевский стол давно стал былинной сказкой, но в Кремле о нём помнили очень хорошо. И тот же Василий III Иванович уже требовал у Сигизмунда I Старого отдать его вместе со Смоленском и Полоцком. И потому государь всея Руси, едва Киев пал к его ногам, тут же велел вписать себе в титло новый титул, чем прямо обозначил свои намерения прочно удержать завоёванное. Хотя это резко ухудшило ситуацию в начавшихся было переговорах с Литвой, откуда ещё в августе прибыли в Москву Януш Костевич и Богуш Богарзенович. Но в Думе правильно посчитали, что проблемы литвинов русичей не волнуют. Да, обе страны устали от длившейся вот уже как девять лет войны, но прошедший градопад и нестроение среди знати, вкупе с пустой казной делали положение Вильно куда более худшим, а позиции Москвы более существенными.

Однако начавшиеся переговоры неожиданно обнажили одну проблему, которая могла стать миной замедленного действия. Прямо об этом, конечно, не говорили, но Андрей, уже немного пообтесавшийся в этой придворной тусовке, понимал ныне и полунамёки. И был вынужден тоже задуматься.

Дело в том, что предстоящий мирный договор грозился нарушить сложившийся при великокняжеском дворе баланс сил. Просто потому, что любимчик и ближник государя боярин и конюшенный Иван Андреевич Челяднин вот уже который год томился в литовских узилищах, а в его отсутствие вперёд выдвинулись другие, как именитые, так и не очень. И новая плеяда вряд ли обрадует бывалого царедворца. А ведь своего любимца государь за эти годы вовсе не забыл, и одним из первых его условий было требование незамедлительного обмена знатных пленников. В той, иной истории, ему некого было отдавать взамен, и большая часть русских пленников так и осталась навсегда в литовских землях, но в этот-то раз уже в великокняжеских порубах сидело немало знатных литвинов, а значит, возвращение Челяднина становилось неизбежным. Но те же князья Ростовский и Шуйский вряд ли были готовы без борьбы уступить пока ещё вакантную должность конюшенного. И это могло означать лишь новый всплеск интриг и обязательный передел мест. А поскольку сам Андрей ныне тоже принадлежал к новой волне царедворцев, то возвращение Челяднина, так уж получилось, вряд ли было выгодно и ему. Ведь по слухам Челяднин неплохо ладил с Сабуровыми, чьё положение при дворе слегка пошатнулось, да и без того не дурак был боярин, сразу поймёт, чью сторону в придворной борьбе примет молодой Барбашев.

Вот и получается, что вмешательства в историю не всегда дают положительный результат даже для вмешивающегося. Но это в прошлой жизни он слишком быстро устал от борьбы, о чём не раз успел пожалеть и до своей гибели там, а ныне же он за свою карьеру собирался драться до конца. А если учесть, что в той ветви развития Челяднин навсегда исчез из русской истории, то это наводило на самые разные (и порой не очень хорошие) мысли…

* * *

Но сейчас, пока старый боярин всё ещё «гостил» у литвинов, ему предстояло получить свою толику сыпавшихся на аристократию по случаю удачного года наград и почестей. Ради чего он, как завзятый царедворец, ныне с утра оббивал пороги великокняжеского дворца.

Давно прошло то время, когда в Кремле Андрей чувствовал себя белой вороной. Ныне он ничем не выделялся из сотни таких же дворян, что с утра заполняли дворцовые коридоры, где вдоль расписных стен на подставцах горели восковые свечи, и оттого в хоромах приятно пахло топленым воском. Причём многим из присутствующих ждать очереди, чтобы попасть хотя бы на глаза, а не то что на приём к государю, приходилось многие дни и месяцы. Однако в этот раз князь не успел и парой слов перекинуться со знакомцами, как к нему, кланяясь, подошёл сын боярский Еропкин, государев постельничий.