Князь Александр Сергеевич Меншиков. 1853–1869 - [16]

— Генерал, где я вас вижу?! Вы так далеко от вашего места… я искал вас, чтобы поручить вам кончить на левом фланге, но вас не оказалось. Я оставил там генерала, которого совсем не знаю, он как-то и не весело смотрит… поезжайте поскорее туда: атакуйте, преследуйте французов; а мне надо видеть поближе, что делается у князя Горчакова.

— Ах, ваша светлость, — отвечал сконфуженный Кирьяков, — я был здесь… тут такое происходило, что у меня убили лошадь!.. вот она!..

Я действительно узнал убитую лошадь генерала, распростертую на земле, саженях во ста от нас.

— Но подле вас другая! — возразил светлейший, — садитесь и скорее поезжайте в свое место.

Впоследствии оказалось, что Кирьякова никто и не видел там, куда его посылал князь, едучи далее, узнав от встречного казака, что наши заводные лошади в обозе, обоз — возле, я предложил его светлости пересесть на свежую лошадь, так как раненый «Кабардинец» крепко изнурился. Подъехав к обозу, который оказался почти на пути нашем, светлейший очень удивился, найдя его под неприятельским огнем. Около обоза лопались бомбы, долетавшие с моря и жужжали штуцерные пули: одна из них при наших глазах навылет пронзила конвойного из пограничной стражи.

Причиною задержки обоза на этом месте был приезд верхом флигель-адъютанта, Ивана Григорьевича Сколкова, с раздробленной правой рукой. Ему тут же на лугу доктор Таубе делал ампутацию; помню с каким геройским терпением переносил Сколков жестокую боль: ни стона, ни вздоха. Будучи ранен, Иван Григорьевич спокойно поручил другому передать приказание, которое вез; встретив меня, попросил уладить ему поводья и уложить больную руку на здоровую, и поехал, как ни в чём не бывало.

Пересев на другую лошадь и выпив стакан воды с вином, князь приказал обозу отъезжать далее, назад, а сам понесся напрямик, к центру дела. Его настиг саперный офицер Дьяченко с донесением, что подпиленный им мост чрез Алму рухнул под переправлявшимися англичанами; многих перебило и передавило; озадаченные неприятели по обломкам моста упрямо лезут, не замечая брода, и так много теряют от нашего артиллерийского огня, что река в том месте загружена трупами.

Спустившись с горы около Севастопольской дороги, мы увидели вправо от неё, вышедшую из боя, оправлявшуюся батарею и морской батальон, который, от навесно-долетавших штуцерных пуль, не мог даже укрыться за высотой, выбранной для его прикрытия. По подгорью валялись убитые, ползали раненые; всё направление усеяно было ретировавшимися поодиночке егерями Казанского полка: между ними были раненые, оцарапнутые, относящие и провожающие раненых… вообще — картина плачевная! Всё это тянулось от места жаркого батального огня. Светлейший направил своего коня на ту высоту, которая лежала справа от страшной свалки. Тут я заметил ясно, что второй и третьей линий нашего боевого расположения не оставалось и следов: пространство от места боя до горы было пусто… И куда всё подевалось? спросить было не с кого. Высота, на которую мы с князем вскочили, была перед боем местом ставки светлейшего… Теперь штуцерные пули тут просто одолевали. Надобно полагать, что англичане, не теряя времени, из задних рядов палили вверх. Здесь наши четыре легкие орудия, лишь только подъехал князь, неведомо зачем снялись с позиции. Светлейший спросил офицера: кто ему велел сниматься? Тот отвечал что-то неудовлетворительное и заключил командою: «с передков!» В прикрытии у орудий, если не ошибаюсь, было что-то около батальона; не помню только — какого полка.

Взглянув с горы на место жаркого боя, я увидел, что враги почти в упор друг другу палят самым частым батальным огнем. Легко может быть, что к нам, на гору, достигали пули от неприятелей, которые стреляли — лишь бы только выпалить куда ни попало и чем чаще, тем лучше… Поэтому у них пули вылетали ранее нежели они успевали приложиться — и, разумеется, летели вверх. Наших видна была только горсть солдат Владимирского полка: стреляя, она, однако, еще подавалась вперед; но неприятель, переправясь большими массами, напирал густо, донимая наших штуцерным огнем.

Прежде мы всё надеялись на штыки; теперь увидели, что огонь англичан решительно не допускал до удара. Наши брали на руку несколько раз… но перебежать пространство, нас разделявшее, как оно ни было мало, не удалось. Лишь наши умолкнут, бросятся в штыки, неприятель отступит и удвоит огонь; тогда владимирцы спешат опять открыть огонь, и опять!.. Владимирцы сделали больше чем могли, но удержать напор неприятеля нельзя было и думать.

Ежели бы даже нашим удалось оттеснить передовых — и то было бы бесполезно, потому что храбрых владимирцев поддержать было некому: наших задних линий уже не существовало: они, как я уже сказал, исчезли, а у англичан сзади была туча несметная. Чтобы доискаться — куда исчезли с позиции войска и, по возможности, найти средство поддержать владимирцев, светлейший, спускаясь с горы, послал приказание Бородинскому полку, который был виден в полу-горе, по правую сторону Севастопольской дороги. В это время мы заметили, что снаряды стали ложиться со стороны нашего резерва и штуцерные пули засновали оттуда же… Вунша контузили в живот; затем у В. М. Веригина ранили лошадь.