Княгиня Ольга - [30]

— Греки очень тщеславны, — услышала Ольга когда‑то в Константинополе и вспомнила про Валега, который был там с нею.

— Все хорошо. — Ольга заставила себя улыбнуться лекарю, и, наверное, только Акил понял, что улыбка ее была принужденной.

Непробиваемую самоуверенность Валега несколько поколебала видимая холодность княгини. Он положил свои пальцы на ее запястье, чтобы услышать стук сердца княгини.

Ольга недовольно сдвинула брови — он не спросил ее разрешения, и опять ей показалось, что Валег недостаточно почтителен с нею.

Она резко выдернула руку, так что Валег отшатнулся, и села на скамье.

— Благодарю, — сказала она лекарю с самой пленительной и чуждой улыбкой, которой удостаивала только далеких себе людей: — Я устала, и у меня закружилась голова… Не стоит беспокоиться… Все прошло…

Валег наконец‑то почуял отсутствие тепла в ее голосе и несколько обиженно спросил:

— Может быть, мне лучше уйти?

Тон его предполагал ответные уговоры: «Нет, нет, оставайтесь».

— Спасибо, Валег. Не тревожься, — только и сказала Ольга, оставаясь верной себе, не давая вылиться раздражению, — Акил со мной. Если нужно, он позовет…

Ольга почувствовала облегчение, когда за ним закрылась дверь. Акил, стоял и смотрел на нее встревоженно. Она подумала: «Хорошо бы опять горячей мяты!» Княгиня облизнула пересохшие губы, и сейчас же Акил исчез, появившись вновь с узкогорлым кувшином и глиняной широкой чашей. Из кувшина поднимался легкий пар — это благоухала мята. Акил старательно налил зеленый напиток и бережно поднес княгине.

«Господи! Только руки любящих могут помочь…» — подумала Ольга с неожиданной тоской.

Сердце стучало и будто рвалось из груди. Она зажала его рукой, но покачала головой, когда Акил оглянулся на дверь.

Голова была тяжелая, как колода, и Ольгу снова потянуло лечь.

Бердаа…

У Ольги не держались дети, и Олежек был хрупким и нежным, едва его выходили, потом родились две мертвые девочки, и наконец последыш — Святослав…

Когда Олежек собрался с воеводой в поход в тот проклятый Бердаа, она только что родила Святослава, ее едва спасли. Родильная горячка истрепала, уже и саван погребальный сшили. Спасла же княгиню древлянская жрица, которую привезли из Искоростеня. Жрица была старая, глухая, но видела все лучше молодых. Ольга была без памяти, ничего не помнила, и тело ее горело от нестерпимого жара, но старуха обмазала ее медом с ног до головы и обкатала в березовых листьях, засунула в холщовый мешок. Ольга помнила уже, как ее выкатывали из мешка, опять обмазывали, потом запеленывали. Помнит звездное небо над головой, когда вытряхивали листья во дворе.

Ольга выздоровела, и старуху увезли.

А потом… А потом… Когда войско Ольги взяло Искоростень, перед Ольгой поставили эту старуху.

— Это ты — Ольга? Это тебя я спасла, а ты разорила наше княжество? Разорила наш город? — сказала он нараспев, размахивая деревянной палкой. — Проклинаю тебя и эту землю, которая досталась тебе в добычу… Мое проклятие сбудется и через тысячу лет, когда эта земля вымрет, без пожара будет гореть, без чумы все станут умирать, дети не вырастут, рыба в реках станет ядовитой, травы будут пропитаны отравой. Плоды — горькими как полынь. Все станет полынью — и люди, и звери, и птицы, и травы, и воды, И твои внуки не смогут управлять этой землей — будут умирать.

Разгневалась тогда княгиня и потребовала увести старуху, приказав ее не трогать. Однако та сделала несколько шагов и упала замертво[113].

И древляне и войско Ольги долго стояли недвижимо, пораженные страшной силой ее проклятия и внезапной смертью после него. Потом кто‑то выдохнул:

— Перун поразил…

И кто‑то из воинов отозвался:

— Никто не смеет проклинать, кроме богов…

А в дальней толпе древлян женский голос взмыл, как Птица, вверх:

— Это жрица Верховной Матери… Она принимает в себя убитых… Она знает…

Молчание воцарилось над толпой, враги оцепенели перед разверзшейся тайной будущего.

Княгиня Ольга негромко велела воеводе Свенельду:

— Уведи Святослава…

И сейчас же все зашевелились, задвигались, застонали, закричали…

Ольга прервала эти потоки прошлого и с трудом вспомнила, с чего все началось.

Бердаа…

Этот поход состоялся в 943 году… Да, да, всю зиму их не было. Долгое время спустя добрались до Киева воины войска. Был среди них и пленный писец мусульманин. Он составил описание похода, и Ольга потом его читала. Когда могла. Спустя лето и осень.

Она не помнила, чтобы в своей жизни кричала. Но когда ей сказали, что Олежек погиб, она кричала… И упала на землю… Как простая холопка.

На всю жизнь Ольга запомнила это описание и как оно начиналось:

«Русы — народ могущественный, телосложение у них крупное, мужество большое, не знают они бегства, не убегает ни один из них, пока не убьет или не будет убит. В обычае у них, чтобы всякий носил оружие. Привешивают они на себя большую часть орудий ремесленника, состоящих из топора, пилы и молотка и того, что похоже на них».

Ольга помнит это начало как молитву, потому что нельзя сосчитать, сколько раз она это читала, и потом уже не могла ни читать, ни слушать. «Хватит», — говорила себе и останавливалась.

Не было сил.

Так случалось много раз, пока не взялась за следующий кусок описания.