Княгиня Екатерина Дашкова - [12]

Шрифт
Интервал

— Ваше императорское величество, разрешите еще раз выразить глубочайшие соболезнования по поводу постигшего ваше державнейшее семейство несчастия — внезапной кончины господина генерала и кавалера Ивана Ильича Дмитриева-Мамонова.

— Прав ты оказался, граф Остерман. Как есть все под Богом ходим. Что бы генералу до Измайлова доехать, а то едва из города кортеж императорский выехал, тут ему удар и приключился. Вот только печалуюсь, все ли для сохранения его здоровья сделано было?

— Не сокрушайте себя, ваше императорское величество, в животе и смерти Бог волен. Как только господин генерал с лошади свалился, окружили его и более никого к нему не допустили. Государыню царевну Прасковью Иоанновну и ту удержали. Ради генеральского блага, естественно. Ждали прибытия лейб-медика, за которым пришлось в Москву ворочаться. Хоть и с великим поспешанием.

— Однако Прасковья Иоанновна жалобу мне принесла, будто лежал Мамонов на солнцепеке и без помощи почти два часа.

— Поручиться за точное время не решусь. Одно могу засвидетельствовать: генерала Дмитриева-Мамонова, дабы не повредить его здоровью, до прибытия докторов с места не трогали. А то, что они его без признаков жизни застали, видно, так Богу угодно было. Цесаревна Прасковья Иоанновна зря немилость ко мне и иным придворным чинам заявляет.

— Тоже мне немилость! Да Бог с ней, с Прасковьей. Сам толковал, что без супруга, она со счетов долой. Лучше скажи, что с Лизаветой делать будем? Обрыдла мне вертихвостка треклятая, так обрыдла! Живет припеваючи, штат в пятьдесят персон, Анна Федоровна сказывала, завела. На Иоганна Ернестыча, никак, глаз положила. Как хочешь, граф, по мне, давно о раскрасавице монастырские стены плачут. Нечего ей, змее подколодной, при дворе моем делать. Да ты чего глаза-то утупил, Андрей Иваныч? Пусть сгинет под клобуком на веки вечные!

— Ваше императорское величество, лицо, нарушающее ваш бесценный покой и благоденствие, само собой разумеется, достойно тягчайшего наказания. Вот только спасут ли стены монастырские от всяческих осложнений.

— Опять заступаться? Опять, как Бирон, отродье проклятое спасать? Да что она, на вас порчу, что ли, навела? Чем приворожила, последний разум отняла? В каком таком танце завертела?

— Нет-нет, ваше величество, ни о каком заступничестве не может быть и речи. Как можно! Все дело в дипломатическом расчете — для России и для вашего процветающего двора. Умоляю разрешить представить все существующие по этому поводу соображения — их немало, и они совсем не просты.

— Да самодержица я или нет? Императрица всероссийская или по-прежнему герцогиня Курляндская, всеми «Кондициями» повязанная, что одного моего слова заместо всех ваших умствований мало? Сказано — в монастырь!

— Ваше императорское величество, всемилостивейшая монархиня, у вас не было оснований усумниться в рабской моей преданности. Мои соображения имеют в виду только вашу пользу и будущее российского престола. Неужто вы согласитесь, чтобы к цесаревне ушел державный скипетр?

— Вот те раз. Ты же сам не хочешь пострига цесаревны!

— Не вижу в нем смысла для интересов вашей державы.

— Ты меня вконец запутал, граф. Изволь немедля оправдаться.


…Бедность. Господи, да она всю жизнь заела! Измайловский вроде дворец. Бок о бок зверинец с диковинными зверями — вон олень какой рогатый голову через загородку тянет. Ружья под рукой нет — подстрелить бы. Кабаны ревут. Тетерева на тока собираются. Собор какой Покровский — кремлевским под стать. Стены с башнями — Коломенскому не уступят. А глаз все примечает. Как есть все. Вместо стекол в половине окошек слюда темнеет. Пол в покоях почернел, щелястый. Сукна на лавках пообтрепались, износились. В руках расползаются. Покоя особого, хоть для опочивальни, не сыщешь: все покои в ряд, через все проходить надобно. Танцы когда бывали, так хороводом по всему дому и ходили. Для настоящего политесу — слезы одни.

Разве забудешь: с сестрами-царевнами вместе на полу ночевать приходилось. С девками рядом. Кровать у одной матушки царицы. Да и то, слава одна, что кровать. Балдахин обветшал. Полог невесть на чем держится. От старости весь слинял. Ужинов матушка не ставила — откуда провизию брать? Камер-юнкеры голштинские, бывалоча, потанцуют, иной раз представление посмотрят и давай Бог ноги туда, где столы побогаче да бутылок побольше. А приезжали через силу — дядюшка, государь Петр Алексеевич, приказывал. Тоже театр Катерины свет Иоанновны — позор один. Кучеров да конюхов вместо артистов брала. Девок дворовых обряжала. Париков актерам нет — с гостей на время сымала, не чинилась. Паникадило раз на вечер зажигали: прогорят свечи — представление задержится, сиди в темноте.

Такого небось Лизавета Петровна не знавала. Под боком у батюшки да матушки то в Зимнем, то в Летнем, то в Сарском, то в Лефортовском дворцах. Чуть не день наряды новые: родителям не жалко. Туфелек пару, а то и две за ночь стаптывала — больно плясать горазда, с любым кавалером пойдет, не откажет. А если иначе все? Если на бал никто и не оставляет? Если одно платье десять раз перешивать надо, чтоб в одном и том же людям глаз не мозолить? Если туфельки до десяти раз чинить, пока не изорвутся совсем?..


Еще от автора Нина Михайловна Молева
Гоголь в Москве

Гоголь дал зарок, что приедет в Москву только будучи знаменитым. Так и случилось. Эта странная, мистическая любовь писателя и города продолжалась до самой смерти Николая Васильевича. Но как мало мы знаем о Москве Гоголя, о людях, с которыми он здесь встречался, о местах, где любил прогуливаться... О том, как его боготворила московская публика, которая несла гроб с телом семь верст на своих плечах до университетской церкви, где его будут отпевать. И о единственной женщине, по-настоящему любившей Гоголя, о женщине, которая так и не смогла пережить смерть великого русского писателя.


Сторожи Москвы

Сторожи – древнее название монастырей, что стояли на охране земель Руси. Сторожа – это не только средоточение веры, но и оплот средневекового образования, организатор торговли и ремесел.О двадцати четырех монастырях Москвы, одни из которых безвозвратно утеряны, а другие стоят и поныне – новая книга историка и искусствоведа, известного писателя Нины Молевой.


В саду времен

Эта книга необычна во всем. В ней совмещены научно-аргументированный каталог, биографии художников и живая история считающейся одной из лучших в Европе частных коллекций искусства XV–XVII веков, дополненной разделами Древнего Египта, Древнего Китая, Греции и Рима. В ткань повествования входят литературные портреты искусствоведов, реставраторов, художников, архитекторов, писателей, общавшихся с собранием на протяжении 150-летней истории.Заложенная в 1860-х годах художником Конторы императорских театров антрепренером И.Е.Гриневым, коллекция и по сей день пополняется его внуком – живописцем русского авангарда Элием Белютиным.


Дворянские гнезда

Дворянские гнезда – их, кажется, невозможно себе представить в современном бурлящем жизнью мегаполисе. Уют небольших, каждая на свой вкус обставленных комнат. Дружеские беседы за чайным столом. Тепло семейных вечеров, согретых человеческими чувствами – не страстями очередных телесериалов. Музицирование – собственное (без музыкальных колонок!). Ночи за книгами, не перелистанными – пережитыми. Конечно же, время для них прошло, но… Но не прошла наша потребность во всем том, что формировало тонкий и пронзительный искренний мир наших предшественников.


История новой Москвы, или Кому ставим памятник

Петр I Зураба Церетели, скандальный памятник «Дети – жертвы пороков взрослых» Михаила Шемякина, «отдыхающий» Шаляпин… Москва меняется каждую минуту. Появляются новые памятники, захватывающие лучшие и ответственнейшие точки Москвы. Решение об их установке принимает Комиссия по монументальному искусству, членом которой является автор книги искусствовед и историк Нина Молева. Количество предложений, поступающих в Комиссию, таково, что Москва вполне могла бы рассчитывать ежегодно на установку 50 памятников.


Ошибка канцлера

Книга «Ошибка канцлера» посвящена интересным фактам из жизни выдающегося русского дипломата XVIII века Александра Петровича Бестужева-Рюмина. Его судьба – незаурядного государственного деятеля и ловкого царедворца, химика (вошел в мировую фармакопею) и знатока искусств – неожиданно переплелась с историей единственного в своем роде архитектурногопамятника Москвы – Климентовской церковью, построенной крестником Петра I.Многие факты истории впервые становятся достоянием читателя.Автор книги – Нина Михайловна Молева, историк, искусствовед – хорошо известна широкому кругу читателей по многим прекрасным книгам, посвященным истории России.


Рекомендуем почитать
Спартак. Бунт непокорных

Он был рабом. Гладиатором.Одним из тех, чьи тела рвут когти, кромсают зубы, пронзают рога обезумевших зверей.Одним из тех, чьи жизни зависят от прихоти разгоряченной кровью толпы.Как зверь, загнанный в угол, он рванулся к свободе. Несмотря ни на что.Он принес в жертву все: любовь, сострадание, друзей, саму жизнь.И тысячи пошли за ним. И среди них были не только воины. Среди них были прекрасные женщины.Разделившие его судьбу. Его дикую страсть, его безумный порыв.


Святой Христовал

Книга знакомит с увлекательными произведениями из сокровищницы русской фантастической прозы XIX столетия.Таинственное, чудесное, романтическое начало присуще включенным в сборник повестям и рассказам А.Погорельского, О.Сомова, В.Одоевского, Н.Вагнера, А.Куприна и др. Высокий художественный уровень, занимательный сюжет, образный язык авторов привлекут внимание не только любителей фантастики, но и тех, кто интересуется историей отечественной литературы в самом широком плане.


Федька-звонарь

Из воспоминаний о начале войны 1812 г. офицера егерского полка.


Блаженной памяти

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Незнакомая Шанель. «В постели с врагом»

Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.


Повесть об отроке Зуеве

Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.


К.Разумовский: Последний гетман

Новый роман современного писателя-историка А. Савеличе-ва посвящен жизни и судьбе младшего брата знаменитого фаворита императрицы Елизаветы Петровны, «последнего гетмана Малороссии», графа Кирилла Григорьевича Разумовского. (1728-1803).


Борис Шереметев

Роман известного писателя-историка Сергея Мосияша повествует о сподвижнике Петра I, участнике Крымских, Азовских походов и Северной войны, графе Борисе Петровиче Шереметеве (1652–1719).Один из наиболее прославленных «птенцов гнезда Петрова» Борис Шереметев первым из русских военачальников нанес в 1701 году поражение шведским войскам Карла XII, за что был удостоен звания фельдмаршала и награжден орденом Андрея Первозванного.


Долгорукова

Романы известных современных писателей посвящены жизни и трагической судьбе двоих людей, оставивших след в истории и памяти человечества: императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской (Екатерины Долгоруковой).«Императрица тихо скончалась. Господи, прими её душу и отпусти мои вольные или невольные грехи... Сегодня кончилась моя двойная жизнь. Буду ли я счастливее в будущем? Я очень опечален. А Она не скрывает своей радости. Она говорит уже о легализации её положения; это недоверие меня убивает! Я сделаю для неё всё, что будет в моей власти...»(Дневник императора Александра II,22 мая 1880 года).


Бирон

Вошедшие в том произведения повествуют о фаворите императрицы Анны Иоанновны, графе Эрнсте Иоганне Бироне (1690–1772).Замечательный русский историк С. М. Соловьев писал, что «Бирон и ему подобные по личным средствам вовсе недостойные занимать высокие места, вместе с толпою иностранцев, ими поднятых и им подобных, были теми паразитами, которые производили болезненное состояние России в царствование Анны».