Книжный клуб Джейн Остен - [5]
, — откликнулась Бернадетта, лишь бы после слов Пруди нарушить молчание, которое могло показаться прохладным. Порой Бернадетта бывала слишком доброй.
Сахара ничего не унюхала. Она отошла от сетчатой двери. Со вздохом прижалась к Джослин. Трижды крутнулась, легла и опустила морду на задорный носок хозяйкиной туфли. Успокоилась, но не потеряла бдительность. Пока Сахара на страже, Джослин ничего не грозит.
— Если позволите. — Григг кашлянул, подняв руку. — По-моему, в «Эмме» есть что-то зловещее. — Он принялся считать на пальцах. Кольца не было. — Навязчивые цыгане. Необъяснимые кражи. Джейн Фэрфакс чуть не утонула, катаясь на лодке. Страхи мистера Вудхауса. На горизонте маячат беды. Бросают тень.
Пруди заговорила быстро и решительно:
— Но идея Остен в том и заключается, что все это ненастоящее. Настоящей угрозы нет.
— Боюсь, вы не уловили идею, — ответила Аллегра.
Григг промолчал. Ресницы упали на щеки, и по его лицу стало трудно что-либо понять. Джослин, как хозяйке, пришлось сменить тему.
— Я где-то читала, что в «Эмме» использован самый популярный сюжет всех времен — унижение хорошенькой, самодовольной девушки. По-моему, у Робертсона Дэвиса[4]. Единственная история, говорит он, которая обязана понравиться каждому.
В пятнадцать лет, играя в теннис в деревенском клубе, Джослин познакомилась с двумя мальчиками. Одного звали Майк, другого Стивен. На первый взгляд мальчики были так себе. Майк повыше и потоньше, выступающий кадык, очки на солнце горели, как фары. У Стивена были пошире плечи и приятная улыбка, но толстая задница.
Из Нью-Йорка приехала двоюродная сестра Майка, Полин; нужен был четвертый, чтобы играть пара на пару, и они подошли к Джослин. Джослин отрабатывала подачу с клубным инструктором. Тем летом она носила «конский хвост» и челку, как у Сандры Ди в «Бери ее, она моя»[5]. У нее появились груди, поначалу острые, но теперь округляющиеся. Мать купила ей раздельный купальник с чашечками, в котором Джослин ни на минуту не забывала, что на нее смотрят. Но самым привлекательным, как она всегда считала, была ее подача. В тот день Джослин подбрасывала безупречно и со всего размаха посылала крученый мяч точно в квадрат. Казалось, она не может не попасть. Поэтому настроение у нее было безудержно радостное.
Ни Майк, ни Стивен не портили его чрезмерно боевым духом. Выигрывала то одна пара, то другая; на самом деле счет вела только Джослин, да и то про себя. Они обменялись партнерами. Полин была такой соплячкой — обвиняла друзей в зашагах, — что на ее фоне Джослин смотрелась все лучше и лучше. Майк назвал ее «своим парнем», а Стивен заметил, что она не как все девчонки: ни капельки не воображает.
Они все так же собирались и без Полин, хотя трое — ни то ни се. Бывало, либо Майк, либо Стивен носился за мячом вдоль всей сетки, пытаясь играть за двоих. Никогда не выходило, но они не сдавались. В итоге кто-нибудь из взрослых говорил им не валять дурака и вышвыривал с корта.
После тенниса они, переодевшись, встречались в бассейне. Вместе с одеждой менялась и Джослин. Из женской раздевалки она выходила скованной и зажатой, обмотав вокруг талии полотенце, которое снимала лишь перед тем, как нырнуть в воду.
И все-таки было приятно, когда ее разглядывали; Джослин всей кожей ощущала удовольствие. Они прыгали следом, трогали ее под водой, где никто не видел. То один, то другой, нырнув, просовывал голову ей между ног, а когда всплывал, Джослин сидела у него на плечах, вода с волос струилась по груди в чашечку купальника. Однажды кто-то из них, она так и не узнала кто, дернул за тесемку — Джослин едва успела подхватить лифчик. Она могла прекратить это одним словом, но не стала. Она казалась себе бесстрашной, дерзкой. Она вся светилась.
Большего Джослин не хотела. На самом деле ни Майк, ни Стивен ей не нравились, тем более в таком смысле. Лежа в ванне или постели, касаясь себя в более интимных местах и более опытной рукой, чем они, Джослин думала о старшем брате Майка — Брайане. Брайан учился в колледже, а летом работал спасателем в бассейне. Он выглядел как настоящий спасатель. Майк и Стивен называли его боссом, он их — малышней. Он ни разу не заговорил с Джослин, а может, и не знал ее имени. У него была девчонка, которая почти не заходила в воду и все время валялась в шезлонге, читая русские романы и потягивая кока-колу. По числу вишен мараскино, лежащих в ряд на салфетке, было видно, сколько она выпила.
В конце июля устроили танцы, причем девочки приглашали мальчиков. Джослин позвала обоих, Майка и Стивена. Она думала, что им это известно, что они это обсудят. Майк со Стивеном были неразлейвода. Выберешь одного — заденешь другого, а ей не хотелось никого обижать. У нее было платье с открытыми плечами; они с матерью купили к нему лифчик без бретелек.
Майк появился первым, в белой рубашке и пиджаке. Он смущался; они оба смущались; скорей бы пришел Стивен. Но когда тот действительно пришел, Майк был потрясен. Оскорбился. Разозлился.
— Повеселитесь вдвоем, — сказал он. — А у меня дела. Мать отвезла Джослин со Стивеном в клуб и должна была забрать в одиннадцать. Надо на что-то убить целых три часа. Тропинку перед клубом освещали стеклянные фонари, и пейзаж мерцал. Повсюду висели розовые венки, стояли горшки с плющом, подстриженным в форме зверей. Воздух был холодным и спокойным, луна скользила по небу. Джослин не хотела быть со Стивеном. Получалось, будто она его девушка, а это ей не нравилось. Она грубила и злилась, отказывалась танцевать, почти не разговаривала, не снимала кардиган. Она вела себя демонстративно, чтобы у Стивена не осталось сомнений. В итоге он пригласил на танец кого-то еще.
