Книжные хроники Анимант Крамб - [11]

Последний раз я была здесь так давно. Тогда я прочитала «Оливера Твиста»[2], а затем провела остаток нашего пребывания в Лондоне, высматривая беспризорников. К библиотеке мы даже близко не подходили, так как родители опасались, что потеряют меня там и никогда больше не найдут.

Парк, по которому мы шли, был огромным, пронизанным яркими вымощенными дорожками, вдоль которых росли старые платаны, сбросившие уже почти все листья. Окруженный зеленью университет возвышался под пасмурным небом. Пышные здания с узкими колоннами, башенками и серебряными зубцами, типичными для Лондона. Сотни узких окон, большие деревянные ворота – все это излучало такую атмосферу, что я испытывала благоговение перед хранящимися здесь знаниями, о которых я имела лишь небольшое представление.

Между домами толпилось много молодых людей. Было еще рано, но они уже шли в университет. На утренние лекции, в кафетерий, который остался справа от нас, или в учебные группы, которые встречались по всему кампусу и в кафе.

Библиотека располагалась в самом центре, и я благоговейно втянула воздух, когда мы шли по дорожке к главному входу.

Украшенный фасад возвышался передо мной, наклоняясь мне навстречу, заставляя почувствовать то, насколько маленькой я была.

Страх, который я до этого более-менее успешно подавляла, заполз в живот вместе с утренним морозом, заставляя чувствовать себя некомфортно.

Я не имела понятия, как много книг находится в этом здании. Как я могла вообразить, что обладаю хотя бы малейшим представлением о всей литературе в мире.

Дядя Альфред ласково похлопал меня по плечу, по-отечески улыбнулся, а затем отпустил мою руку, чтобы открыть тяжелую дверь.

Я задержала дыхание, стараясь сохранить самообладание; высоко подняв голову и расправив плечи, я вошла в здание.

Тишина окружила меня, когда дядя закрыл дверь, оставляя позади все внешние звуки. Ветер, шумевший в деревьях, карканье ворон, стук далеко проезжающих карет. Здесь, внутри, было так тихо, что можно было услышать, как пролетает муха.

Гулкие шаги дяди эхом разнеслись по холлу, и я быстро пошла в его сторону.

Я подняла взгляд, и мое сердце замерло, я не могла поверить своим глазам. Вестибюль был просторным, бо́льшую его часть занимала полукруглая кафедра выдачи из черно-коричневого дерева в центре помещения, за ней тихо работали два молодых человека.

За вестибюлем располагался круглый зал размером с театр, со стеклянным куполом в качестве крыши. И, хотя бесконечные резные украшения и золотые узоры наверняка были достойны внимания, мое было приковано только к книгам.

Стеллажи тянулись вдоль всей стены и изгибались так, чтобы образовывались ниши, разделявшие отдельные предметные зоны. Они были такими высокими, что приходилось использовать длинную лестницу, чтобы добраться до четвертой или пятой полки. Две лестницы вели к широкому круглому проходу, где все это продолжалось.

Книги над книгами, страницы, слова, запах бумаги и пыли, витающий в воздухе, я поняла, что мое сердце отныне принадлежит этому месту.

Я даже не заметила, как шагнула вперед, пока чуть не столкнулась со студентом, который несколько неуклюже маневрировал со стопкой книг к своему месту.

– Извините, – пробормотала я слишком громко для этого места спокойствия и знаний.

Юноша только кивнул мне и сел за один из многочисленных столов, расставленных в круглом зале. Другие тоже сидели здесь, склонившись над толстыми кодексами, словарями, иностранной литературой, чертежами, и читали, писали, учили.

Если бы я была мужчиной, то давно бы сидела здесь и училась, впитывая в себя все знания. Как мой брат Генри. Но я не мужчина, и, несмотря на то, что на другом конце Лондона с недавних пор появился небольшой университет для женщин, учеба для них по-прежнему оставалась не особенно уважаемым занятием. Я читала, что выбор учебных предметов был весьма ограниченным, и не нашла ничего, что могло бы действительно заинтересовать меня.

Генри утверждал, что университет для женщин – шутка, и должно пройти еще много лет, прежде чем что-то изменится в этом отношении.

Я вытянула шею, переводя взгляд с одного студента на другого и пытаясь разглядеть среди них своего брата. Но его здесь не было.

Дядя Альфред слегка кашлянул рядом со мной, и я вздрогнула. Я совсем забыла, по какой причине мы сюда пришли. По правде говоря, все отошло на второй план, когда я увидела книги. Даже мой страх перед тем, что мне предстояло, уступил место бабочкам в животе.

– А вот и он, – шепнул дядя, и я посмотрела в ту сторону, куда он бегло указал.

Даже без этого жеста я бы быстро поняла, что мужчина, спускающийся по лестнице, был не кем иным, как библиотекарем.

Он разительно отличался от сгорбленных студентов с дымящимися головами. Поразительно высокий, худощавый, с прямой спиной. С темными волосами, гладко выбрит. Ему не дать больше тридцати лет, что объясняло, почему мой дядя назвал его юнцом. Он был совсем молод для этой руководящей должности. Его шаги были почти беззвучными, и, хотя он уткнулся носом в книгу, его ноги так уверенно ступали по широким ступеням, словно он совершал это уже сотни раз. Он был одет в темно-коричневый простой костюм. А на кончик носа сползли очки.