Книжка для раков. Книжка для муравьев - [35]

Постепенно их забавы стали распутными, они с этим полностью свыклись, и, таким образом, за короткое время дело зашло так далеко, что блуд стал у них поголовным.

Последствия этого были очевидны. Дети возвращались к своим родителям с бледными щеками, с синевой под глазами, у многих лоб был в морщинах. Но абдериты только радовались, прижимая своих увядших детей к груди, расценивали их изможденность как результат прилежания и каждому расхваливали их школу, как хорошо там все устроено.

Когда дети становились мужьями, в большинстве своем они были ипохондриками, вызывали недовольство у своих жен, а многие умерли от чахотки.

Поскольку же абдериты рассматривали ипохондрию и физическое бессилие как верный признак прилежной учебы, их школа, поставлявшая таких мужей, приобретала все большую славу, а если кто-нибудь умирал от чахотки, то обычно ему произносили надгробную речь, а в ней говорили о смерти за родину, о заслугах благородного человека, отдавшего свои силы и кровь во благо других.

Позаботься о том, чтобы твои дети спали под очень теплой периной и не вставали слишком рано

Если и жил на свете отец, нежно любивший своих детей, то, несомненно, это был гофрат господин Мурнер. Не только весь день напролет он старался истинно по-отцовски всячески уберечь их от сырого воздуха, но и ночью отцовская любовь прикрывала их своими крыльями. Два матраса, перина, две подушки и одно плотно набитое перьями одеяло должны были отвратить от них любую напасть. Кроме того, преисполненный самыми нежными чувствами, он распорядился, чтобы милые малыши до восьми часов не вставали с постели; отчасти чтобы защитить их от вредоносного утреннего воздуха, отчасти чтобы способствовать потоотделению.

Обе цели, к великому удовольствию господина гофрата, были успешно достигнуты.

Но случилось еще и нечто другое, чего гофрат не предвидел. В теплых постелях время стало тянуться для детей очень долго. Поскольку же, как все люди, они испытывали влечение к деятельности, а удовлетворить его не могли, то каждый стал заниматься самим собой.

Через несколько лет все они, мальчики и девочки, выглядели как сморщенные лимоны. Господина гофрата это тем больше должно было озадачить, поскольку – сообразно своему пониманию – он делал для них все что мог[17].

Выбирая для детей домашнего учителя, обращай внимание на знание языка, а не на добродетели и манеры!

Когда юный барин фон Штеграйф достиг десятилетнего возраста, материнская забота благосклонной мамы свелась прежде всего к тому, чтобы найти ему воспитателя, который бегло говорил бы по-французски и имел хорошее произношение. О воспитании она имела обыкновение говорить: главное – чтобы дети получили достаточный навык во французском языке.

Их управитель однажды оказался настолько смел, что ей возразил и сказал: «Изучение французского языка при воспитании немецких детей как раз самое маловажное; главное же – упражнение ума, облагораживание образа мыслей, укрепление физических сил». Но за это она обозвала его педантом и заявила, что он – человек, не знающий жизни.

Она написала в Лейпциг одному известному человеку и попросила его найти ей хорошего домашнего учителя. Тот порекомендовал ей трех человек, которые очень выгодно отличались своими знаниями, манерами и сердечной добротой. Но ни одного из них она нанять не захотела, потому что всем недоставало главного – правильного французского произношения. В конце концов она нашла одного молодого человека, проведшего три года во Франции и говорившего по-французски так чисто и бегло, словно это его родной язык. Она была этому необычайно рада.

Хотя брат предостерег ее от этого человека и сказал, что у него нет никаких знаний и хороших манер. «Какое мне дело до знаний и хороших манер, – возразила она, – я хочу, чтобы мой сын хорошо знал французский, а потому этот гувернер – именно тот человек, которого я ищу». Она не ошиблась. За два года юный барин фон Штеграйф научился говорить по-французски так бегло, словно воспитывался в Орлеане. К тому же гувернер научил его еще кое-чему – сладострастию, прежде чем тот возмужал. Жаль только, что этот подававший надежды ребенок в двадцать лет стал ипохондриком, а в двадцать четыре года умер от чахотки.

Исполняй супружеский долг прямо у детей на глазах

У мастера Либе была женушка, которую он очень любил, и он зачал вместе с нею сынишку, которого любил не меньше. По причине отцовской любви он велел поставить в своей спальне его кроватку, она там стояла и позже, когда сынишке было двенадцать лет.

Если он заходил со своей Фредерикой в спальню, то, как это имеют обыкновение делать супруги, начинал с нею заигрывать; заигрывание становилось все более бойким и в конце концов принимало серьезный оборот.

Тогда Фредерика обычно говорила: «Душенька! Генрих! Генрих! А вдруг Генрих не спит!» Мастер Либе подходил к его кровати, смотрел, закрыты ли у него глаза, а потом свободно предавался своим чувствам. Но Генрих не спал, сперва прислушивался к ласкам отца, а затем тихо приподнимался в кроватке и наблюдал, тогда как родители этого не замечали.

Поскольку Генрих теперь полагал, что ему нужно во всем походить на своего отца, он старался проделывать с Лоттой то, чему его научил любимый отец. В тринадцать лет он уже был мужчиной, в восемнадцать – отцом, в двадцать четыре – старцем, а в тридцать его песенка была спета