Книн пал в Белграде. Почему погибла Сербская Краина - [13]

Руководство Республики Сербской Краины вскоре увидело несоответствие приказов и обещаний. Попытка указать на это запустила весь репрессивный механизм властей Сербии. Было снято одно краинское руководство, поставлено другое, лояльное С. Милошевичу. Когда и новая власть быстро поняла беспринципность политики С. Милошевича по отношению к сербам за Дриной, то ей уже некуда было деваться.

То, что С. Милошевичу удалось навязать РСК, он не мог повторить в Республике Сербской[64]. Авторитет Радована Караджича[65] и его Сербской демократической партии[66] был неуязвим для официальной власти Сербии. Власти РС вовремя заметили отход Слободана Милошевича от его прежних обещаний. Их отпор произволу Белграда был мощным и организованным, вынудив Милошевича к тактическим маневрам, чтобы в Сербии не поняли его истинных намеренй. Потому он и принял решение о блокаде на Дрине, затем ввел режим санкций[67], даже более жесткий, чем наложенный внешним миром на СРЮ[68]. Милошевич пробовал сменить власть в РС, но Республика Сербская была совсем в другом положении, чем РСК. Потому Милошевич поссорил политических и военных лидеров РС. При таких обстоятельствах и вторая сторона не сидела, сложа руки, дошло до обвинений и усиления контактов между Пале[69] и Книном. Однако Книн лишь молчаливо осудил блокаду на Дрине, хотя из Пале уверяли, что власти в Сербии и СРЮ предадут и его. Разделенные и враждуюшие сербы уверенно двигались к трагедии.

2

Политические силы, разрушавшие Югославию, очевидно, еще какое-то время сохранят свое влияние. До своего вынужденного «миротворчества» эти же люди являлись лидерами националистов и подстрекателями кровавых войн. Из вооруженных конфликтов, унесших десятки тысяч жизней, эти власти и политики вышли «победителями». Затем лицемерно каждый из них сделал «решающий» вклад в подписание Дейтонского мира[70]. Ответственность за эти огромные человеческие и материальные жертвы каждой из сторон конфликта все возлагают на «других». «Поиски» виновных нежелательны, а истина должна замалчиваться перед внутренней аудиторией. Особенно чувствителен вопрос — можно ли уравнять ответственность «победивших» властей всех новообразованных государств бывшей Югославии и их лидеров. Виновны и вожди нового мирового порядка, и многочисленные внешние силы, в том числе и Европейский союз, и Совет Безопасности. Известны и страны, из эгоистических интересов участвовавшие в демонтаже и разрушении СФРЮ.

То, как разные правительства боролись за «мирное» решение кризиса в бывшей Югославии, лучше всего видно по «играм», которые велись с сербами. На макроуровне с ними боролись как с преобладающим народом СФРЮ[71], а на микроуровне под удар попали сербы в Хорватии и Боснии и Герцеговине. Сценарий подразумевал любой ценой не допустить единства действий сербов в борьбе за свои национальные интересы. Надо было противопоставить одних сербов другим. Пока они будут сводить счеты друг с другом, сценаристы помогут тем, чья линия приведет всех сербов к провалу.

Целью политики Франьо Туджмана было угрозами и силой принудить сербов в Хорватии к враждебности по отношению к сербам в Сербии. Поэтому от них требовалось принять усташество и смириться с ним[72]. Сербы как народ не могли на этой пойти. Их отказ стал поводом для изгнания их из Хорватии. Действуя по детальному, тщательному, плану Хорватия обвинила сербов и мобилизовала национальную и мировую общественность на поддержку своих сепаратистских требований. Сербов объявили чуть ли не виновниками всех бед Европы. Им приписали «вину» за начало Первой мировой войны, к этому добавили «великосербский гегемонизм», мнимое угнетение хорватов и других несербских народов в первой и второй Югославии. Проверенный механизм давления и притеснений сербов в Хорватии начал давать результаты. В конце 1990 года их в Хорватии «выгнали» и из Конституции республики[73]. Тяжелая неизвестность начала давить на каждого серба в Хорватии. Воспоминания об усташеских зверствах и резне в период 1941–1945 годов ожили за одну ночь.

Хорватское демократическое сообщество (ХДС)[74] и его глава Франьо Туджман, одновременно и вождь Хорватии, откровенно желали, чтобы как можно больше сербов уехали от своих вековых очагов в Сербию, чтобы его усташескому движению меньше пришлось убивать. В противовес этому, «узкий» Президиум[75] СФРЮ и Слободан Милошевич желали затруднить позицию хорватских сепаратистов, создав условия для того, чтобы подойти к моменту распада югославского государства с ситуацией «все сербы в одном государстве». К этой цели «узкий» Президиум СФРЮ и Слободан Милошевич шли не путем создания сербской армии, но использовали ЮНА как общую армию разрушавшегося государства. Для помощи ЮНА нужно было поднять на восстание сербов Хорватии, прежде всего там, где они составляли большинство населения. Поэтому и последовал призыв к восстанию и поддержке частей ЮНА. Так сербы в Хорватии были лишены всякого выбора. Им пришлось вступить в борьбу за свою жизнь, веря, что ЮНА их защитит. Они надеялись на Сербию и на слова Слободана Милошевича. А когда уже взяли оружие в руки, то пути назад не было. Пока сербы в Хорватии с огромными людскими и материальными потерями обороняли свои дома, «узкий» Президиум СФРЮ и Слободан Милошевич, столкнувшись с возможными карательными мерами внешнего мира, использовали население освобожденных территорий Хорватии как разменную монету. Их судьба решалась в Белграде, Загребе, Брюсселе, Женеве, Нью-Йорке. Их самих ни о чем не спрашивали, им достались «обещания», «объяснения», «гарантии». Франьо Туджман использовал «мятеж» сербов, чтобы раз и навсегда изгнать «нелояльные элементы» из Хорватии, а Слободан Милошевич — как средство, чтобы с минимальными последствиями выйти из «каши», которую сам и заваривал. При этом замалчивается авторство стратегии, поднявшей сербов на восстание ради того, чтобы «все жили в одном государстве».