Книн пал в Белграде. Почему погибла Сербская Краина - [121]

Считалось, что большинство краинских призывников находились в СРЮ. Это было заблуждением. В СРЮ пребывали свыше 40 % всех военнообязанных из Книна, в то время как из общего числа военнообязанных, покинувших РСК — 37 %. В Республике Сербской — около 5 %. Остальные рассеялись по всему свету. Характерно и время оттока военнообязанными с территории Краины. Что касается всей территории РСК, то до 17 августа 1990 года Краину оставили 47 % уклонистов, до 22 января 1993 года — еще 40 %, а до конца 1994 года — еще 13 %. Затем выезд военнообязанных из РСК заметно снизился. Среди покинувших РСК до 17 августа 1990 года доля книнян достигала 54 %. В промежутке с 17 августа 1990 года по 22 января 1993 года, 35 % всех бежавших — из Книна. С 22 января 1993 года по конец 1994 года — еще 11 % уклонистов составили книняне. Для сравнения: 98 % всех уклонистов Кордуна уехали из РСК до 22 января 1993 года. До конца 1994 года уехали еще 2 %, а затем выезд практически прекратился.

Недовольство Книном вызывали и планы создания четнической армии, игнорирование опыта НОАЮ, отказ от помощи прославленных и опытных краинских генералов ЮНА, участников партизанского движения 1941–1945 годов. Их «убедили» не вмешиваться в действия Книна, они стали практически персонами нон-грата в РСК. В других областях республики такую политику Книна не одобряли: в Србе 6 августа 1995 года, при проходе колонны беженцев из Книна, местные жители издевались над ними: «Книняне, куда же вы? Чего не остались в своем Книне, вас бы защитил воевода Момчило Джуич?»[193].

Бесспорно, что в период с 1990 до 1995 года Книн не справился с ролью столицы, да и не пытался. Власти города Книна постоянно сотрясали конфликты, вместе с правительством РСК они саботировали оборонные мероприятия, не обращали внимания на нужды САК, покровительствовали контрабанде и уголовщине. Коррупция позволяла части бизнесменов занять привилегированное положение.

Все это отражалось на обороне. Книняне просто не хотели «заморачиваться» армией. Они любыми способами старались избежать воинской повинности: брали больничные, добивались освобождения от военной службы, переводись в состав Гражданской обороны. Поэтому в боевых частях было так мало книнян. С военной точки зрения, оборона Книна означала оборону города и подступов к нему, т. е. должна была быть частью операций по обороне Северной Далмации и — шире — всей Лики, но условия для такой операции созданы не были, а эвакуация населения сделала оборону Книна невозможной. Совершенно безосновательно было ожидать, что на защиту Книна в августе 1995 года сербы встанут так же, как хорваты, защищавшие Вуковар в ноябре 1991 года. За последними стояла вся Хорватия, поддержанная Западом, а за сербов, даже если бы они защищали Книн, не встал бы никто. Книн мог рассчитывать только на свои силы.

Конечно, Книн можно было удержать обороной района Грахово, Динары и врлицкого направления, оборона на непосредственных подступах к городу шансов на успех не имела. Разработанной и подготовленной системы обороны города не было, в 1994 году и первой половине 1995 года в САК не было выделено на это сил. Подразумевалось, что оборона Книна — задача части сил 75-й моторизованной бригады с дрнишского направления и 1-й легкой бригады с врлицкого направления.

Согласно планам применения сил Главного штаба САК оборона Книна относилась к задачам 7-го корпуса, а также рассчитывали на размещение в районе столицы добровольческих сил. Последнее выглядело утопией даже на бумаге. По плану задействования войск 7-го корпуса Книн рассматривался как важный объект обороны в зоне корпуса, а также 75-й моторизованной и 1-й легкой бригад. Попытки выделить для защиты Книна отдельные силы и обеспечить их постоянную подготовку не удались по объективным причинам: таких сил просто не было.

Отношение к Книну нанесло вред и обороне всей территории РСК. Антагонизм между Книном и остальными областями республики разрушал единство обороны и власти. В народе и среди бойцов САК ходили разные негативные слухи о Книне и книнянах, особенно о политических лидерах. Книн считали привилегированной зоной, даже новобранцы говорили, что многие их книнские сверстники избегают воинского призыва, что этот город — центр контрабанды, с которой прямо связаны члены правительства, городские чиновники, партийные лидеры и военные руководители. К сожалению, Книн даже не пытался «защититься» от таких обвинений. Те, кто был обязан предвидеть их опасность — правительство, Главный штаб САК, командование 7-го корпуса, — молчали, будто речь шла не о столице РСК. Муниципальные власти и СДП Милана Бабича тоже ничего не предпринимали, ограничиваясь комментариями, что «слухи» и нападки на Книн необоснованны.

Многие упреки Книну все-таки были справедливы, но не все. Например, свыше 80 % личного состава 75-й и 1-й бригад составляли жители общины Книн. Но при этом значительное число (точных данных не имеется) военнообязанных из Книна не состояли на военном учете. Более того, в 1991 и 1992 годах было уничтожено большое количество личных дел призывников, «цена вопроса» измерялась тысячами марок. В Книне имелся университет, и все желавшие избежать военной обязанности записывались в студенты, многие из них вообще не учились, лишь покупали зачетки как средство уклонения от армии. Никто не пытался навести порядок и пресечь злоупотребления. Это один из крупных промахов министерства обороны РСК. Множество бизнесменов Книна для освобождения от несения службы открывали фиктивные фирмы. Врачи книнской больницы Св. Савы также занимались махинациями. С одной стороны, они лечили тысячи раненых из РСК и РС, а с другой — бесчисленное множество военнообязанных без какого-либо обоснования признали негодными или ограниченно годными к военной службе. Больничные давали направо и налево, разумеется — небесплатно. Немалое число военнообязанных проводили на больничных до 340 дней в году, при этом обрабатывали свою землю, занимались бизнесом, ездили в РС и СРЮ и т. д. Все указанное нельзя было скрыть от солдат и офицеров в войсках, а оно вызывало бурную реакцию, порождало невиданное недовольство и уничтожало последние остатки боевого духа. Прямая ответственность за это лежит на министерстве обороны, делавшем вид, что ничего не происходит.