Книголюб - [4]

Как только вы переходите в мир, созданный автором, вы перестаете быть сторонним наблюдателем, застрахованным от любых неприятностей. С этого

по

момента ваша жизнь и ваше будущее зависят только от вас. А посему, если хотите выжить и к тому же благополучно вернуться назад, запомните, как «Отче наш»: появляться следует лишь в известных вам книгах. Полезно, знаете ли, иметь представление о том, кто есть кто, как будут развиваться события и чем дело кончится. Дальше. И это, пожалуй, самое главное: ни в коем случае не вмешиваться в события книги, подальше держаться от главных героев. В противном случае вы вступаете в противоречие с замыслом автора и вольно или невольно затрудняете его воплощение. В таких случаях автор беспощаден. Быстро, решительно и вместе с тем искустно он нейтрализует вас, не позволив даже пальцем прикоснуться к священной ткани законченного произведения.

Еще в большей степени это касается документально — исторических вещей. Только там приходится иметь дело с самой Историей. А она куда безжалостней любого писателя.

Однако, ближе к делу: не зная языка, носа не кажите в переводные книги! Книга‑то на русском, но действие, скажем, во Франции происходит. Так почему же французы должны друг с другом по — русски разговаривать?.. Или, к примеру, вы языком каким владеете?

— Ну, английский знаю неплохо…

>Ага. Ну так и это не всегда гарантия, что проблем в общении у вас не возникнет. Попади вы в средневековую Англию — язык совсем не тот, что вы здесь учили. Да что там Англия! Русь Матушка тех времен по части языка вам скорее заграницей покажется. И коли в такую ситуацию попадете, единственный выход — глухонемого изображать.

Да, вот что важно: отправляясь куда угодно, всегда следует помнить о возвращении. Так что не забудьте захватить с собой для путешествия в книгу свежую газетку или журнал — в сегодня и вернетесь. Только там их берегите пуще глаза. Потеряете или увидит кто — греха потом не оберетесь. А вживаться в газетные статейки тоже научитесь — нужда заставит.

И еще. Не суйтесь в сказки. В колдовстве и вол

шебстве мы люди темные, а Иванушек — Дурачков там своих хватает.

Вот так‑то, молодой человек.

— Забавно, — сказал я и посмотрел на него с сочувствием.

Было видно, как старик внутренне подобрался от этого непрошенного сочувствия.

— Вот что я вам скажу, милейший… Вы согласились помочь мне, незнакомому человеку, это раз. Насколько я мог понять, склонность к библиопорта- ции у вас есть — это два. И, наконец, простите за старческую сентиментальность, нет у меня наследника, которому бы можно было передать свою науку. А так хочется знать, что твой опыт не пропадет зря, что на свете есть кто‑то, кто сможет продолжить твой путь.

Так вот, все, что нужно, я вам рассказал, до остального сами дойдете, коли потребуется.

А книгу‑то, вы уж сделайте одолжение, в библиотеку верните, — и он почему‑то подмигнул мне. — Ну, а я пойду потихоньку. Счастливо оставаться, — сказал старичок и снова уткнулся в книгу.

Что ж, определенная логика в его байке была. Правда, не помню, где‑то я слышал, что логические построения параноиков бывают настолько стройны и на первый взгляд безупречны, что нормальный человек рискует сам «слететь с нарезки», пытаясь отыскать заведомо существующую ошибку.

Посматривая на ставшее теперь напряженно — со- средоточенным лицо старика, я между тем пытался подцепить вилкой самое вкусное — плавающие в соусе кусочки лука и пропеченной сметаны.

— А я говорю, за этим столиком обслуживать не буду! — послышался громкий фальцет у меня за спиной. Я обернулся и увидел тощего, прилизанного по- купечески официанта, выпроваживающего из‑за стола парня полуинтеллигентной наружности.

— Он тут один сидеть будет, а придет компания че- тыре — пять человек, куда я их посажу? Подсаживайся, на свободное место, там, где уже обслуживают.

Парень нехотя освободил приглянувшийся ему столик и, ни слова не говоря, направился в нашу сторону.

— Будут тут по одному садиться… — напутствовал его тощий, явно довольный своими организаторскими способностями, и с излишней деловитостью поспешил на кухню.

Я повернулся обратно и понял, что сижу за столом один. Старика не было! Но я бы не мог не заметить, если бы тот выходил из‑за стола и пересекал зал, направляясь к выходу. Я был настолько поражен его исчезновением, что на вопрос подошедшего парня «У вас здесь свободно?», лишь посмотрел на него круглыми от удивления глазами и зачем‑то заглянул под стол. Там, естественно, никого не было, только на полу мирно соседствовали хлебная корка и расписная деревянная ложка.

Когда я поднял голову, парень уже сидел за соседним столиком в компании двух раскрасневшихся дородных теток и листал меню.

Передо мной на столе лежала раскрытая книга и мятый трояк. «Литературка» исчезла вместе со стариком. Отодвинув деньги, я взял книгу. Правую сторону разворота занимала иллюстрация, на которой дружина Александра Невского, сопровождаемая новгородским ополчением, выходила из города.

Меня бросило в жар: у одного из ополченцев, выведенного крупным планом, в руке была зажата свернутая трубочкой газета! Я невольно тряхнул головой — все осталось на своих местах. Ноги у меня стали ватными, дыхание перехватило. Сильно, рискуя раздавить глазные яблоки, я протер глаза. Когда разноцветные круги рассыпались и я снова увидел рисунок, то вздохнул с некоторым облегчением: рука ополченца лежала за пазухой зипуна, где он, видимо, пытался ее согреть. Никакой газеты не было. А на поясе его висел топор, рукоять которого при желании можно было принять за свернутую газету.