Книги крови. I–III - [188]

Язык отпустили, и на Гэвина накатила тошнота. Он отшатнулся от мешанины дерущихся фигур, его рвало. Какой-то незнакомец – или незнакомцы – вмешался во всю эту историю и не дал его покалечить. На земле валялось тело. Не-Кристиан. С открытыми глазами. Мертвый. Боже, ради него кто-то убил человека. Ради него.

Гэвин осторожно коснулся лица. Глубокий порез шел от середины подбородка до самого уха. Плохо дело, но Преториус по своей привычке оставил «сладкое» напоследок, и его остановили раньше, чем он порвал Гэвину ноздри или отрезал губы. Шрам на челюсти – это не красиво, но и не катастрофа.

Кто-то, пошатываясь, отделился от драки и двинулся к нему. Это был Преториус. Из глаз его лились слезы, огромные, как мячики для гольфа.

Позади к улице ковылял Кристиан с бессильно повисшими вдоль тела руками. Но сутенер не пошел следом за ним. Почему бы?

Рот Преториуса приоткрылся, на нижней губе повисла длинная поблескивающая нитка слюны.

– Помоги, – взмолился он, словно его жизнь принадлежала Гэвину.

Огромная ладонь поднялась, точно пытаясь выжать из воздуха хоть каплю милосердия, но вместо этого из-за его плеча появилась чья-то рука и вонзила какой-то массивный клинок прямо в рот чернокожему сутенеру. Тот заклокотал, горло пыталось приспособиться к ширине лезвия, и тут нападавший рванул клинок вверх и на себя, удерживая Преториуса за шею, чтобы тот не рухнул от силы удара. Испуганное лицо распалось надвое. Наружу вырвалось облако жара и обдало Гэвина.

Оружие с глухим лязгом упало на землю. Это оказался короткий меч с широким лезвием. Гэвин снова взглянул на мертвеца.

Преториус стоял прямо лишь благодаря руке палача. Голова сутенера, истекая кровью, скатилась с плеч, палач принял это за сигнал и аккуратно бросил тело к ногам Гэвина. И, когда преграда между ними исчезла, тот, наконец, встретился лицом к лицу со своим спасителем.

Гэвину понадобилась лишь секунда, чтобы узнать эти грубые черты – распахнутые, безжизненные глаза, кривой рот и уши, похожие на ручки кувшина. Это была статуя Рейнольдса. Она ухмыльнулась, показав зубы. Слишком мелкие для головы такого размера. Молочные. Им еще только предстояло смениться на коренные. Хотя, в целом, истукан стал выглядеть лучше, это было заметно даже в полумраке переулка. Брови как будто сделались гуще, а лицо пропорциональнее. Все еще раскрашенная кукла, но у нее уже появились цели.

Статуя неуклюже поклонилась, ее суставы отчетливо заскрипели, и на Гэвина нахлынуло ощущение нелепости, абсолютной нелепости всей этой ситуации. Оно кланяется, черт подери. Улыбается. Убивает. Но не может же оно быть живым? «Потом я и сам себе не поверю», – подумал Гэвин. Потом он найдет тысячу причин отвергнуть реальность того, что видел собственными глазами. Будет винить мозги, которым не хватало воздуха, растерянность, панику. Так или иначе, он убедит себя в том, это была фантастическая галлюцинация, и все станет как раньше.

Если, конечно, жизнь его продлится дольше нескольких минут.

Галлюцинация протянула руку и легонько коснулась челюсти Гэвина. Грубо вырезанные пальцы провели по краям нанесенной Преториусом раны. На мизинце блеснуло кольцо, точно такое же, какое было у Гэвина.

– Останется шрам, – произнесло видение.

Гэвин узнал этот голос.

– Боже, как жаль, – продолжало оно. – Но могло быть и хуже.

Статуя говорила его голосом. Его голосом. Боже, его, его, его голосом.

Гэвин тряхнул головой.

– Да, – сказала статуя, заметив, что он все понял.

– Не я.

– Да.

– Но почему?

Статуя дотронулась до своей челюсти в том же месте, где у Гэвина была рана, и едва она это сделала, там появился порез. Но кровь не пошла. Не было в ней крови.

Так это же его собственное лицо. Она пыталась даже брови скопировать. И глаза. Его пронзительные глаза и великолепный рот.

– Тот паренек? – произнес Гэвин, складывая вместе кусочки головоломки.

– А, мальчик… – статуя подняла взгляд незаконченных глаз к небесам. – Каким сокровищем он был! И как рычал.

– Ты искупался в его крови?

– Мне это нужно, – статуя опустилась на колени перед телом Преториуса и засунула палец в расколотый череп. – Старая кровь, но сойдет. Мальчик был получше.

Словно нанося боевую раскраску, она размазала кровь сутенера по щеке. Гэвин не смог скрыть омерзения.

– Неужели это такая уж потеря? – требовательно спросила статуя.

Конечно, нет. Смерть Преториуса не была потерей. Никто ничего не потерял из-за того, что какой-то накачанный наркотой малолетний членосос лишился покоя и немного крови только потому, что этому диву расписному необходимо было себя подпитывать. Каждый день случаются вещи и похуже. По-настоящему жуткие вещи. И все-таки…

– Ты не можешь с этим смириться, – подсказала статуя, – это не в твоей природе, да? Скоро будет и не в моей. Я отвергну жизнь мучителя детей, поскольку начну смотреть на мир твоими глазами, разделю твою человечность…

Она неловко поднялась, ее движениям все еще не хватало гибкости.

– А пока я должен вести себя так, как считаю нужным.

На щеке, по которой была размазана кровь Преториуса, кожа напоминала скорее воск, чем раскрашенное дерево.

– Я существо без имени, – произнесла статуя, – рана на боку мира. Но еще я тот самый идеальный незнакомец, о котором ты постоянно молился в детстве. Тот, кто должен был прийти и забрать тебя, назвать красивым и вознести беззащитного с улиц прямо на небеса. Разве это не так? Разве?