Книги крови. I–III - [182]

Лишь один предмет показался ему интересным – надгробие или что-то вроде того. Оно было крупнее остальных барельефов и немного целее. На нем всадник с мечом в руке нависал над обезглавленным врагом. Под изображением – несколько слов на латыни. Передние ноги лошади были отломаны, а колонны по краям сильно повредило временем, и вся сценка потеряла смысл. Но в грубо вырезанном лице всадника даже угадывалась личность – длинный нос, широкий рот, характерные черты.

Гэвин потянулся, чтобы коснуться надписи, но, услышав, как входит Рейнольдс, отдернул руку.

– Пожалуйста, прикасайся, – произнес хозяин дома, – Оно здесь для того, чтобы доставлять удовольствие. Прикоснись.

Но после предложения потрогать эту штуку, желание пропало. Гэвин смутился, его как будто застигли на месте преступления.

– Давай же, – настаивал Рейнольдс.

Гэвин коснулся резного камня – холодного и шершавого.

– Римское, – пояснил Рейнольдс.

– Надгробие?

– Да. Найдено недалеко от Ньюкасла.

– А чье?

– Его звали Флавиний. Он был полковым знаменосцем.

То, что Гэвин принял за меч, при ближайшем рассмотрении оказалось штандартом. Тот заканчивался почти стертым узором: то ли пчела, то ли цветок, то ли колесо.

– Выходит, вы археолог?

– Отчасти. Я ищу места для экспедиций, иногда наблюдаю за раскопками, но большую часть времени восстанавливаю артефакты.

– Вроде этого?

– Римская Британия – моя страсть.

Он поставил бокалы, которые принес, и подошел к заставленным керамикой полкам.

– Это вещи я собирал долгие годы. До сих пор не могу прийти в себя от волнения, работая с предметами, которые веками не видели дневного света. Это как погрузиться в историю. Понимаешь, о чем я?

– Ага.

Рейнольдс взял с полки осколок.

– Разумеется, на все лучшие находки заявляют права крупные коллекции. Но если человек осторожен, ему удается сохранить несколько обломков. Римляне, какое же невероятное влияние они оказали! Инженеры, строители дорог, мостов.

Он внезапно рассмеялся над собственной вспышкой восторга:

– Ох, черт. Рейнольдс снова читает лекцию. Извини. Я увлекся.

Вернув черепок в нишу на полке, он занялся напитками и, лишь встав к Гэвину спиной, набрался храбрости, чтобы спросить:

– Ты дорого стоишь?

Гэвин колебался. Нервозность мужчины была заразительна, и внезапный переход разговора от римлян к цене за минет сбивал с толку.

– Зависит от обстоятельств, – ответил Гэвин.

– А… – сказал хозяин дома, по-прежнему занимаясь напитками, – ты имеешь в виду, это зависит от природы моих… пот… потребностей?

– Ага.

– Разумеется.

Он повернулся и протянул Гэвину здоровенный стакан водки. Безо льда.

– Я не взыскателен.

– А я не из дешевых.

– Не сомневаюсь, – Рейнольдс попытался улыбнуться, но улыбка не задержалась на его лице, – и готов хорошо тебе заплатить. Сможешь остаться на ночь?

– Вы этого хотите?

Рейнольдс глядел в свой стакан и хмурился.

– Полагаю, что хочу.

– Тогда да.

Настроение хозяина переменилось – нерешительность сменила внезапно вспыхнувшая уверенность.

– Выпьем, – предложил он и коснулся стакана Гэвина своим, полным виски. – За любовь, за жизнь и все прочее, за что стоит платить.

Двусмысленность замечания не ускользнула от Гэвина. Тип, похоже, глубоко увяз в том, чем занимался.

– За это я выпью, – сказал Гэвин и сделал глоток.

Дальше напитки потекли рекой, и уже на третьей порции водки Гэвин ощутил такую беззаботность, какой чертовски давно не испытывал. Он в пол-уха слушал рассказы Рейнольдса о раскопках и славе Рима, а сам витал в облаках, легкий, как перышко. Ясно, что ему предстоит пробыть тут до самого утра или, по крайней мере, до самой поздней ночи, так почему бы не выпить водку клиента и не насладиться чужими историями? Наверное, попозже – гораздо позже, судя по тому, насколько бессвязно бормотал чувак, – в темной комнате случится пьяный секс, а там и дело с концом. У Гэвина и раньше бывали подобные клиенты. Одинокие. Возможно, в поисках новой любви. Обычно им легко угодить. Этот парень платил не за секс, а за компанию. За еще одно тело, которое ненадолго разделит с ним его мир. Легкие деньги.

А потом раздался грохот.

Гэвин поначалу решил, что стучит у него в голове, но тут Рейнольдс поднялся, и рот у него начал подергиваться. Атмосфера благодушия растаяла.

– Что это? – спросил Гэвин и тоже встал, от выпитого в глазах у него поплыло.

– Все в порядке… – ладони Рейнольдса вдавили парня обратно в кресло, – останься здесь…

Шум усилился. Как будто в печи сжигали барабанщика, а тот молотил по стенкам.

– Прошу, пожалуйста, оставайся здесь. Это просто кто-то наверху.

Рейнольдс лгал, грохот доносился не сверху. Ритмичный стук шел откуда-то из глубин квартиры, то ускоряясь, то замедляясь, то вновь ускоряясь.

– Налей себе выпить, – уже от двери произнес покрасневший Рейнольдс. – Проклятые соседи…

Требовательный зов – а это, несомненно, был он – стихал.

– Всего минуту, – пообещал Рейнольдс и закрыл за собой дверь.

Гэвин и раньше вляпывался в дурные истории. С пройдохами, чьи любовники появлялись в неподходящий момент; с парнями, хотевшими избить его за вознаграждение; с один типом, которого обуяло чувство вины, и он разнес гостиничный номер. Всякое случалось. Но Рейнольдс был другим, ничто в нем не намекало на странности. В глубине души, в самой глубине, Гэвин тихонько напомнил себе, что и прочие вначале не казались плохими. А, к черту! Он отбросил сомнения. Если трястись всякий раз, когда уходишь с кем-то новым, то скоро совсем перестанешь работать. В какой-то момент приходится полагаться на удачу и инстинкт, а инстинкт подсказывал, что этот клиент не из припадочных.