Книги крови. I–III - [162]

Углы савана приняли грубую форму рук, таких, как подсказывала Ронни память. В новых условиях ему казалось естественным воссоздать свой прежний образ. Сначала он сделал руки, затем – пальцы, крупные, больше походившие на обрубки. Словно бледная копия Адама, сотворенная из ткани.

Стоило рукам появиться, и они тут же схватили патологоанатома за шею. Они ничего не осязали, и было сложно судить, с какой силой он давит на пульсирующие под кожей жилы, так что Ронни просто сжимал пальцы так усердно, как только мог. Лицо патологоанатома потемнело, а его сливовый язык вывалился изо рта, как наконечник копья, твердый и острый. В своем рвении Ронни сломал ему шею: она внезапно хрустнула, и голова повисла под пугающим углом. Поток пустых извинений давно иссяк.

Ронни позволил патологоанатому упасть на начищенный пол и уставился на сотворенные им руки через две крохотные дыры в покрытом пятнами полотне, заменявшие ему глаза.

В новом теле он чувствовал себе увереннее и, о боже, гораздо сильнее; он абсолютно без труда сломал ублюдку шею. Заняв это странное бескровное полотно, он освободился от человеческих слабостей.

Внезапно для себя он почувствовал, как его наполняет, вздымает ветер. Конечно, он мог летать, как простыня по воздуху, или, если ему так хотелось, принять форму кулака и избить мир до потери сознания. Его возможности были бесконечны.

И все же… Ронни чувствовал, что в лучшем случае пробудет в саване недолго. Рано или поздно тот захочет вернуться к привычному для него существованию, стать бесполезным куском ткани, и его истинная безвольная природа возобладает. Это тело не подарили ему, а лишь одолжили; ему оставалось как можно лучше воспользоваться им для мести. Он расставил приоритеты правильно. Для начала он найдет Майкла Магуайра и расправится с ним. Потом, если останется время, увидится с детьми. Но будет глупо явиться к ним в образе летающего савана. Гораздо лучше поработать над иллюзией человечности, посмотреть, получится ли ее усовершенствовать.

Он видел, какой эффект производят клятые складки: лица появляются на смятых подушках или куртке, висящей на двери. И даже более того, есть же Туринская плащаница, на которой чудесным образом отпечатались лик и тело Иисуса Христа. Бернадетт прислали открытку с плащаницей – каждая рана от копья, каждый ноготок на своем месте. Почему бы ему силой воли не сотворить такое чудо? Разве он сам не воскрес?

Ронни подошел к раковине и повернул кран, выключая воду, а затем поднял взгляд к зеркалу, чтобы посмотреть, как воплощается его воля. Ткань савана уже подрагивала и сминалась, меняя по его велению форму. Сначала появился лишь простой, грубо очерченный силуэт головы, как у снеговика. Две лунки глаз, запятая носа. Но он сосредоточился, вынуждая ткань растянуться до предела. И вуаля! Это правда сработало! Саван возмутился, но повиновался команде, сформировав изумительное подобие ноздрей и ресниц; верхнюю губу – и нижнюю. Он, словно ласковый любовник, воспроизвел по памяти черты утерянного лица, восстановил каждую деталь. И начал лепить цилиндр шеи, заполненный воздухом, но выглядящий обманчиво твердым. Ниже появлялись выпуклости мужского туловища. Руки были уже на месте; совсем скоро сформировались и ноги. Готово.

Его образ был воссоздан.

Идеала он не достиг. Начать хотя бы с того, что он был полностью белым, если не считать пятен, и ощущался полотном. Складки на лице, возможно, казались слишком резкими, словно кубистскими, и ему так и не удалось заставить ткань скопировать волосы и ногти. Но он подготовился к выходу в мир настолько, насколько вообще может подготовиться саван.

Настало время поднять занавес и встретиться со зрителями.

– Ты выиграл, Микки.

Магуайр редко проигрывал в покер. Он был слишком умен, а эмоции на потрепанном лице почти не считывались: пресытившийся взгляд налитых кровью глаз не выдавал ничего важного. Да, несмотря на его знаменитую репутацию победителя, он никогда не жульничал. Так он решил сам для себя. Если жульничаешь, победа теряет смысл. Она попросту превращается в воровство – а это для уголовников. А он просто-напросто бизнесмен.

Этой ночью он за два с половиной часа сорвал неплохой куш. Жизнь была хороша. Со смерти Кретина, Генри Б. и Гласса полиция слишком озаботилась убийствами, чтобы пристально следить за менее тяжкими преступлениями. Кроме того, в их карманы не переставая текло серебро – им не на что было жаловаться. Инспектор Уолл, его давний и проверенный собутыльник, даже предложил защитить Магуайра от явно бродившего на свободе сумасшедшего убийцы. Ирония этой ситуации пришлась Магуайру весьма по нраву.

Было уже почти три утра. Плохим мальчишкам и девчонкам пришло время отправляться по кроватям и смотреть сны о завтрашних преступлениях. Магуайр поднялся из-за стола, показывая тем самым, что на сегодня игра закончена. Он застегнул жилет и аккуратно затянул светло-лимонный шелковый галстук.

– Сыграем еще раз на следующей неделе? – предложил он.

Проигравшие игроки согласились. Они уже привыкли проигрывать боссу деньги, но не обижались. Возможно, немного грустили: они скучали по Генри Б. и Кретину. Раньше вечера пятницы проходили весьма оживленно. Теперь в воздухе витала подавленность.