Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд - [11]

В одиннадцать пятнадцать Кауфман вошел в вагон поезда, следовавшего через Мотт-авеню. В вагоне уже сидели двое пассажиров: пожилая негритянка в лиловом плаще и прыщавый подросток, тупо взиравший на потолок с надписью: «Поцелуй мою белую задницу».

Кауфман находился в первом вагоне. Впереди было тридцать пять минут пути. Разморенный монотонным громыханием колес, он прикрыл глаза Поездка была долгой, а он устал Поэтому он не видел, как замигал свет во втором вагоне, не видел и лица Махогани, выглянувшего из задней двери в поисках жертвы.

На 14-й улице негритянка вышла. Никто не вошел.

Кауфман приподнял веки, посмотрел на пустую платформу станции и вновь закрыл глаза. Двери с шипением ударились одна о другую. Он пребывал в безмятежном состоянии между сном и бодрствованием; в голове мелькали какие-то зачаточные сновидения. Ощущение было почти блаженным. Поезд опять тронулся и, набирая скорость, помчался в глубь туннеля.

Подсознательно Кауфман отметил, что дверь между первым и вторым вагонами ненадолго отворилась. Быть может, он почувствовал, как оттуда дохнуло подземной сыростью, и понял, что стук колес внезапно стал громче. Но он предпочел не обращать внимания на происходящее.

Возможно, он даже слышал шум какой-то возни, пока Махогани расправлялся с туповатым подростком. Но все эти звуки были слишком далеки, а сон был так близок. И Кауфман продолжал дремать.

Почему-то в своем сновидении он перенесся в кухню матери. Она резала репу и ласково улыбалась, отделяя крепкие, хрустящие дольки. Лицо ее буквально светилось, пока рука работала ножом Хрум. Хрум Хрум.

Вздрогнув, он открыл глаза. Его мать исчезла. Вагон был пуст.

Сколько продолжался сон? Он не помнил, чтобы поезд останавливался на 4-й западной улице. Все еще полусонный, он поднялся и чуть не упал, когда поезд сильно качнуло. Состав сейчас мчался со всей допустимой скоростью. Вероятно, машинисту не терпелось поскорее очутиться дома, в постели с женой. Они во весь опор летели вперед, и это, признаться, было весьма жутковато.

Окно между вагонами закрывали шторы, которых (насколько он помнил) раньше не было. Кауфман окончательно пробудился, и в его мысли закралось смутное беспокойство. Он заподозрил, что спал чересчур долго и служащие метро просмотрели его. Быть может, они уже миновали «Фар Рокуэй» и теперь состав направлялся туда, где поезда оставляют на ночь.

— Вот ведь блядство, — вслух сказал он.

Может, стоит пройти в кабину и спросить машиниста? Вопрос получился бы совершенно идиотским «Простите, вы не скажете, где я нахожусь?» В лучшем случае он услышал бы в ответ поток ругани.

А затем состав начал, тормозить.

Какая-то станция. Да, станция. Поезд вынырнул из туннеля на грязный свет 4-й западной улицы. Стало быть, он не проспал ни одной станции.

Но где же сошел тот пацан?

Либо он проигнорировал предупреждение на стене, запрещающее переходить из вагона в вагон во время движения, либо прошел вперед, в кабину управления.

«А вот это вполне возможно, — скривив губы, подумал Кауфман, — Пристроился, наверное, между ног у машиниста..»

Такие вещи не были редкостью. Как-никак, это был Дворец Услад, и тут каждый имел право на свою долю темной любви.

Кауфман еще раз криво усмехнулся и пожал плечами. В конце концов, какое ему дело до того, куда делся тот пацан?

Двери закрылись. В поезд никто не сел Тронувшись со станции, состав резко начал набирать скорость, и лампы в вагоне снова замигали.

Кауфман прикрыл глаза, пытаясь снова погрузиться в сон, но ничего не вышло. Внутри его бурлил адреналин, а пальцы даже чуть покалывало от нервной энергии. Видимо, он немало испугался, подумав, что поезд мог увести его невесть куда.

Чувства тоже обострились.

Сквозь стук; и лязганье колес на стыках он вдруг услышал звук разрываемой ткани, донесшийся из второго вагона Там что, кто-то рвет на себе одежду?

Поднявшись, он ухватился за поручень, чтобы вдруг не упасть.

Окно между вагонами было полностью зашторено. Нахмурившись, Кауфман принялся вглядываться в него, словно бы надеясь, что его глаза неожиданно обретут свойства рентгеновского аппарата. Вагон бросало из стороны в сторону. Состав стремительно мчался вперед.

Снова треск материи.

Может, там творится изнасилование?

Зачарованный этой мыслью, он медленно двинулся в сторону разделяющей вагоны двери, надеясь отыскать в шторе какую-нибудь щелку. Его взгляд был все еще прикован к окну, поэтому он не заметил крови, растекшейся на полу.

Но вдруг…

Нога поскользнулась, и он опустил глаза. Его желудок опознал кровь раньше, чем мозг, и выдавленный судорожным спазмом комок теста с ветчиной мгновенно подкатил к горлу. Кровь. Сделав несколько судорожных глотков спертого воздуха, Кауфман снова перевел взгляд на окно.

Рассудок говорил: кровь. От этого слова было некуда деться.

От двери его отделяло не больше двух шагов. Он просто обязан был заглянуть туда На его ботинке была кровь, и узкая кровавая полоска тянулась в следующий вагон, но он должен был посмотреть туда.

Заглянуть за дверь.

Кауфман сделал еще два шага и начал исследовать окно, все еще надеясь отыскать в плотной шторе какую-нибудь щель — хотя бы микроскопическую прорезь от нити, случайно вытянутой из ткани. И наконец он нашел искомое — крошечную дырочку — и приник к ней глазом.