Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [52]
Вспомнилось также, что, разбирая со своими учениками «Ионыча», я неизменно стремилась приглушить старательно подчеркиваемый в школе сатирический пафос текста, напоминая ребятам, что Ионыч, при всей его мясистой полноте, жадности и раздражительности, превосходный врач, профессионал с «громадной практикой», и если бы он плохо справлялся с медицинскими обязанностями, у него никогда не появилось бы «имение и два дома в городе». А Котик, так «безумно» обожавшая музыку и мечтавшая о славе, успехах и свободе, осталась на мели с «несмелыми и виноватыми» манерами. Если есть в этом рассказе беспощадность, то это беспощадность не сатиры, а горечи и понимания.
Пьесы же Антона Павловича доставляют мне наслаждение во все времена года и жизни. Их гениальный абсурдизм позволяет влить в текст любое содержание, и следить за переливами интерпретации чеховского текста разными режиссерами и на разных сценах – большое и поучительное удовольствие. Обращаясь к «Вишневому саду», я наглядно показывала ребятам, как не надо выстраивать диалог: в пьесе никто никого не слышит, ни один герой на свое давшееся ему с трудом, подлинно искреннее и задушевное высказывание не получает ответа, и, конечно, крушение такого мира не только трагично, но и заслуженно, а то, что Чехов упорно называл свою последнюю пьесу комедией, кажется оправданным и справедливым.
На исходе первая четверть века XXI, а цельной, устоявшейся, пригодной для преподавания на десятилетия вперед литературной панорамы XX века так и не сложилось. Практике школьного образования противопоказаны слишком частые изменения в корпусе литературных произведений, предназначенных для изучения. При всей моей приверженности к свободе содержания и формы образовательного процесса, постоянство этого корпуса необходимо: по сложившейся в России традиции, во многом именно благодаря ему формируются объединяющие нацию гуманитарные концепты – этические, эстетические, эмоциональные. К сожалению, при отсутствии общепринятой и непротиворечивой концепции исторического пути России в многострадальном XX веке надежды на появление устойчивого литературного маршрута для школьников почти не остается.
И все-таки да здравствуют перемены! К несомненным плюсам современной школьной программы по литературе относится реабилитация Серебряного века. В мои 1960-е нельзя было даже подумать о присутствии на уроках произведений Вл. Соловьева, Вяч. Иванова, Ф. Сологуба, Н. Гумилева, В. Ходасевича, З. Гиппиус, М. Волошина, Н. Клюева. Да что там, ни звуком не упоминались ни Цветаева, ни Мандельштам, ни Пастернак. Чуть-чуть слышалась Ахматова. Оставалось довольствоваться, как мы шутили, четырьмя «Б»: Блок, Белый, Брюсов, Бальмонт.
Наши замечательные «оттепельные» учителя – снова с нежностью воздаю им должное! – старались забрасывать в классы удочки с заманчивой наживкой: читали полностью или в отрывках стихи запретных авторов. Происходило это не так уж часто, но след оставляло неизгладимый. Позже я сама буду так действовать уже со своими учениками, стремясь любой ценой пробудить в них желание осваивать неизвестные образные и эмоциональные пространства. Персоналии, разумеется, со временем меняются. В последние годы, например, с большим аппетитом воспринимаются ребятами Верочка Полозкова и Дмитрий Быков…
Еще один весомый плюс постсоветских литературных программ: новая трактовка старых классиков. Скажем, суперпочитаемый в советской школе Горький, по моим наблюдениям, сильно померк в глазах ребят как художник, но зато стало возможным и доступным евангельское прочтение «Матери», а вместо восторженных ахов над песнями о Соколе и Буревестнике – обращение к «Несвоевременным мыслям». Кстати, пародии на «Песню о Буревестнике» подпольно читались и в мои молодые годы, причем особенно популярна была принадлежащая д’Актилю (Анатолию Френкелю):
Были дни:
Среди пернатых, призывая и волнуя, реял гордый Буревестник, черной молнии подобный, и вопил – обуреваем духом пламенного бунта:
– Бури! Бури! Дайте бурю! Пусть сильнее грянет буря!
Напророчил Буревестник несказанные событья:
Буря грянула сильнее и скорей, чем ожидалось. И в зигзагах белых молний опалив до боли перья, притащился Буревестник, волоча по камням крылья:
– Так и так, мол. Буревестник. Тот, который… Честь имею.
И сказали буйной птице:
– Мы заслуги ваши ценим. Но ответьте на вопросы общепринятой анкеты: что вы делали, во-первых, до 17-го года?..
Вообще пародии – неоценимый материал для углубления знаний об известных литературных именах. Господи, как не хватает юмора и смеха на школьных гуманитарных уроках! Когда я приносила на занятия знаменитый сборничек «Парнас дыбом», созданный тройкой великолепных остроумцев – Э. С. Паперной, А. Г. Розенбергом и А. М. Финкелем, аудитория радостно оживлялась и потирала ладони. В 1980-е и 1990-е широко распространились пародии Ю. Левитанского, Л. Филатова и других. А в 1960-е невероятно популярной была последняя страница толстой «Литературной газеты», та, на которой размещались юмористические и пародийные материалы «Клуба 12 стульев»; именно там из номера в номер публиковался «роман века» «Бурный поток», принадлежащий перу «людоведа и душелюба» Евгения Сазонова…
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.