Книга запретных наслаждений - [34]

Женщины отправились в долгий поход и расселились по разным городам. Они во всем обходились без мужчин — их использовали, только чтобы из поколения в поколение продолжать род. Девочек, рождавшихся в общине, воспитывали в соответствии с древними правилами из глиняной книги Шуанны. А мальчиков бросали на произвол судьбы или, смотря по обстоятельствам, приносили в жертву во славу Иштар или ее различным воплощениям: Инанне в Шумере, Анаит в Армении, Астарте в Ханаане и Финикии, Афродите в Греции, Изиде в Египте. Наследницы Шуанны побивали детей мужского пола до тех пор, пока — с помощью науки либо ведовства — не добились того, что у них стали рождаться только девочки. Этот новый секрет женщины добавили в книгу, завещанную Шуанной, вместе с другими тайнами, которые прибавлялись от поколения к поколению.

На протяжении веков, сообразно меняющейся ситуации, этим женщинам приходилось то возвращаться к положению обычных проституток, то снова становиться жрицами при храме; бывало даже и так, что их новая религия исключала проституцию, но они всегда оставались верны заветам Шуанны. Куда бы они ни отправились, они неизменно несли с собою глиняные скрижали, тщательнейшим образом сокрытые ото всех, кто не входил в их секту. Позже они заменили глиняные таблички пергаментными свитками — этот материал из обработанной кожи был намного прочнее, его было куда удобнее переносить и прятать.

Несчетные поколения наследниц изначальной группки, основавшей маленький бордель в предместье Вавилона, испытывали преследования, канонизацию, казни, вожделение и новые этапы поклонения. В Греции появились жрицы-пифии, или пифонисы, — пророчицы при оракуле; в Помпеях — лучшие проститутки из всех проституток; в Риме — девственницы-весталки, которым было доверено поддержание священного огня до тех пор, пока они не перестали быть девственницами и не ввергли себя в пламень сладострастия. В Иудее они снова стали проститутками, водительствовала ими Мария Магдалина. Они сделались и христианками, но никогда не забывали уроков Шуанны. Святой Павел направлял им послания, в которых признавал их жрицами. Они были монашенками различных конгрегаций, их представительница Иоганна Ингельхайм, [43]рожденная в Майнце и выдававшая себя за мужчину, вошла в историю под именем папы Бенедикта Третьего. С тех пор эти женщины поселились в Майнце, где и основали Монастырь Священной корзины.

Вот она линия наследования — со времени далекого основания в Вавилоне, в 1800 году до Рождества Христова, от Шуанны и до Ульвы, ее достойнейшей наследницы в веках, которой было поручено заботиться о тайной книге и беречь ее от любопытных, разбойников и, самое главное, от убийц.

26

Обвинитель спустился с кафедры и молча направился к судьям. Проходя мимо них, он наградил каждого тревожным взглядом, точно желая возложить на них ответственность за мрачное будущее всего человечества. А потом он подошел к обвиняемым, остановился перед Гутенбергом и вопросил трибунал:

— Так кто же на самом деле этот человек? Неужели перед нами — как он сам утверждает — Божья десница, проводник истины? Господа судьи, спешу предупредить вас, что обвиняемый наверняка заявит, что единственной задачей его изобретения было распространять Слово среди простецов.

Зигфрид из Магунции ловко предвосхитил единственный аргумент, которым могли бы воспользоваться злоумышленники: они занимаются вовсе не подделкой, а осваивают новую технологию, упрощающую производство книг. И прокурор решил завершить этот спор еще до его начала:

— Ваши преподобия, если дело обстоит именно так, то мне непонятно, отчего они трудились скрытно, таясь от людей, пряча и оберегая свои злокозненные деяния от надзора властей. Господа судьи, доказательством моей правоты служит ужасное святотатство, на которое пошел преступник, воздвигнув свой потайной дьявольский храм в священных покоях аббатства. Он осмелился привести Сатану в святейшие дома Господа! Так каким же словом, господа судьи, именовать нам это преступление?

И тогда Гутенберг вспомнил тот день, когда он карабкался на мрачную обрывистую гору, склоны которой скорее принадлежали не Богу, но дьяволу.

Угодив в ловушку на горе, Иоганн заметил, что костяшки пальцев у него кровоточат, и только тогда понял, что колотил по человеку из камня. Постепенно он разобрался, что его держит поваленная статуя, наполовину ушедшая в землю, наполовину укрытая листвой. Из густой зелени высовывалась вытянутая рука, и вот по воле Провидения край мантии Гутенберга зацепился за каменные пальцы. Когда Иоганн наконец разглядел, что его не отпускает святой Арбогаст, он разразился громоподобным смехом, высвобождая накопившиеся страхи. Он вознаграждал себя за собственную глупость безбрежной радостью. Однако эта эйфория продолжалась недолго.

Как только Гутенбергу удалось освободить мантию от поваленной статуи, он подобрал светильник и продолжил подъем. По его расчетам, вершина была уже совсем близко. Гравер был возбужден, голова кружилась, и вот он заметил, что ноги его ступают не по твердой земле, а по зыбкому ложу из сплетенных ветвей. Иоганн попытался утвердиться на одном из скальных выступов, но, как только он сделал шаг, ветви под ним затрещали, и он провалился в черный колодец, которому, казалось, не было конца. Падение Иоганна замедлялось буйной растительностью, и вот наконец он рухнул на твердую и ровную поверхность — никакой больше зыбкости и шаткости в отличие от того, что было там, наверху. От удара тело болело так, что Гутенберг не мог встать. Он поднял светильник над головой и увидел вокруг себя кошмарное зрелище: он оказался в жуткой комнате, где повсюду были разбросаны человеческие кости.