Книга заклинаний - [10]

– Говоришь, этот мальчик живет с миссис Дьюи?

– Да. Его зовут Резерфорд Дьюи.

– Тогда тебе не стоит особенно об этом беспокоиться, – подытожил Горацио, уткнувшись носом в одеяло.

– Но я все равно беспокоюсь! – возразила Олив. – Никак не могу перестать об этом думать. – Она осторожно тронула шерстку кота пальцем ноги. – Горацио, я точно больше не засну. Давай сходим навестить Мортона? Совсем ненадолго? Пожалуйста!

Горацио отодвинулся от пальца.

– Ну пожалуйста!

Кот сурово посмотрел на Олив:

– Если я тебя отведу, ты обещаешь, что остаток ночи не станешь спихивать меня на пол?

– Да. Я даже лягу поперек кровати.

– Хорошо! – Горацио легко спрыгнул на половицы и исчез за дверью. Девочка поспешила за ним, только обернулась на секундочку, чтобы укрыть Гершеля одеялом.

Коридор второго этажа освещали лишь квадраты лунного света, льющегося из далеких окон. Горацио бежал по толстому ковру совершенно беззвучно. Олив на цыпочках кралась следом, прислушиваясь к скрипам и шорохам дома и стараясь занимать в темноте как можно меньше места.

Они остановились перед изображением Линден-стрит.

– Хватайся, – скомандовал Горацио.

Олив взяла его за хвост, и в то самое мгновение, как пальцы коснулись кошачьего меха, картина ожила у нее на глазах. По укутанной туманом траве побежали волны легкого ветерка. Далеко-далеко в окнах домов, дрожа, замерцали огни. Горацио перепрыгнул через раму, увлекая за собой Олив. Со знакомым ощущением, словно она скользит в теплом желе, девочка просунула в полотно голову, потом плечи, а следом вся целиком нырнула за нижнюю планку рамы.

Оказавшись по ту сторону картины, она плюхнулась в росистую траву. Рама висела в воздухе над головой. Горацио, который, конечно же, приземлился на лапы, уже направлялся по мягкому зеленому холму в сторону улицы. Там, будто радушные маяки, светились фонари. Олив встала и поспешила за ним.

В мире Мортона всегда царил вечер. Нарисованную Линден-стрит окутывали блеклые, туманные сумерки, небо никогда не темнело и не светлело. На этой улице никто не спешил ложиться спать, садиться за ужин, надевать пижаму. На самом деле, поскольку большую часть людей заманили в эту картину Олдоса МакМартина прямо из постелей, они все и так уже были одеты в домашнюю одежду.

Когда Олив оказалась здесь в первый раз, на улице царила зловещая пустота, а через крошечные окошки в закрытых дверях на нее недоверчиво глядело множество лиц. Теперь люди глядели на нее с улыбкой. Во многих окнах через задернутые шторы пробивался приглушенный свет свечей или лампы. Несколько человек даже сидели у себя на верандах, поскрипывая качелями в серебристом тумане. Один старик в ночном колпаке приветственно поднял руку. Олив помахала в ответ.

Горацио быстро бежал по тротуару мимо пустого участка, где стоял бы большой каменный дом, если бы Олдос МакМартин его нарисовал, к высокому сероватому зданию по соседству.

– Я иду искать! – крикнул кто-то.

Олив подскочила. Горацио ощетинился.

За углом серого дома раздался смех. Почти не задумываясь, Олив пригнулась в росистой траве, стараясь, чтобы ее не было видно. Мгновение спустя вдоль стены пронесся маленький мальчик в длинной белой ночной рубашке, тяжело дыша и хихикая, с вытянутой вперед рукой, словно пытался поймать что-то прямо у себя перед носом. Почти белоснежные волосы мальчика вихрами торчали в разные стороны, а круглое, бледное лицо напоминало улыбающуюся луну.

Хорошенько размахнувшись, мальчик хлопнул ладонью по воздуху перед собой, споткнулся о подол ночной рубашки и со смехом растянулся на траве.

– Ладно! – воскликнул он, поднимаясь на ноги. Трава, на которую он приземлился, тоже поднялась и расправилась. – На этот раз ты выиграл.

Олив поморгала и тщательно осмотрела весь газон, но по-прежнему не видела никого, кроме мальчика в белой ночной рубашке. С кем же он разговаривал?

– Значит, я опять вожу, – объявил мальчишка в пустоту и подбежал к перилам крыльца. – Считаю до ста. На старт, внимание, МАРШ! – Он опустил лицо в ладони и начал считать.

Новоприбывшие обменялись неуверенными взглядами. Еще раз медленно обведя глазами двор, Олив на цыпочках подошла к крыльцу.

– Эй… Мортон!

– Двадцать восемь…Что? – Мальчик в ночнушке поднял глаза, и на его круглом, бледном лице мелькнула улыбка. – Олив! – воскликнул он. Улыбка исчезла. – Я из-за тебя сбился.

– Извини. Ты в прятки играешь?

– Ага, – засиял Мортон, спрыгивая вниз по ступенькам. – Я вожу.

Девочка снова огляделась. В нескольких домах от них только пожилая женщина раскачивалась на крыльце в кресле-качалке. И она определенно не пыталась спрятаться.

– Но… Мортон… с кем ты играешь?

– С друзьями, – уверенно ответил он. Прозвучало это так, будто в конце должно было стоять непроизнесенное «естественно».

– Я тут никого не вижу, – сказала Олив.

– Ясное дело, не видишь. Они невидимые, – объяснил Мортон.

– Невидимые? – переспросила Олив. – В смысле… э-э-э… воображаемые?

Мальчишка пожал плечами, схватился за нижний столбик перил и покачался туда-сюда.

– Может быть. Но зато они со мной играют. И почаще, чем некоторые. Хоть даже эти некоторые и не воображаемые, а видимые