Книга юности - [7]

— А вам на что? — ответил я. — Отпустите.

— Фамилия? — настойчиво повторил он с угрозой в голосе.

Я назвал себя, показал, где живу. Его рука оставалась на моем плече.

— Зачем ты ходил на кладбище? Что делал там? Я замялся: не мог же я так сразу открыть ему нашу тайну. Кто знает, откуда он, чей, с какой стороны?

— Пойдем, — сказал он, до боли сжал мою руку в запястье и повел меня за линию железной дороги мимо вокзала в город. У мостика в одном из переулков дожидалась коляска, мы сели и поехали. Он и в коляске держал меня за руку.

— Вы из ЧК? — спросил я. Он не ответил.

ЧК тогда помещалось на улице Карла Маркса.

Коляска мимо часового въехала во двор. Через минуты две мы очутились внутри здания, в большом просторном коридоре с одной-единственной дверью в конце, с двумя железнодорожного типа деревянными диванами перед нею. Здесь мой спутник поручил меня какому-то другому человеку, а сам вошел в дверь и плотно прикрыл ее за собою. Я успел приметить, что дверь была двойная, обитая изнутри войлоком и клеенкой.

Второй чекист, карауливший меня, был так же молчалив, как и первый. А я сидел и раздумывал о своей судьбе. Нельзя сказать, чтобы я особенно перепугался: за мною стоял Рудаков.

Первый чекист выглянул из двери и пальцем подал мне знак войти. Я вошел и увидел за большим письменным столом самого Пастухова, председателя Ферганской областной ЧК. Он посмотрел на меня внимательным, каким-то странно блестящим взглядом, только потом я сообразил, что его глаза раскалены бессонницей.

— Зачем вы ходили на кладбище? — спросил он. — Имейте в виду, у нас говорят только правду.

Мне скрывать было нечего, я рассказал ему чистую правду.

— Можете спросить Анатолия Воскобойникова и Степана Позднякова, — закончил я. — И самого Рудакова можете спросить.

— Так за каким же бесом ты поперся на кладбище? — сказал Пастухов, переходя на «ты». — Зачем?

— Посмотреть, — простодушно ответил я.

— Чего там смотреть! Винтовки и есть винтовки, разве не видел?

— Я не сообразил, что вы уже взяли кладбище под наблюдение.

— А что же мы здесь сидим, по-твоему, — чтобы мух ловить? Ведь ты мог сорвать нам операцию, и, возможно, сорвал уже. Вот тогда мы с тобой поговорим иначе. Поезжай за Рудаковым, — закончил Пастухов, обращаясь к моему чекисту.

Меня опять вывели в коридор, сдали под охрану. Через час привезли Рудакова. Я встал, увидев его, он ничего не сказал мне, только укоризненно покачал головой.

Вскоре меня вторично вызвали к Пастухову. В кабинете пахло рудаковским табаком — он сам выращивал его, мы, мальчишки, знали этот запах, потому что снабжались куревом от Рудакова, с его огорода, но без его ведома.

— Ну ладно, — сказал Пастухов. — На первый раз прощается. Так вы на рыбалку собрались, на мост. Чего же не поехали?

— Да задержались с этим делом, червей не успели накопать, а поезд уже ушел.

— Завтра в семь утра будет поезд, — сказал Пастухов. — Вот и поезжайте. А червей накопаете на мосту. В крайнем случае сомят можно ловить на сырое мясо. Берут, очень даже хорошо берут, особенно если его протушить слегка, чтобы запах был. Это уж верное дело, я много раз так ловил, и успешно.

Зазвонил телефон, висевший на стене сбоку. Пастухов, не поднимаясь из кресла, снял трубку. «Да, слушаю». Он сразу стал другим, выступили скулы на лице. «Давайте его ко мне…» Голос его сделался опять колючим, чекистским. Он повесил трубку, хмуро посмотрел на меня.

— Никому не говорить, что был в ЧК. Все, идите.

Мы вышли, Рудаков и я. В коридоре нам повстречался какой-то небритый человек с бледно-желтым лицом, руки его были заложены за спину. Сзади шел конвоир с наганом в руке. Дверь бесшумно раскрылась перед ними и снова закрылась.

В коляске на пути к дому Рудаков всю дорогу ворчливо ругал меня, под конец смилостивился, простился за руку. Приказал рано поутру поднять Толю, Степана и быть к поезду точно за пятнадцать минут до отхода.

— Я тоже с вами поеду, захотелось что-то порыбалить, — сказал Рудаков. Непривычный ко лжи, да еще перед мальчишкой, он при этих словах смотрел куда-то в сторону и поверх моей головы. Я сразу понял: они с Пастуховым решили убрать нас таким хитрым способом из Коканда. На всякий случай, спокойнее будет. Я про себя усмехнулся, очень довольный, что проник в их замыслы. К этому примешивалось и тщеславие: значит, я важная персона, если меня сопровождает в кратковременное и приятное изгнание сам Рудаков! С полным достоинством я пожал его жесткую руку и удалился, уже нисколько не жалея, что побывал в ЧК.

Рудаков действительно поехал с нами. Часам к десяти следующего дня мы были на мосту и сразу отправились копать червей. На кухне дали нам кусок мяса, его не требовалось протушивать, оно и так изрядно попахивало. Вопреки утверждениям Пастухова сомята на мясо не брали, зато бойко брали на червя. Рудаков не пошел с нами на рыбную ловлю, отговорился делами. Вернувшись к вечеру, мы его уже не застали: он уехал на мотодрезине, присланной за ним из Коканда.

Командир мостовой охраны сказал, что мы должны пробыть на мосту в его подчинении три дня и чтобы даже не думали удрать с поездом. Он приказал нам каждый вечер при прохождении кокандского поезда быть у него на глазах.