Книга юности - [11]
Вот здесь-то и произошло событие, круто повернувшее всю мою жизнь. На последней минуте левый крайний «Урака» направил мяч вдоль наших ворот. Но вовремя выскочивший вратарь «Техникума» Келюшенко поймал мяч перед самым носом Лактионова, центрального нападающего «Урака». И не успели мы наградить аплодисментами ловкого вратаря, как Лактионов коротко и резко рукой выбил мяч из рук вратаря на землю, а оказавшийся рядом второй нападающий, Ашот Григорян, забил гол в пустые ворота.
Это беззаконие произошло мгновенно, многие зрители даже и не заметили. Судья оказался далеко и тоже не заметил. Но мы, сидевшие вблизи ворот, все отлично видели.
Зрители взревели. Болельщики «Урака» ликовали, «Техникума» негодовали.
Но судья засчитал гол, и тут же раздался финальный свисток.
Вслед за финальным свистком наш вратарь Келюшенко дал в ухо центральному нападающему Лактионову.
Началась драка. Их растащили.
Зрители разошлись, гордо удалились и беззаконные победители, на плацу остались только мы, техникумцы. Что могли мы сделать, как восстановить попранную справедливость? Ничего мы не могли сделать, нам оставалось довольствоваться плюхой, что залепил Лактионову наш вратарь.
И все-таки справедливость была восстановлена, и это сделал я.
Вернувшись поздно вечером домой, я поделился своим негодованием с домашними. Отзвука не получил: ни мать, ни отец, ни сестры не интересовались футболом. Я ушел спать на крышу сарайчика.
Проснулся я рано, солнце только всходило. Вспомнил о вчерашнем футболе, жаркая волна негодования опять захлестнула меня. Вот здесь-то, на крыше в этот рассветный прохладный и розовый час и осенила меня догадка: газета!
Откуда и как пришла ко мне эта мысль, непонятно. До сих пор я никогда ни в шутку, ни всерьез не думал о печати. Я готовился быть железнодорожным техником, впоследствии, может быть, при удаче — инженером. Но газета, печать!.. Удивительно!
Сначала я, лежа на крыше, тщательно обдумал статью о беззакониях «Урака». Я припомнил все грехи этой команды по крайней мере за два сезона. Когда я слез с крыши и пошел пить чай, статья была в уме уже готова.
Не так-то легко оказалось изложить ее на бумаге. Слова упирались, путались, повторялись и не вязались. Это было мне первым предупреждением о терниях на пути литератора, но я не внял. А слова и по сей день продолжают мучить меня — упираются, путаются, повторяются и не вяжутся. И ничего с этим не поделаешь — такая моя судьба.
С превеликим трудом я все-таки написал статью. Перечитал вслух и горестно убедился, что она чудовищно велика и никак не соответствует ни тоном, ни объемом действительному значению факта. Настолько-то я соображал. Но переделывать статью не нашел в себе сил. Да и не было никакой уверенности, что самый факт может заинтересовать газету, хотя бы он и был описан по всем правилам газетного ремесла.
Я подписал статью псевдонимом Бодрствующий. Было уже часа четыре, через час закрывалась почта. Я чувствовал себя ослабевшим и странно вялым — от непривычной умственной работы, как я подумал тогда. Теперь-то я знаю, что это был рубеж, переход из мальчишества в юность, и мое таинственное скрытое «я» отозвалось на поворот судьбы.
Через полчаса все было кончено. Квитанция в приеме заказного отправления лежала у меня в кармане. А вечером я гулял и веселился в городском парке, начисто забыв о статье и газете.
Прошло пять дней, а шестой принес мне удар. Удачу и удар одновременно. Статья, превратившаяся под чьим-то искусным пером в заметку на тридцать строк, была напечатана. И внизу красовался мой псевдоним — «Бодрствующий». Правда, от меня в заметке сохранилось не больше трех фраз, но подпись была моя.
Весь этот день да и несколько следующих я пребывал в странном, беспокойном и светлом оцепенении духа. Без конца перечитывал заметку, и она казалась мне все лучше и лучше. И главное — подпись: «Бодрствующий». Это ведь я «Бодрствующий». Самый факт, которому посвящалась заметка, отошел в тень, все заслонила подпись.
Впервые увидеть свое слово напечатанным! Я безвозвратно погиб для железнодорожной службы, мне предстояла иная судьба.
Но это были отдаленные последствия заметки, отдаленные и пока еще неясные. А помимо них и независимо были еще последствия ближайшие.
Коканд взволновался. Я имею в виду футбольный Коканд и наш техникум. Распространились слухи, что команда «Урак» и судья совместно пишут опровержение. Наша техникумская команда срочно, боясь опоздать, написала подтверждение. Заварилась каша. Все спрашивали друг друга — кто этот Бодрствующий? Одни говорили о нем со злобой, другие — с похвалой. А я молчал. Все труднее было мне молчать. В конце концов, распираемый тщеславием, я не выдержал и признался ближайшему другу Толе Воскобойникову.
Толя сначала не поверил и, моргая белыми телячьими ресницами, сказал:
— Брось трепаться. Это кто-нибудь из Ташкента, из редакции, был на футболе.
Я повел Толю домой, показал черновики статьи и квитанцию с почты. В квитанции было написано: «Ташкент. Редакция «Правды Востока». Тогда Толя поверил, посмотрел на меня каким-то нехорошим, тягучим взглядом и сказал:
Пятый десяток пошел Ходже Насреддину. Он обзавелся домом в Ходженте и мирно жил со своей женой и семью ребятишками. Его верный спутник в былых странствиях – ишак – тихо жирел в стойле. Казалось ничто, кроме тоски по былой бродячей жизни, не нарушало ставшего привычным уклада.Но однажды неожиданная встреча с необычным нищим позвала Насреддина в горы благословенной Ферганы, на поиски озера, водой которого распоряжался кровопийца Агабек. Казалось бы, новое приключение Ходжи Насреддина… Но на этот раз в поисках справедливости он обретает действительно драгоценное сокровище.Вторая книга Леонида Соловьева о похождениях веселого народного героя.
Есть книги, которые становятся подлинно народными. Их читают с увлечением люди разных возрастов и разных характеров, читают, улыбаясь и хохоча, чтобы вдруг задуматься, взгрустнуть и понять то, что не приходило им в голову раньше. К числу таких славных и мудрых книг относится «Повесть о Ходже Насреддине» — Главная книга писателя Леонида Соловьева, удивительный сплав сказки, были и философских мечтаний, воплощенных в земные образы.
Драматургическая дилогия Виктора Витковича и Леонида Соловьева «Здравствуй, Ходжа Насреддин» включает пьесы «Веселый грешник» и «Очарованный принц». Их герой, известный персонаж восточных легенд Ходжа Насреддин – защитник бедняков и достойный противник хитроумных мошенников «с положением». Первая часть дилогии отличается остроумием, добрым и жизнерадостным настроением, вторая написана в несколько ином, более философском стиле.
«Мир приключений» (журнал) — российский и советский иллюстрированный журнал (сборник) повестей и рассказов, который выпускал в 1910–1918 и 1922–1930 издатель П. П. Сойкин (первоначально — как приложение к журналу «Природа и люди»). С 1912 по 1926 годы (включительно) в журнале нумеровались не страницы, а столбцы — по два на страницу (даже если фактически на странице всего один столбец). Однако в номерах 6, 7, 8 и 9 за 1926 год было сделано исключение для романа «Нигилий», текст которого печатался на полную страницу.
Ходжа Насреддин, веселый бродяга тридцати пяти лет от роду, в зените своей славы возвращается в Бухару. Он остр на язык и гибок умом, он любит простых людей и ненавидит несправедливость. Недаром от одного его имени трепещут правители средней Азии.Но в родном городе его не ждет спокойная жизнь. Эмир Бухары и его приближенные не дают жизни своим подданным.Первая книга Леонида Соловьёва о похождениях веселого народного героя, основанная на народных анекдотах о великом защитнике простого люда Ходже Насреддине.
Летом 1942 года моряки Черноморского флота воинским эшелоном возвращались в свои экипажи. Неожиданно путь эшелону преградил немецкий десант. Краснофлотцы приняли бой, но, вынужденные далее следовать своим ходом, организовали отряд во главе с Иваном Никулиным — и продолжили свой путь по немецким тылам к Чёрному морю.В основе повести — реальный факт из публикации газеты «Красный флот».
В книгу Александра Яковлева (1886—1953), одного из зачинателей советской литературы, вошли роман «Человек и пустыня», в котором прослеживается судьба трех поколений купцов Андроновых — вплоть до революционных событий 1917 года, и рассказы о Великой Октябрьской социалистической революции и первых годах Советской власти.
В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.
Историческая повесть М. Чарного о герое Севастопольского восстания лейтенанте Шмидте — одно из первых художественных произведений об этом замечательном человеке. Книга посвящена Севастопольскому восстанию в ноябре 1905 г. и судебной расправе со Шмидтом и очаковцами. В книге широко использован документальный материал исторических архивов, воспоминаний родственников и соратников Петра Петровича Шмидта.Автор создал образ глубоко преданного народу человека, который не только жизнью своей, но и смертью послужил великому делу революции.
Роман «Доктор Сергеев» рассказывает о молодом хирурге Константине Сергееве, и о нелегкой работе медиков в медсанбатах и госпиталях во время войны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Из предисловия:Владимир Тендряков — автор книг, широко известных советским читателям: «Падение Ивана Чупрова», «Среди лесов», «Ненастье», «Не ко двору», «Ухабы», «Тугой узел», «Чудотворная», «Тройка, семерка, туз», «Суд» и др.…Вошедшие в сборник рассказы Вл. Тендрякова «Костры на снегу» посвящены фронтовым будням.