Книга теней - [220]

Шрифт
Интервал

Лошади были необычно возбуждены, встревожены чем-то. Я опасалась, что они встанут на дыбы и мне тогда не совладать с ними. Остановив берлин, я спустилась с козел, чтобы накормить лошадей кусками моркови и редиса, которыми загодя набила карманы кучерского камзола. Это, кажется, если не успокоило, то развлекло их. Я отошла от лошадей, размышляя, то ли они мне внушают страх, то ли я просто боюсь идти прямо к могиле.

Подойдя к ней поближе, я увидела, что низкорослые кусты вереска убраны, а верхний слой песчаного грунта взрыхлен, и похоже, руками. У изголовья могилы лежало небольшое распятие из белого мрамора, – по крайней мере, оно когда-то было белым, а теперь покрылось темными пятнами, края его растрескались. Если бы крест стоял вертикально (а его положили на землю явно с умыслом), то доходил бы мне до голени, не выше. Надписи на распятии не было. По давней привычке я перекрестилась.

Странную смесь чувств испытывала я: раздражение, и надежду, рвение и сознание собственной праведности, словно была крестоносцем; в голове звучало: «Мне отмщение, и Аз воздам». Ощущала прилив сил: сейчас вернусь к берлину, возьму лопату и мешки с освященной землей и начну… Но застыла как вкопанная, увидав призраков на узкой дороге, позади берлина. Их фигуры, словно освещенные изнутри, ярко выделялись во мраке новолуния – я не могла найти этому объяснения. (На море мне приходилось видеть пятна света, испускаемого некоторыми морскими тварями. Возможно, и призраки, столь зависимые от воды, светились в ту ночь схожим образом, не знаю…) Хочу добавить: я не имела ни малейшего представления, что делать с этой землей и лопатой, если бы стала копать, не дождавшись отца Луи. Я содрогаюсь при мысли, что могла бы обнаружить, если бы взялась за дело сама: ведь и то, что мы извлекли из могилы, было достаточно ужасно.

Странно, но, увидев призраков, я подняла глаза к небу, раскинула руки и запрокинула лицо, словно ожидала дождя. Я пыталась оценить силу ветра, как будто прислушиваясь к приближающейся буре. Но было тихо. Мертвая тишина. А что если Мадлен вернула реку в берега, успокоила ее, если именно призраки, уж не знаю, намеренно или нет, ускоряли подъем воды в ней?

Мы стояли, разделенные дорогой, призраки – рука об руку. Их очертания были четкими и зловеще яркими, словно они отражали лунный свет. Священник был в своем обычном черном одеянии, белый воротничок, казалось, отливал серебром. На Мадлен – все те же холщовые лохмотья, и хотя я привыкла видеть ее в них, но только теперь поняла, что это были клейкие, пропитанные воском клочья того платья, в котором ее хоронили.

И тогда мне пришло в голову, что я никогда не видела, как призраки прикасаются друг к другу. Предполагала, что для них это невозможно, но ведь касались же они меня иногда. И вот они стояли передо мной, взявшись за руки с какой-то детской невинностью. Они казались грустными и испуганными, но им, как и мне, похоже, хотелось поскорей приступить к делу. Мысли их, очевидно, текли по одному руслу, потому что они произнесли хором: «Ты пришла». Их голоса, слившиеся в один, разорвали тишину, рассекли ее как клинком.

– Да, пришла.

– Спасибо.

–  У тебя есть… освященная церковью земля?

Казалось, отец Луи рассержен из-за того, что вынужден задавать этот вопрос. Конечно, он на меня сердился: его возмущала сама необходимость прибегнуть к силе, скрытой именно в этой земле.

– Да. – Я сделала жест в сторону стоявшего позади них экипажа, где лежали мешки.

– Хорошо, – сказал отец Луи. – Давай ее сюда.

– Пожалуйста , – добавила Мадлен, улыбнувшись и потянув священника за руку.

– Пожалуйста, – повторил он за ней. – Ты хорошо поработала, ведьма, накопала эту землю, привезла ее сюда. Благодарю тебя. – Он взглянул на Мадлен. – Мы оба тебя благодарим.

И вот мы втроем стоим у могилы. Лопата у меня в руках, мешки лежат по обе стороны. Все молчат. Слышится отдаленный лай одичавших собак, – к счастью, он не приближается. Неподалеку кричит ворон, и крик его успокаивает меня, придает уверенность.

Наконец мне велено начинать копать.

Земля песчаная, сухая и легкая. Эта долина избежала наводнения. Я вспомнила, что не повстречала ни реки, ни озера, ни ручья на пути к перекрестку. Как же удалось призракам сохранить столь четкие очертания и стоять теперь вот так у края могилы, взявшись за руки? Ответ я не нашла. Сила воли – таков был бы, несомненно, ответ призраков: это объяснение, возможно, и было самым верным. Думаю, и луна сыграла свою роль… Но здесь мне следовало быть очень осторожной: я где-то читала, что ведьмы слишком склонны приписывать все странности действию луны. На ум мне пришла фраза, впервые услышанная в С***: «Существует необъяснимое».

Быстро работая лопатой, я вскоре стояла уже по колено в неглубокой яме. Рядом лежали кучи каменистой земли. Внезапно я почувствовала, как лопата ударилась о крышку гроба, расколов гнилое дерево. Опустив фонарь в могилу, я убедилась, что это действительно гроб, и подняла глаза.

– Продолжай , – сказала Мадлен. Священник кивнул, соглашаясь с ней.

Я окопала песчаную землю со всех четырех сторон, и гроб целиком открылся нашему взору. Тряпкой, которая вообще-то была блузой, извлеченной из несессера еще раньше, ночью, когда я впервые испачкала руки, наполняя мешки на кладбище, я стерла землю с крышки гроба. Древесина действительно была гнилой, но целой и сравнительно гладкой, в чем я убедилась, потрогав ее рукой. Форма гроба, суженного с одного конца, ясно показывала положение тела в нем, и я застыла, глядя туда, где должна была находиться голова, почти готовая поверить, что вот-вот крышка гроба откроется, поскольку та,


Еще от автора Джеймс Риз
Книга духов

Таинственная рука судьбы переносит Геркулину, двуполого адепта мистического ведьмовского сообщества, из Франции времен Реставрации на далекие берега Америки. Она пока не подозревает, какая ей уготована роль в истории юного государства. Любовь ведет ее по диким дорогам от Ричмонда, штат Виргиния, где Геркулине покровительствует молодой бретер Эдгар По, в тайные притоны Нью-Йорка, из заболоченных лесов Флориды, скрывающих источник бессмертия, на земли обманутых семинолов, вышедших на тропу войны.


Досье Дракулы

В руки лондонских издателей попадает дневник писателя Брэма Стокера, рассказывающий о его жизни еще до выхода знаменитого романа «Дракула». В этом дневнике, дополненном письмами и другими материалами, отражена история странных и даже сверхъестественных отношений Стокера с таинственным американским доктором Тамблти.Лето 1888 года. Лондон потрясен серией жестоких убийств, совершенных маньяком по прозвищу Джек Потрошитель. По воле случая главным подозреваемым становится Брэм Стокер, которого обнаружили неподалеку от места, где нашли первую жертву (кстати, убитую ножом, принадлежащим Стокеру)


Книга колдовства

Геркулина, двуполый адепт мистического ведьмовского сообщества, волею трагических обстоятельств переселившаяся из Франции в Америку, получает приглашение на Кубу от ведьмы Себастьяны д'Азур. Но вместо «мистической сестры» в Гаване ее встречает монах по имени Квевердо Бру. Геркулина и не подозревает, что стала жертвой хитроумной интриги и ее ждет участь живого «герметичного андрогина», предназначенного для создания философского камня…Энн Райс, создательница знаменитых «Вампирских хроник», назвала ведьминские хроники Джеймса Риза «глубоким проникновением в суть готического романа» и поставила их на равное место с лучшими образцами жанра.


Рекомендуем почитать
Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Иллюзионист

Время действия — первый век нашей эры. Место действия — римская провинция Иудея. В эпоху, когда народ ждет прихода мессии, появляется человек, который умеет летать: Симон Волхв — чародей, некромант, изгой, иллюзионист. Ему, которому подвластна древняя магия, бросает вызов одна из местных сект. Их основатель, Иешуа, распят как уголовный преступник, а их духовный лидер — Кефа, или Петр, — отказывается лидерствовать. Но он умеет то, чего не может Симон, и конфликт их мировоззрений драматически разрешается в Риме, при дворе Нерона, заложив основу будущей легенды о докторе Фаусте…Роман был включен в «букеровский» шортлист в 1983 году.


Апокриф Аглаи

«Апокриф Аглаи» – роман от одного из самых ярких авторов современной Польши, лауреата престижных литературных премий Ежи Сосновского – трагическая история «о безумной любви и странности мира» на фоне противостояния спецслужб Востока и Запада.Героя этого романа, как и героя «Волхва» Джона Фаулза, притягивают заводные музыкальные куклы; пианист-виртуоз, он не в силах противостоять роковому любовному влечению. Здесь, как и во всех книгах Сосновского, скрупулезно реалистическая фактура сочетается с некой фантастичностью и метафизичностью, а матрешечная структура повествования напоминает о краеугольном камне европейского магического реализма – «Рукописи, найденной в Сарагосе» Яна Потоцкого.


Земля воды

Роман «букеровского» лауреата, сочетает элементы готической семейной саги, детектива, философского размышления о смысле истории и природе. Причем история у Свифта предстает в многообразии ипостасей: «большая» история, которую преподает школьникам герой романа, «малая» местная история Фенленда – «Земли воды», история человеческих отношений, романтических и жестоких. Биография учителя, которому грозит сокращение и «отходная» речь которого составляет внешний уровень романа, на многих уровнях перекликается с двухвековой историей его рода, также полной драматизма и кровавого безумия поистине фолкнеровских масштабов…