Книга сновидений - [35]

— Что, доктор, кончились цитаты?

— Клизьма ты конторская, мензъюрка непромытая, — беззлобно позлословил дядько. — Что ты хочешь, чтоб я тебе сказал? Какой такой политкаторжанин?

— Дело, конечно, не в нем?

— Изгибы твоих мыслей параллельны шиферным волнам! — снисходительно, а возможно одобрительно усмехнулся дядько Павло. — Ты делаешь успехи. Однако не можешь не понимать, что возня с тобой началась не потому, что ты упустил какого-то там сказочника на какой-то там охоте, а потому, при каких обстоятельствах это произошло.

— Обстоятельства известны, — вроде бы четко ответил Мыкола-Навигатор, и с неявным, но заметным вниманием стал ждать ответа.

— Да? То есть ты знаешь, как он погиб, но не знаешь, как он выжил? Да и выжил ли вообще? Ведь мы до сих пор находили только его рукописные следы.

— Мы по его следам шли, — кивнул навигатор, и взгляд его оживился.

— Следовательно…

— Следовательно, он жив и может быть здоров.

— Следовательно, пули, выпущенные в него добропорядочными потребителями, попали ему в лоб и успешно от него отскочили, чего быть на практике не может, или…

— Или что?

— Или они изменили свои траектории, чего тоже не может быть.

Горячая шиферная крыша, а под ней большое зернохранилище, а перед глазами утопающее в зелени садов селение, живописно выбеленные дома и медлительные в движениях люди, и лес на пологих холмах. Что еще нужно человеку, чтобы в спокойной работе провести весь этот солнечный день, и потом, отужинав того, что растет в огородах, и выпив того, что зреет в садах, уснуть спокойным сном в прохладной толстостенной хате, не думая ни о каких-то там призраках, ни в лесу, ни в садах? Так нет же, неймется! Так и хочется потрепать друг другу нервы, бездумно пользуясь второй сигнальной системой.

— А как же я? Как быть со мною? — возмутился, страшась точного ответа, таким раскладом парубок. — Я же видел продавленный пулей свой собственный бронекостюм!

— Эта пуля была выпущена из карабина Хейлики Бактер, — выдавая врачебную тайну, однако отвечая по существу, или по-мужски, четко произнес жестокие слова участковый, но не слишком участливый доктор, внимательно, и могло показаться, даже сочувственно следя за реакцией пациента. Но…

— Эй, бездельники! — донесся снизу, со стороны запертых в зернохранилище ворот громкий, заинтересованный в ответе, но одновременно властный голос.

— Ну что за пес?! — невольно громко воскликнул, в общем-то, не сильно удивленный услышанным Мыкола. — Кто там тявкнул?

— С тобой, сам бездельник ты собачий, клятый ты москаль, не гавкает, а разговаривает хозяин коней! Папелом фамилия моя.

— Здоровеньки вы булы! Пан вы… ясновельможный! — быстро поднявшись и осторожно прогрохотав по шиферной крыше, поприветствовал пришедшего дядько. — Ну как, труды ваши, не слишком скорбны?

— В попе… что? — тихо буркнул клятый.

— Та как у всих, труды эти — с рассветом встаем да затемно ложимся, — спокойно поделился впечатлениями о повседневной жизни хозяин коней. — Ну а кони что, понадобятся в вечор?

— Конечно, — заверил его доктор, а для всех местных жителей Павло. — Но, только, смирные ли они? Мы ж не ковбои… о, пардон… о, звиняйте, пане — не козаки.

— Самые спокойные, из табуна давно, — примирительно пробурчал, в общем-то, добродушный хозяин, — уж и забыли, что это такое. Только не давайте им нюхать ковыль — слишком уж дикая трава. Но, панове, уж не в акациях ли вы собрались покататься в темноте?

— Да так, проскачимо биля леса, — не стал опираться хитроватый дядько.

— В таку ничь?

— В яку таку ничь?

— А в таку, что и молодые, бывало, становились седыми, — пояснил словоохотливый Папелом, — я вас предупредил.

— Спасибо… э, дзякую, пан хозяин, — поблагодарил его Павло, — на всякий случай мы возьмем с собой ковыль.

Хозяин кивнул, ушел, а доктор и навигатор остались на крыше.

— А кто это такой, клятый москаль? — спросил Павла Мыкола. — Что это, идиома?

— Они сами уже не помнят, что значит это слово. Но в данном случае это ты. Так что впрягайся в работу, Мыкола.

Им нужно докончить и до вечера сходить на ставок. Чтобы смыть пот настоящей работы, чтобы он не разъедал царапины от колючек, а кто знает, возможно, и боевые раны.

— Всегда готов, дядько Павло!

* * *

16. Электричка.

— Скажите, а что это за город там, на горе? — медленно отведя равнодушный взгляд от окна, то пыльного от постоянного движения, то в мокрых и от этого же движения, грязных дождевых разводах, поинтересовался некто, незнакомый пассажир, случайный попутчик и, как могло показаться, гадливо при этом усмехнулся.

— Вот так, издеваются над людьми, а потом удивляются — откуда, мол, берутся террористы или революционеры! — не долго думая, запальчиво ответил ему Иммуммалли, и тоже постарался усмехнуться как можно гадливее. Но не получилось — видимо, врожденная интеллигентность не позволила сделать это. И это при всем притом, что ему частенько приходится общаться в электричках с разным, зачастую опасным и далеко не всегда благородным народцем.

— Мачупукчинск, — заподозрив какой-то подвох, все же ответила на вопрос Хейлика, сидящая на одном сидении с Иммуммалли, напротив незнакомца, — хотя многие подозревают в нем Блистающий Тифлис. Но я с этим не согласна.