Книга сновидений - [27]

Шрифт
Интервал

Грохнул новый выстрел, с другого конца вагона, и тяжелая пуля, не отягощенная меткостью нарезки, разбила жесткое сидение — там, где мгновение назад сидел добрый доктор. А приезжие, те, которые уже выдали себя хватанием ручек, попадали на пол. А у местных, как может показаться, еще веселее заблестели глаза.

— Он что, тебе, и в самом деле, брат? — задал уже третий в этом коротком разговоре вопрос Навигатор, отстраняясь от слегка поцарапанного им собеседника и пряча как надо изогнутый нож в поясничные ножны.

— Все может быть, — щелкнув предохранительной скобой, не стал передергивать затвор собеседник. — Я знаю одного из них, но не знаю, насколько он серьезен. Он не живет в городе, но иногда там бывает.

— Столкнуться бы с ним? — с вопросом посмотрел на Пржевальского Суппо. Тот понимающе кивнул — он же доктор, он склонен к анализу слов и событий.

— Что же вы стреляете, прямо в электричке? — ласково, как к больному, как и положено доктору, обратился он к местному жителю, снова усевшись на весьма покореженное пулей сидение.

— Мы к этому привыкши, — чистосердечно ответил ему житель, поправляя галстук с большим, но мягким узлом.

Так они и познакомились. А где же еще, если не в электричке, знакомиться интеллигентным людям больших промышленных центров? И как, если не в перестрелке? Ведь не на улицах же, с их вечным и, как правило, то в одну, то в другую сторону направленным движением, и от этого движения кажущихся пустынными, не смотря на толкотню и суету.

— Как вы здесь живете? — покинув электричку, удивился Навигатор этой уличной суете и одновременно пустоте.

— Привыкшие мы, — ухмыльнулся интеллигентный житель его удивлению, протягивая вырванный из дешевого блокнотика листок. — Вот мой телефон, позвоните, и возможно, я помогу вам.

И захрустел снегом и льдом, исчезая в серокаменных джунглях.

— Как вас зовут? — успел только крикнуть вслед Навигатор, но не получил ответа. — Уважаемый…

— Хуанито? — высказал не лишенное определенного смыла предположение доктор.

— Им-мум-мал-лиии, — еле слышно донеслось из толпы.

Путешественники немного помолчали, рассматривая неуютную смесь северной природы и бетонных строений, и озабоченную только собственным движением толпу.

— Почему мы его отпустили так быстро? — усомнился во врачебном решении Суппо. — Он, наверное, врет.

Навигатор, он же молод, а значит неуступчив.

— Не пугайся, мой друг, и не суетись, — похлопал того по плечу сильной рукой умелого врачевателя Пржевальский. — Впервые в жизни ты столкнулся с интеллигентным человеком. Это неожиданно. Это пугает. Я понимаю.

И ненадолго замолчал, давая своему спутнику время осмыслить сказанное, при этом оглядываясь, озираясь, то есть обозревая окрестности. А окрестности таковы: обветренные и от этого неряшливые здания, так похожие на башни, лезут вверх, навстречу с неба падающему снегу, плоскими крышами целясь в сероватое воздушное пространство. Снег белый, колючий, не липкий, но от взаимодействия с серым камнем и обветренным бетоном он приобретает вид нездоровый и недовольный своим местом выпадения.

— Ну-ка, набери-ка, номерок, — дыханием обогревая воздух, предложил доктор, перестав озираться и утерев рукавом свои реальные, а у Навигатора виртуальные сопли.

— Уже набрал, не отвечает. А все-таки зря мы его отпустили.

— Успокойся, дипломат — если ты ступил на тропу войны или охоты, то это вовсе не значит, что ты обязан соблюдать все правила движения. Пока вы взаимно царапались в вагоне, я успел тиснуть жучок в ствол обреза. Некоторое время мы сможем отслеживать его.

— В какой-то степени это и в самом деле… неблагородно.

— И это говорит мне тот, кто таким же способом выследил сказочника?! — воскликнул темпераментный, не лишенный азарта Пржевальский. — Воистину — медицина и дипломатия несовместимы! Вспомни, что глаголет первое из пяти правил "Наставления"?

— "Имей мудрость быть терпеливым во времена бездействия".

— Вот видишь. Пойдем, зайдем в блинную, немного побездействуем с дороги.

— "Выбирай стремление к справедливости как дорогу своей жизни" — соглашаясь с предложением, однако не без намека на ожирение процитировал второе дипломатическое правило Навигатор.

— Вот именно.

И они пошли в сторону блинной, на запах, прекраснейший из всех, а особенно из тех, которые носятся в морозном или ветреном воздухе, над недовольным своим местом падения снегом. О, этот запах! О, эта щучья икра на горячих, в растопленном масле, блинах! О…

— "Не позволяй душе подчиняться желаниям, наслаждениям, становиться зависимой" — на ходу, не замедляя шага, выдал третью цитату Суппо, демонстрируя знания общих законов и служебных инструкций.

— Я же сказал — немного, — успокоил его доктор, явно не диетолог и точно не враг жирного и мучного, а тем более такого вкусного. — Не вечно же нам в "Макдоналдсе" давиться.

О, эти блины, откушанные в тепле, зашедши с ветра или с морозца… О, эта икра, не красная и крупная, а именно щучья, мелкая… О, горячее, только что растаявшее маслице… О, блины в дороге, посреди путешествия, посреди самой жизни, одна из прекраснейших, но, к сожалению, нечастых и недлинных ее граней… О…


Еще от автора Владимир Витвицкий
Охота на компрачикоса

Повесть о приморской любви и высокогорной мстительности.


Двадцать пять дней на планете обезьянн

О любви и мстительности, но на этот раз среди обезьянн.


Рекомендуем почитать
Колдоискатели

Если характер вдруг резко меняется — это обычно не к добру. Но чтоб настолько! Перемены приводят Настю не куда-нибудь, а в чужую вселенную, где есть непривычные боги и маги, и более привычные ненависть и надежда… А как же наш мир? Кажется, что в отличие от того, параллельного, он начисто лишён магии. Но если очень-очень хорошо поискать?


Философия пожизненного узника. Исповедь, произнесённая на кладбище Духа

Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.


Где они все?

Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?


Стихи

Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.


Рай Чингисхана

Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.


Родное и светлое

«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.