Книга скорбных песнопений - [7]
Беспомощен зубовный скрежет мой,
И горек мой позор, и слезы жгучи.
Гнев над моей душой неумолимый,
Над грешной плотью огнь неугасимый.
Печать греха легла мне на чело.
Достоин казни я, творящий зло.
Боль, посланную с неба, на земле
Приемлю я, погрязнувший во зле.
Что ждет меня - заранее известно:
Как кучи плевел, превращусь я в дым.
И возвещает снова глас небесный
О том, что мой недуг - неисцелим.
III
Я каюсь, чтоб меня услышал мир.
И, правда, может, схож я с той блудницей,
О коей у Исайи говорится
Во притче про надменный город Тир.
Но если скорбь блудницы позабытой
Из тьмы времен прорек донес до нас,
Как должен я взывать в свою защиту,
Как должен прозвучать мой скорбный глас?
Мне ведомо,
Пришествие Господне
Настанет,
Я дрожу уже сегодня.
И, думая о Страшном Судном дне,
Предвижу нескончаемые муки,
И к небесам я простираю руки,
И жду возмездия, и страшно мне.
Что будет - все я знаю наперед.
Но и предвидя все свои страданья,
И зная, что меня в грядущем ждет,
Я все же нерадив на покаянья.
Но в страшный час меня Ты не покинь,
О Господи, Отец наш Всемогущий,
Чадолюбивый, добрый, вездесущий,
Прощающий Своих сынов.
Аминь!
Слово к Богу, идущее из глубин сердца. Глава 51
I
Я, смертный, не обласканный судьбой,
Ужель к себе подобному с мольбой
Мог обращаться, горестно стеная,
Бессилия людей не понимая?
Ужель к тому я обращал моленья,
Кто сам ничтожен силой, речью слаб,
У мыслящих существ искал спасенья
Я, мыслящий, но неразумный раб?
Ужель молил людей, власть предержащих,
Владык, как и дары их преходящих?
Ужели брата я молил родного,
Который сам искал прозренья свет,
Ужели я молил отца земного,
Что сам прощенья ждал на склоне лет?
Ужели мать молил я в тишине?
Ужели ждал от той ответной вести,
Чья нежность и забота обо мне
Оборвались с мгновенной жизнью вместе?
Ужели я молил земных царей,
Не понимая, что цари земные
Способны смертным смерть нести скорей,
Чем блага жизни иль дары иные?
О нет, не к братьям, не к царям земным,
Я обращался лишь к Тебе, о Боже,
Лишь Ты один все можешь дать живым
И после смерти воссоздать нас можешь.
Слово к Богу, идущее из глубин сердца. Глава 54
III
Плывет пловец, захлестнутый волнами,
Его пучина бьет, а он плывет.
Покуда взмахивает он руками,
Но силы кончатся его вот-вот.
Бьют волны и бока его, и спину,
Ест соль глаза, а морю нет конца.
Оно в свою соленую пучину
Сейчас затянет бедного пловца.
Пловец плывет, но нет ему спасенья,
Он не уйдет от вздыбленных валов,
Жалчайшее Господнее творенье,
Как бедный тот пловец, и я таков.
IV
Мне говорят - понять я не пытаюсь,
Не слышу, хоть мне голос подают,
Трубит архангел - я не пробуждаюсь,
Недвижим я, хотя меня зовут.
Я позабыл все то, что раньше видел,
Черствее становясь день ото дня,
Бесчувственен я к боли, словно идол,
Хоть люди ранить норовят меня.
Мне лестно даже с идолом сравненье,
Я хуже, ибо совесть не чиста,
Презренный и достойный обвиненья
Дерзаю все ж вымаливать прощенье,
Спасенье у Спасителя Христа.
Слово к Богу, идущее из глубин сердца. Глава 55
I
Парил я на крылах души моей
Над сонмом живших в мире сем от века,
Но, многогрешного, меня грешней
Покуда я не видел человека.
Все это взвесив на весах ума,
Я обратил к себе как прорицанье
Нетленный стих Давидова псалма:
"Со мною кто сравнится в злодеянье?"
Так что ж скажу я своему врагу?
Чье прокляну и чье ославлю имя?
Я, грешный, лишь себя клеймить могу
Словами беспощадными своими.
И мне, отягощенному виной,
Я верую, даруешь Ты прощенье,
Как ныне я прощаю прегрешенья
Всем тем, кто был виновен предо мной.
II
Какие б я моленья возгласил,
Какие б воскурил благоуханья,
Чтоб только Ты, о Господи, простил
Людей, которых я порочил бранью,
Чтоб осужденного Ты оправдал,
Плененному - свободу даровал,
Утешил бы скорбящих, удрученных,
Призрел обманутых и обреченных;
Чтоб скорбных духом Ты уврачевал.
Когда добро намерюсь совершать я,
Чтоб Ты, великий, мне прибавил сил;
Когда намерюсь произнесть проклятье,
Чтоб Ты остановил и вразумил!
Чтобы в моленьях я, страдавший много,
Всем зложелателям своим простил,
Чтоб голос злобы, неугодный Богу,
В ожесточенном сердце усмирил;
Чтоб я забыл вчерашние обиды,
Молясь о примиренье всех людей,
И чтоб возрадовался Ты, увидев,
Каким я стал по благости Твоей.
Вся жизнь - в Тебе, лишь Ты - бессмертье смертного,
Упорство человека неусердного.
Ты - сила слабого, богатство скудного,
Ты - мудрость для меня, для безрассудного.
Я как пловец - ненастье, тьма и ветер
Мне ощутить мешают силу зла,
Я словно птица, что попала в сети
И гибели своей не поняла.
Не понял я, что страшен мир двуликий,
Что губит он, соблазнами маня.
Как псалмопевец говорил великий:
"Постигли беззакония меня".
III
Один мудрец назвал в года былые
Смерть без причины явной злом большим,
Хоть он язычник - я согласен с ним:
Мгновенной смертью правят силы злые.
Как скот бессмысленный и бессловесный,
Мы исчезаем вдруг во мраке бездны,
Не осознав сей жизни пустоту.
Мы умираем - и не ужасаемся,
Мы исчезаем - и не удивляемся,
Мы даже в час последний - не смиряемся,
Отлучены бываем - не терзаемся,
Порокам предаемся - и не каемся,
Соблазнов низких не остерегаемся,
Всему предпочитаем суету.
Смиренный Иов смерть называл покоем.
Я с ним согласен днесь и наперед,
Когда б не зло, содеянное мною,
Впервые изданный в 1859 г. сборник Rubaiyat of Omar Khayyam познакомил читающую по-английски публику с великим персидским поэтом-суфием и стал классикой английской и мировой литературы. К настоящему времени он является, по мнению специалистов, самым популярным поэтическим произведением, когда-либо написанным на английском языке. Именно написанном — потому что английские стихи «Рубайат» можно назвать переводом только условно, за неимением лучшего слова. Продуманно расположив стихотворения, Фитцджеральд придал им стройную композицию, превратив собрание рубаи в законченную поэму. В тонкой и изящной интерпретации переводчик представил современному читателю, согласуясь с особенностями его восприятия, образы и идеи персидско-таджикских средневековых стихов.
Эта книга необычна, потому что необычен сам предмет, о котором идет речь. Евнухи! Что мы знаем о них, кроме высказываний, полных недоумения, порой презрения, обычно основанных на незнании или непонимании существа сложного явления. Кто эти люди, как они стали скопцами, какое место они занимали в обществе? В книге речь пойдет о Китае — стране, где институт евнухов существовал много веков. С евнухами были связаны секреты двора, придворные интриги, интимные тайны… Это картины китайской истории, мало известные в самом Китае, и тем более, вне его.
В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.
Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.
В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.
В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.