Книга Противоречий. Голубь - [4]

— Удочерить, — поправила ее Ляля.

— Пофиг! Так как?

— Да, поди, видели ее, когда она гуляла, — протянула Наташа.

— А ты не видела, как выглядел тот мужчина? — неуверенно спросила Цекай.

— Видела! У него волосы такие кудрявые, темные, где-то уже седые…

— Нет, это не он, — тихо протянула девушка.

— Кто? — быстро спросила Саша.

— Мой папа, я думала, вдруг он…

— Размечталась! — прервала ее Клара. — Не может всем так часто везти!

— Заткнись! — прикрикнула на нее Марина.

— Так что вот! — завершила свой периодически прерывающийся монолог Ляля. — Это, типа, все. Ну, я пойду.

— Иди, — посоветовала ей Саша.

В ответ ей Ляля сделала страшную гримасу и ушла, громко хлопнув дверью.

Цекай погрузилась в свои мысли. Значит, теперь ее могут усыновить! И никто не знает, что это за люди. Она попадет в какую-нибудь семью, которая имеет свои, уже сложившиеся традиции. Нет! Она не хотела в другую семью, тем более что она искренне надеялась, что папа все-таки заберет ее отсюда. А если ее усыновит какая-нибудь другая семья, то он не сможет ее найти и она больше никогда его не увидит. Нет!Я не хочу уезжать отсюда!

— Все, — заметила Саша, — отвлеклись и хватит! Давайте играть!

— Ага, — кивнула Марина, — кто ходит?

— Цекай.

— Кто, я? — спохватилась девушка и стала рыться в картах, стараясь откинуть прочь мысли об усыновлении. — Бери.

Она кинула на стол бубнового короля.

— Ха! — воскликнула Саша. — Как раз! Перевожу!.. Все, я вышла!

С этими словами она выкинула на стол короля крестового.

— Угощайся, Мариночка, — ангельским голосом пропела она, — тебе бить!

— Ишь! Какая довольная! — ухмыльнулась Марина. — Вот вам!

Она бросила еще одного короля, на этот раз он был пиковый. Цекай уставилась на карты, которые ей теперь предстояло отбить.

— Ну, у меня есть козырный… — протянула она.

— Неа! — замотала головой Марина. — У меня всего одна карта, отбивай!

— Ладно, я беру, — выдавила она.

— Все, я выиграла! — торжественно воскликнула девушка. — Я к тебе хожу тузом, а больше у меня карт нет!

Цекай невесело посмотрела на своих подруг, молча дожидаясь их приговора и гадая, что за безумное желание ей предстоит выполнить.

— Хм, — задумалась Саша, — пусть она спит на полу!

— Нет, — возразила Марина, — это неинтересно! Пусть лучше на двери мальчишечьей комнаты что-нибудь напишет!

— Ну… Давай!

— Напиши: «Я люблю Антошу!» — пропищала Люба, оторвавшись от разговора с Аней. Все девушки засмеялись. Антон был, наверное, самый некрасивый парень во всем детдоме.

— Да! — согласилась Марина. — Это ты и напишешь!

— Ну это же глупо! — вздохнула Цекай.

— Да, — улыбнулась Саша, — ты же не ожидала от нас благородства!

— А еще, — Марина захихикала, — можешь пририсовать сердечко или солнышко! А лучше — подпись «от» и многоточие…

Она произнесла слово «многоточие» с таким серьезным лицом, что девушки в комнате весело засмеялись.

Марина нагнулась и начала рыться в своем ранце. Через несколько мгновений она с торжественным видом вытащила из него старую ручку и, подняв высоко над головой, чтобы все видели, передала ее Цекай.

— Иди, — так же торжественно произнесла она, — действуй!

— Достали! — проворчала Цекай и, выхватив у Марины ручку, встала с кровати и вышла вон из комнаты, закрыв за собой дверь.

Одинокий коридор с погашенными лампами принял ее в свои холодные объятия. Простой, покрытый линолеумом пол, бежевые стены. Где-то в глубине — тусклый свет настольной лампы. Там тоскливо сидит Мария Федоровна и с интересом изучет газету. Цекай тихо повернулась и пошла в другую сторону. В руке она крепко сжимала Маринину ручку, но думала совсем о другом.

Новость об усыновлении ее напугала. В их детском доме детей на самом деле усыновляли очень редко, почти никогда. Только однажды пара американцев усыновила у них маленькую трехлетнюю девочку. Еще ей рассказывали, что до того, как она здесь оказалась, у них усыновили мальчика, которому было около восьми лет. Это все. А тут ее хочет усыновить, как сказала Ляля, уже давно не молодая пара. Тогда мой папа больше никогда меня не увидит! Цекай давно лелеяла мечту сбежать отсюда и отправиться на поиски своего отца. Она надеялась, что когда он ее увидит, то сразу все вернется на круги своя и снова будет так, как раньше. Пока она в детском доме, она может быть почти свободна, а когда она окажется в другой семье, возникнут новые правила, ее переведут в другую школу, возможно, более сильную, ее будут ругать из-за оценок, будут заставлять одеваться так, как им нравится…

Цекай замотала головой, ей стало страшно. Кто знает, что это вообще за люди, вдруг они грубые, а может, им просто нужна уборщица в доме, а если они будут ее бить…

Она уже стояла напротив двери в комнату мальчиков. За ней не было слышно ни звука. Наверное, все уже спят. Она аккуратно села на корточки и поднесла ручку к двери. Осторожно придерживая, чтобы та ненароком не открылась, Цекай стала выводить слова, тихо нашептывая их себе под нос, чтобы не ошибиться:

— Я… люб…лю… черт!

Ручка неожиданно перестала писать. Цекай встряхнула ее и попыталась написать снова, но ничего не вышло. Она, стиснув зубы, перевернула ручку вниз острием и стала терпеливо ждать, пока чернила не скатятся. Через некоторое время она снова продолжила писать: