Книга Притчей Соломоновых (в помощь изучающим Священное Писание) - [2]
Божественная Премудрость, как настаивает текст Притчей, проницает собой и Божескую и человеческую реальность, мужеское и женское, всеобщие и индивидуальные судьбы, внутренний опыт вельмож и простолюдинов, израильтян и язычников. И не случайно в тексте Притчей усматривается некоторое предвосхищение будущего универсализма христианства. Не случайна и существенная роль этой книги в последующей истории христианского богослужения, теологии, философии, искусства. Шире говоря — в последующей истории всей христианской культуры. Что же касается истории духовной культуры еврейского народа, — то в тексте Притчей угадываются будущие элементы поэтики и философского содержания Талмуда и Каббалы, не говоря уже о светской культуре ХХ столетия.
Поэтика
Поэтика книги Притчей Соломоновых во многом строится на парадоксальном сочетании огромных духовных смыслов, пронизывающих весь текст книги (о чем писалось выше) и миниатюрности, мозаичности элементарных, “ядерных” единиц текста: отдельных версетов-речений. Как правило, версет-речение состоит из двух образно и ритмически взаимозависимых полуверсетов; оба полуверсета связывает смысловой параллелизм.
В одних случаях этот параллелизм может проявляться в форме взаимодополнения. Напр., версет 11.30:
В других случаях этот характерный для библейской поэтики смысловой параллелизм может проявляться в форме контраста. Таков, напр., версет 12.11:
Но бывает и так, — и это вполне в духе древневосточных дидактических текстов, — что связь обоих полуверсетов может быть заведомо многозначной и по-разному трактуемой в различных ситуациях и контекстах. Перевод такого рода версетов представляет собой особую трудность и нередко нуждается в специальных комментариях. Таков, напр., версет 13.23:
Стилистический, равно как и содержательный, диапазон нашего памятника в его отдельных разделах и версетах огромен — от возвышенного космогонического гимна (8.22-31) или проникновенной молитвы (30.7-9) до просторечия или даже дразнилки (23.35).
Смысловое единство книги парадоксально дано в формах (или — точнее — заведомо дано через формы) огромного стилистического разнобоя. Это избавляет книгу от монотонности, от банализации ее высоких духовных содержаний. А за стилистической пестротой текста угадывается образ премудро устроенного Творцом многоединого Бытия. Так что одной из основных забот переводчика было стремление воспроизвести (по мере возможности) этот парадоксальный строй библейской назидательной поэзии в тех формах современного русского языка, которые, не гнушаясь наследием религиозной и народной словесности, все же имели бы некоторую связь с нынешней русской речевой культурой. И одновременно — учитывали бы мiровые и отечественные традиции перевода Книги Притчей.
Важно отметить в этой связи, что текст Притчей глубоко вошел в русскую словесность и речевую культуру. Этот текст, — по сути дела, почти что в полном объеме (как правило, за исключением юмористических или эротических разделов) — входит в круг паремийных чтений Великого Поста. Для тех, кто интересуется православным богослужением и местом Книги Притчей в Великопостном богослужебном круге, мы приводим поденную таблицу чтений.
Десятки речений этой книги превратились в русские пословицы; приметным или неприметным образом они укоренились в фольклоре, в русской церковной, нравоучительной, философской и художественной литературе.
Последняя строка пушкинского “Памятника” (“...И не оспаривай глупца”) — явный парафраз речений из Книги Притчей; важнейший композиционный принцип этой книги — чередование назидательных или медитативных афоризмов — лег в основу “Круга чтения” Льва Толстого...
В качестве основного источника текста было положено следующее издание: Twrah, Nebi’im w-Ktwbim. Biblia Hebraica Stuttgartiana. Ed. fundatis renovata. Ed. quarta emendata opera H.P. Ruеger. — St.: Deutsche Bibelgesellschaft, 1990, S. 1275-1319.
Набранные курсивом тематические подзаголовки — условны и предназначены для удобства читателя.
В заключение — хотел бы принести благодарность всем тем, кто так или иначе — молитвою, советом, моральной или какой-либо иной поддержкой способствовал появлению этой книги. Среди них — священнослужители и мiряне, граждане России и иных государств. Господь знает их имена.
Е. Рашковский
КНИГА ПРИТЧЕЙ СОЛОМОНОВЫХ
I. Первый Соломонов сборник: Похвала Премудрости
Пролог
1.1. Притчи Соломона, сына Давидова,
царя Израильского,
1.2. чтобы ведать Премудрость и поучение,
понимать разумные речи,
1.3. приобретать наставление и просвещение,
праведность, справедливость и достоинство,
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Название книги неслучайно. Философия и поэзия – два сродных, но притом специфических, одно в другое без остатка не разменивающихся, поля человеческого воображения и словесного творчества. Об их содержательных различиях – концептуальности философии и спонтанной образности поэзии – написано немало. Немало будет сообщено читателю и на страницах этой книги.