Книга Песен - [32]

И все — только сон, Гарсон No.2;

А раз это сон — что ж ты стоишь, Гарсон No.2?!

ФИКУС РЕЛИГИОЗНЫЙ

Ой ты, фикус мой, фикус; фикус религиозный!

Что стоишь одиноко возле края земли?

Иноверцы-злодеи тебя шашкой рубили,

Затупили все шашки и домой побрели.

Ясно солнце с луною над тобой не заходят,

Вкруг корней твоих реки золотые текут;

А на веточке верхней две волшебные птицы,

Не смыкая очей, все тебя стерегут.

Одну звать Евдундоксия, а другую — Снандулия;

У них перья днем — жемчуг, а в ночи — бирюза;

У них сердце — как камень, а слеза — как железо,

И, любимые мною, с переливом глаза.

Я читал в одной книге, что, когда станет плохо,

И над миром взойдут ледоруб да пила -

Они снимутся с ветки, они взовьются в небо

И возьмут нас с тобою под тугие крыла.

УДИВИТЕЛЬНЫЙ МАСТЕР ЛУКЬЯНОВ

Как большой друг людей, я гляжу на тебя непрестанно;

Как сапер-подрывник, чую сердцем тугую струну -

А в чертогах судьбы удивительный мастер Лукьянов

Городит мне хором с окном на твою сторону.

Если б я был матрос, я б уплыл по тебе, как по морю,

В чужеземном порту пропивать башмаки в кабаке;

Но народы кричат, и никто не поможет их горю -

Если только что ты, с утешительной ветвью в руке.

Жили впотьмах, ждали ответа;

Кто там внизу — а это лишь стекло.

Счастье мое, ты одна и другой такой нету;

Жили мы бедно — хватит; станем жить светло.

В журавлиных часах зажигается надпись: "К отлету";

От крыла до крыла рвать наверху тишину;

Только кто — не скажу — начинает другую работу;

Превращается в свет из окна на твою сторону.

В невечерний свет в окне на твою сторону.

СНЕЖНЫЙ ЛЕВ

ЦЕНТР ЦИКЛОНА

Вчера я пил, и был счастливый,

Сегодня я хожу больной,

За что ж ты, мать — сыра природа,

Настоль безжалостна со мной?

Снился мне сон, что я был трезвый,

Ангелы пели в небесах.

А я проснулся в черном теле,

звезда застряла в волосах.

Говорила мне мать — летай пониже,

Говорила жена — уйдешь на дно…

А я живу в центре циклона,

И вверх и вниз — мне все равно.

А люди работают за деньги,

Смотрят в окно на белый свет.

А в нашем полку — все камикадзе,

Кто все успел — того здесь нет.

Так скажем "Банзай", и Бог с ней, с твердью;

Все, что прошло — сдадим в утиль.

И здесь у нас в центре циклона,

Снежные львы и полный штиль.

Сегодня я опять счастливый,

А завтра я опять больной,

За что ж ты, мать — сыра природа,

Настоль безжалостна со мной?

Опомнись, мать — сыра природа,

Я все же сын тебе родной!

МАКСИМ-ЛЕСНИК

Я хотел стакан вина — меня поят молоком,

Ох я вырасту быком, пойду волком выти.

Сведи меня скорей с Максимом-Лесником,

Может он подскажет как в чисто поле выйти.

То ли вынули чеку, то ль порвалась связь времен,

Подружились господа да с господней сранью.

На святой горе Монмартр есть магический Семен,

Он меняет нам тузы на шестерки с дрянью.

Раньше сверху ехал Бог, снизу прыгал мелкий бес,

А теперь мы все равны, все мы анонимы.

Через дырку в небесах въехал белый Мерседес,

Всем раздал по три рубля, и проехал мимо.

Чаши с ядом и с вином застыли на весу

Ох, Фемида, где ж твой меч, где ты была раньше?

Вдохновение мое ходит голая в лесу,

То посмотрит на меня, а то куда дальше.

Я опять хочу вина, меня поят молоком,

Ох я вырасту быком, пойду волком выти,

Сведи меня скорей с Максимом-Лесником

Может он подскажет, как в чисто поле выйти.

ДРЕВНЕРУССКАЯ ТОСКА

Куда ты, тройка, мчишься, куда ты держишь путь?

Ямщик опять нажрался водки или просто лег вздремнуть,

Колеса сдадены в музей, музей весь вынесли вон,

В каждом доме раздается то ли песня, то ли стон,

Как предсказано святыми все висит на волоске,

Я гляжу на это дело в древнерусской тоске…

На поле древней битвы нет ни копий ни костей,

Они пошли на сувениры для туристов и гостей,

Добрыня плюнул на Россию и в Милане чинит газ,

Алеша, даром что Попович, продал весь иконостас.

Один Илья пугает девок, скача в одном носке,

И я гляжу на это дело в древнерусской тоске…

У Ярославны дело плохо, ей некогда рыдать,

Она в конторе с пол-седьмого, у ней брифинг ровно в пять,

А все бояре на "Тойотах" издают "PlayBoy" и "Vogue",

Продав леса и нефть на Запад, СС20 — на Восток.

Князь Владимир, чертыхаясь, рулит в море на доске,

И я гляжу на это дело в древнерусской тоске…

У стен монастыря опять большой переполох,

По мелкой речке к ним приплыл четырнадцатирукий бог.

Монахи с матом машут кольями, бегут его спасти,

А бог глядит, что дело плохо, и кричит: "Пусти, пусти!",

Настоятель в женском платье так и скачет на песке,

Я гляжу на это дело в древнерусской тоске…

А над удолбанной Москвою в небо лезут леса,

Турки строят муляжи Святой Руси за полчаса,

А у хранителей святыни палец пляшет на курке,

Знак червонца проступает вместо лика на доске,

Харе Кришна ходят строем по Арбату и Тверской,

Я боюсь, что сыт по горло древнерусской тоской…

ДУБРОВСКИЙ

Когда в лихие года пахнёт

Народной бедой,

Тогда в полуночный час,

Тихий, неброский,

Из леса выходит старик,

А глядишь — он совсем не старик,

А напротив, совсем молодой

Красавец Дубровский

Проснись, моя Кострома,

Не спи, Саратов и Тверь,

Не век же нам мыкать беду

И плакать о хлебе,

Дубровский берет ероплан,

Дубровский взлетает наверх,

И летает над грешной землей,

И пишет на небе —

"Не плачь, Маша, я здесь;

Не плачь — солнце взойдет;

Не прячь от Бога глаза,