Книга перемен - [23]

– Жалко на него водочку тратить! – говорили боевики.

И, при всем этом разнообразии, его не прекращали бить по голове. Это продолжалось три дня без перерывов. Несколько часов сна в вонючей каморке не в счет. Даже когда он забывался коротким и тревожным сном, он не прекращал через ватный сон чувствовать все нарастающую боль. Больнее всего было в голове, и никуда не уходили огненные кольца перед глазами. Но на третий день пыток они почему-то исчезли.

Когда с головы сняли скотч вместе с прилипшими волосами, он понял, что ослеп. Он получил легкий, почти дружеский, подбадривающий подзатыльник. Голова дернулась вперед и назад. Но это не изменило ничего. Его окружала темнота, и он не увидел лиц своих мучителей. Различил только их голоса.

– А что у него с глазами? Типа как стеклянные, что ли.

– Не знаю. Может, выделывается. Эй, лупоглазый, ты решил приколоться?

– Хорош его бить! Он, по ходу, не видит.

– Типа, как?

– Типа, не видит ничего. Типа, слепой.

Он надеялся, что, когда боль пройдет, зрение вернется к нему, но оно не возвращалось так быстро, как хотелось бы, и Рема отправили в больницу. Теперь он лежал на койке в неизвестном городе и думал о том, что и по эту сторону линии фронта люди умеют проявлять сострадание. Чья-то заботливая рука поправляла хрустящую простыню на его груди, а он слушал и радовался крикам раненых. Грохот колес тяжелых каталок, скрипучих, как сплетни старых медсестер, наполнял его сердце жизненной силой. Больничные звуки давали ему надежду на то, что пытки больше не повторятся.

Рука еще несколько раз за первый день, проведенный в госпитале, касалась его лба. Потом женский низкий голос просил его повернуться на живот.

– Не больно? – спросила женщина, смазывая пахнущей дегтем мазью его раны.

По сравнению с тем, что он чувствовал еще позавчера, это было не больно. И Рем решил, что обладательница низкого голоса и нежных рук была медсестрой.

– Так, а что с этим? – спросил уверенный мужской голос.

«Этот важный, пожалуй, доктор», – подумал Рем.

– Сильно избит. Били по голове и спине. Видимо, пытали током, – доложила медсестра.

– Я не спрашиваю, что с ним делали, – раздраженно оборвал ее доктор. – Я спрашиваю, от чего его надо лечить.

– Он ослеп, – кратко объяснила медсестра.

Насыщенный голос женщины стал несколько сухим. А тон, которым говорил доктор, деловым и раздраженным.

– А ну-ка привстань. Можешь?

– Могу, – ответил Рем и, застонав, приподнялся.

– Так, что мы тут видим? – бормотал голос доктора, пока его крепкие пальцы, причиняя боль, блуждали по телу раненого пациента. – Видим многочисленные синяки от ушибов. Так, ну это не страшно. Гематомы, царапины. Руки-ноги целы – и порядок. А вот ребра? Ребра не целы. Есть трещина или перелом. Отправим на рентген. Дальше что?

Руки ползли вверх, к голове.

– Голова вся в ушибах. Сплошная гематома. Ну что ж, бывает и такое в больнице. Так. А ну-ка открой глаза.

Они у Рема и так были открыты и при этом ничего не видели.

– Ничего не видишь? – спросил врач.

– Ничего, – подтвердил заложник.

– Маша, укропа на рентген! Ребра! А потом давай его в кабинет к офтальмологу, – рявкнул врач, и Рем сообразил, что осмотр закончился. А еще он понял, что медсестру зовут Маша. «Хороша Маша, да не наша», – пошутил про себя пациент. Грустно, зато точно.

– Сергеевна! – позвала Маша техничку, открыв двери палаты. – Сюда каталку!

– Не надо, – услышал Рем из коридора окрик сурового доктора. – Сам дойдет.

Маша помогла ему подняться. Он пытался понять, что с ним происходит, и словно осматривал себя изнутри воображаемым медицинским зондом. Странное ощущение! Делая шаги по больничному полу, нащупывая дорогу в гулком коридоре, он чувствовал каждую свою мышцу, каждый вывернутый сустав и сухожилие, каждую гематому и сломанную кость. Он видел себя, как на разноцветной картинке из медицинского атласа. Ему даже показалось, что в руках палачей его тело не так болело, как сейчас, когда заботливые ладони медсестры Маши аккуратно поддерживали его под локти. И он догадался, что подсознательно его организм занижал болевой барьер, чтобы не погибнуть от шока, но теперь все заглушки сорваны, и нестерпимые болезненные ощущения сполна нахлынули на него. Кажется, что Машины ладони, как громоотвод, забирают часть болевых разрядов. Спасибо вам, Машины ладони. Теперь, шаркая по коридору изувеченными ногами, Рем решил понять, как можно добраться до своих. То, что доктор его назвал укром, многое объясняет.

– Вас Маша зовут, да? – спросил он медсестру.

– Да, я Маша, – спокойно ответила она. – А вас как?

– Разве это сейчас важно? Зачем вам знать имя человека, которого через пару дней вообще придется вычеркнуть из списка.

Она совсем не поняла этой фразы:

– Из списка пациентов? Так ведь у нас выписывают, а не вычеркивают. Фамилия остается в журнале.

– Маша, скажите, а как называется этот город?

Она чуть не опешила от этого вопроса. Он почувствовал, как ее рука вздрогнула, словно через нее прошел электрический разряд.

– Это… Это же Луганск. А вы не знаете?

«Луганск, – думал про себя Рем. – Луганск – это хорошо. Наши совсем недалеко отсюда. А может, меня хотят обменять на сепаров и внесли в списки пленных?»