Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 — сер. 1980-х гг. Т.2 - [12]

«Личное дело» С. Пугачева, хранящееся ныне в Информационном центре ГУВД по Свердловской области, оказалось внешне не слишком внушительным: видавшая виды, скорее, тонкая, чем толстая, папка из мягкого картона, подклеенная скотчем. Если пересчитать в ней листы, то бо́льшая часть из них придется на квитки величиной в пол-ладони — вызовы на допросы.

Его арестовали осенью 1938 г. в Ленинграде, где он жил в доме академии, которую возглавлял. Сочтя, что «Пугачев Семен Андреевич, 1889 года рождения, уроженец г. Рязани, из дворян, бывший член ВКП (б), исключенный в 1937 году за связь с врагами народа, достаточно изобличается в том, что является участником антисоветского контрреволюционного заговора, по заданию которого проводил вредительскую работу в Военно-Транспортной Академии РККА», ему избрали мерой пресечения содержание под стражей.

За год, проведенный в Ленинградской тюрьме №1, до перевода в московскую «Бутырку», его допрашивали множество раз, причем порой дважды и трижды в сутки. Например, 5 марта 1939 г. — утром, днем, ночью. Самым длинным, четырехчасовым, был в этот день ночной допрос. Но допрашивали и дольше — 17 апреля мучили вечером с пяти до одиннадцати, а ночью вызвали снова.

Видимо, доказать участие в контрреволюционном заговоре было не так-то просто. Но доблестные службисты сумели. По всей вероятности, Семен Андреевич «во всем сознался», а потом устно и письменно раскаивался за свое «постыдное поведение на следствии». Есть сведения, что на суде он отказался от показаний, выбитых из него на допросах. Но все равно приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 26 октября 1938 г. гласил: «Пугачева Семена Андреевича лишить военного звания „комкор“ и подвергнуть лишению свободы сроком на пятнадцать лет, с поражением в политических правах на пять лет с конфискацией лично ему при надлежащего имущества с отбытием наказания в ИТЛ. […] Возбудить ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР о лишении Пугачева двух орденов „Красное Знамя“, четырех орденов Союзных Автономных Республик и юбилейной медали в ознаменование ХХ-летия РККА».

ИТЛ — это, как известно, исправительно-трудовые лагеря. Пугачеву достался Северо-Уральский лагерь НКВД СССР, его Тавдинское отделение. В январе 1940 г. с этапом он прибыл в Тавду. Этот край тайги и болот был на тот момент заселен не только коренным населением и осевшими в результате аграрной реформы крестьянами-«самоходами» из западных губерний. В середине 30-х гг. прошлого века эшелоны повезли сюда «врагов народа», которым пришлось с пилой и топором осваивать таежный край. Жили в наспех сколоченных бараках, шли на работу — куда прикажут.

И поехал Пугачев на уже знакомый ему Урал, где в 1918—1919 гг. работал в штабе военного округа. Еще в начале тяжкого крестного пути Семен Пугачев, по причине сердечного заболевания, был признан годным только к легкому труду. Но в его северном послужном списке названы отнюдь не легкие занятия: разделка и относка рудничной стойки, раскатка шпал. Специальности: мелиоратор, лесоруб, машинист пишущих машин.

Последняя специальность фигурирует в документах как основная. Видимо, тех, кто определял судьбу заключенного Пугачева, поразила его способность обращаться с этим клавишным достижением цивилизации. Но, судя по всему, пишмашинка в лагпунктах была предметом редким, имела постоянных хозяев (или хозяек), и приходилось Семену Андреевичу возвращаться к лому, пиле, топору.

Когда он окончательно потерял здоровье, когда медики признали за ним «старческую дряхлость» в 50 с небольшим лет, тогда ему нашлось редкое по нашим временам занятие — лаптеплёт.

Признаться, я за свои немалые года впервые встретила это слово. Но в интернете оно есть: в текстах, касающихся старой Руси и «новой цивилизации» — сталинского ГУЛАГа. Снова возникла тогда необходимость в лаптях и лаптеплётах.

Пришлось брать кочедык в руки выпускнику Николаевской академии Генерального штаба, бывшему командующему Туркестанским фронтом, бывшему заместителю начальника штаба РККА (начальником был Тухачевский), бывшему консультанту советской военной делегации на международных переговорах в Женеве (совершенное знание французского языка помогало ему в этом), бывшему начальнику академии…

ГУЛАГ был страшен не только скудной едой и тяжелой работой, но и тем, что унижал узников. Семен Андреевич боролся за свое достоинство как мог. Судя по документам, еще в Ленинградской тюрьме требовал, чтобы ему давали книги и предоставляли возможность бриться. Книги, как видно из служебной переписки, ему дали. Неясно, правда, сколько раз это было. Однажды почему-то побрили срочно, а потом постановили: брить «регулярно, раз в пять дней». Хватит с тебя и этого, дворянско-офицерское отродье!

Образцовым заключенным Пугачев не был. В общественной работе не участвовал, нормы не перевыполнял. Так ведь «букету» его болезней не позавидуешь: миокардит, тяжелое малокровие, грыжа, карбункулы… А вот в чем он был образцовым: промотов никогда не имел. Лагерное слово «промот», вошедшее в официальные характеристики, означало, видимо, вольное обращение з/к с выданным ему казенным имуществом. Ничего Семен Андреевич не продавал и не променивал ради собственной выгоды.