Книга осенних голосов - [4]

Окончила факультет политологии СПбГУ, затем вступила в ряды членов-корреспондентов АРСИИ им. Г.Р. Державина. Сейчас изучаю психоанализ, отчего пришлось изменить ставшему родным Питеру с господином Фрейдом и углубиться в тайны человеческой души.

Собираю фигурки сов и Пьеро. Пою, когда хорошо. Рисую, когда еще лучше. Пишу. Всегда. И порой обрабатываю материал до года. Разгильдяйка, но совестливая. Перманентно влюбленная. Апологет чистоты поэтической крови похлеще семейства Малфоев. Про влюбленную я пошутила.

В 2007 году вышла моя первая книга «Эстафета», после родилась и вторая «По ту сторону тумана». Если говорить о стихах, как о детях, то я, пожалуй, многодетная мать (правда, не в меру строгая); а если все-таки возвести их в ранг продуктов сублимации… Нет, совершенно не хочется связывать свободный акт творения по рукам и ногам, предоставляя науке право о нем судить. Эта привилегия все-таки остается за читателем.

© Юннис А., 2015

Только я не лечусь…

Мостовые сверкают от влаги дождя – по субботам —

Ренуар пишет «Танцы», приметив твой синий пиджак.

Вместо счетницы мне принесли наше общее фото,

Где на нем еще (помнишь?) ты бисерно вывел «всех благ».

Формалиновый привкус у чая – в день прошлой разлуки —

Ты размешивал сахар не ложкой, а дужкой очков.

Я сейчас понимаю, насколько холодные руки

По ночам грели сердце. И полон твоих двойников

Этот город теперь – меморандум дистантных желаний:

Не коснуться, не взять, не проверить согласие чувств.

Среди сотен полученных (вроде случайных) посланий

Я всего ничего – твое «здравствуй» услышать хочу.

Подожду до зимы, измеряя шагами пространство

Между пыльных перронов – по рельсам отчаянный звон.

Ты когда-то сказал, что сильнейшее в мире лекарство

От любви – это время. И, кажется, что-то про сон…

Только я не лечусь.

Аусвайс

Провианта точно не хватит. Пусть.

Я – в дорогу. К солнцу, не за тобой.

Мой стакан всегда вожделенно пуст,

И в гортани жадно скребет огонь.

На повестке дня – диалект чужих,

Непонятных, странных, мне в самый раз,

И учиться жизни у них всю жизнь,

Чтоб не в бровь, а в глаз, непременно в глаз.

Ты смеешься: «Путь твой нацелен в ад,

Развезло от кофе, как колею.

И сама как черт, на цыганский лад.

Я тебя, такую, не полюблю».

Не дрожит в ночи карабина ствол,

Прядь волос скрывает берсеркский взгляд.

Выдыхаю перечной мглой ментол:

«Ну, тогда до встречи, мой недобрат».

…У него глаза от сурьмы темны,

Реверс головы стрижен под G.I.

Я его прокуренный смех взаймы

Забираю пропуском прямо в рай.

Двенадцать

Двенадцать месяцев пролетело; она сказала, что будет жить,

В Господне лето вернула тело (одни картонные муляжи).

Ей сон не в руку, и час не ровен

(как штрих на подписи – кошкин хвост).

Она хотела болеть любовью,

носить туникой во весь свой рост

Ее, улыбкой сияя – солнцем,

на крышах мелом писать «люблю!».

Сухой асфальт прозвенел червонцем

в ушах и вырезал на корню

(Как ту деревню холера) счастье.

Мольба сирены, бесплатный цирк:

Пьеро с носилками из медчасти и карты ей

неизвестной масти, и (ржавый) Стинг.

Двенадцать месяцев пролетело;

дедлайном выделив ровно год,

Она взрослела или старела…

и выла выпью в тени вольера, драла живот.

Одной затяжкой курила Марли,

читала Мартина вслух сестре.

И из-под (с кожей сращенной) марли ее тепло отдалось весне.

Недавно, в парке кормя собаку,

я взглядом в небе поймал (на треть)

Упрямый профиль дракона Хаку

и рядом ту, что смогла взлететь.

За пять шагов до Луны

А мне не надо твоих авансов.

Я так привыкла: больной, убогой.

Питаюсь страстью. Не странно разве,

Что изначально не той дорогой

Стремглав иду, распустив по плечи

Горгоньих змей золотую лаву?

К тебе недолго: всего лишь вечер,

За пять шагов до Луны – направо…

Докажи

Докажи, что правила все просты:

у любой планеты есть север; дом —

там, где мама или, возможно, ты

(если хочешь). Дышится здесь с трудом,

на орбите черной дыры. Отсек

с кораблем в трофей превратился дна.

Я брожу по снам, я кружу во сне,

я схожу с ума.

Я схожу с ума от боязни жить

в камуфляже сером из волчьих шкур.

Ты проверил стропы и крепежи,

ты надел скафандр. И по щелчку

карабинов сумрак меняет лик

(что дурак, что гений – родство дорог).

Докажи. И внутренний твой двойник

не взведет курок.

Обещай вернуться, пусть на словах.

«Даже в бездне скрыт отголосок звезд.

Я тебя… ты знаешь…» – и астронавт

перерезал трос.

Нукке

Есть пиджак на выход и два лакея,

Фляжка спирту, конь и большой шатер.

Ты ко мне придешь непременно, фея.

Я – наглец, я – падальщик, я – актер.

Я зело хитер (мой чванливый зритель

Сыт по горло сказками о добре):

Он с надеждой входит в мою обитель,

Он желает сдаться моей игре.

На цилиндре – туз, под цилиндром – бездна

Душ продажных: зал откровенных сцен.

И тебя здесь также свое ждет место

По одной из самых завидных цен.

Зубоскалит влага на коже смуглой.

Мезальянсом тянет из-за кулис.

Ты рискуешь стать моей лучшей куклой.

Ты уже шагаешь со мной на бис…

Рецидив

Рак точил ее тело, рубил концы,

Герметично задраивал люки сна:

«Ровно трижды споют по тебе скворцы,

И придет весна.

От тебя не останется ничего,

Кроме стопочки (писем ли, коньяку).

В невесомости пусто и так легко,

Расскажи ему.

Как томограф похож изнутри на гроб,

Как за стенкой в ночи тихо стонет мать.