Книга, обманувшая мир - [7]

Мы, конечно, не ручаемся за цифры профессора Курганова, но не имеем официальных. Как только напечатаются официальные, так специалисты смогут их критически сопоставить. (Уже сейчас появилось несколько исследований с использованием утаённой и раздёрганной советской статистики, — но страшные тьмы погубленных наплывают те же.)» ^{7}

Известна психологическая закономерность массового восприятия: важно не что говорят, а кто говорит. Если бы эти подсчеты, со всеми их оговорками (как в первом, так и во втором варианте), исходили от какого-нибудь безымянного провинциального учителя из Рязани или фермера из Айовы или если бы «Архипелаг» был подписан именем Курганова, их наверняка сочли бы, как минимум, шарлатанством: ведь никто и никогда не поверил бы, что страна с населением в 235 млн. человек (данные по СССР на 1967 г., когда завершался «Архипелаг»), потеряв от внутреннего террора якобы почти четверть народа, могла при этом победить фашизм, в войне с которым она потеряла еще 27 млн. человек! Но эти цифры огласил на весь мир не школьный учитель, не фермер и не Курганов, а сам Солженицын, лауреат Нобелевской премии, которому принято было верить.

Попутно стоит напомнить об известном выступлении писателя на испанском телевидении в 1976 г. Там, ссылаясь на того же Курганова, который непонятно каким образом насчитал потери СССР в Великой Отечественной войне в 44 млн. человек, и прибавляя к ним уже апробированные 66 млн., Солженицын заявлял: «Итак, всего мы потеряли от социалистического строя — 110 миллионов человек!»^{8} Комментировать подобные сюрреалистические несуразности весьма сложно — вероятно, поэтому испанская речь писателя обойдена какими-либо пояснениями в ее российских публикациях. Можно предполагать, что те, кто привык относиться к писателю со снисхождением, посчитали: «Ничего страшного, Александр Исаевич иногда увлекался…» Между тем следует заметить, что в самой Испании устами писателя Хуана Бенета на этот счет была высказана вполне резонная, пусть и гротескная мысль: «Я твердо придерживаюсь того мнения, что, пока будут существовать такие люди, как Александр Солженицын, останутся и должны оставаться лагеря… Наверное, стоит чуть усилить охрану, с тем чтобы люди, подобные Александру Солженицыну, не смогли освободиться до тех пор, пока не станут немного образованы…» (Подробнее см. с. 406-410 настоящего издания.)

«Легкость в цифрах» (а также и в мыслях) «необыкновенную», которую демонстрировал Солженицын, придется комментировать в нашем сборнике еще не раз. К глубокому сожалению, в ту пору, в 1970-е гг., какие бы то ни было официальные данные по статистике потерь населения от политических репрессий в СССР не оглашались, однако всегда находилось достаточно не просто здравых людей, а профессионалов, у которых подсчеты автора в «Архипелаге» вызывали резкое недоумение. Причем такие люди были и на Западе. Например, известный русско-американский демограф С. Максудов (А. П. Бабенышев) свидетельствовал: «…Я оценивал потери от репрессий в 1935–1938 гг. в 1–1,5 млн. и, к большому удивлению моих многочисленных оппонентов, оказался прав. В свое время я много расспрашивал бывших узников ГУЛАГа о численности их лагерей и знаю, что большинство из них склонны сильно преувеличивать практическую роль Архипелага и его размеры. Разговоры о грузоподъемности транспортных средств или даже просто о численности мужчин в определенных возрастных группах вызывали у них, как правило, только раздражение или неприязнь. Без особого успеха пытался я объясниться с Александром Исаевичем Солженицыным относительно ошибочного толкования им расчетов И. Курганова. Великий писатель ответил примерно так: поскольку советская власть прячет сведения, мы имеем право на любые догадки» ^{9}.

Здесь важно прежде всего указание на склонность к преувеличениям как на характерную черту большинства бывших лагерников. Но, как видно из ответа самого Солженицына на упреки в ошибках и общей некорректности, с его стороны эти преувеличения имели совсем другую мотивацию: оказывается, писатель вполне сознательно культивировал метод произвольных «любых догадок», т. е. ничем не подкрепленных собственных фантазий. И это выдавалось за «исследование», которое было адресовано мировому сообществу! К сожалению, С. Максудов достаточно поздно, лишь в 1990-е гг., предал гласности свое объяснение с «великим писателем», однако оно чрезвычайно ценно, поскольку показывает степень самоуверенности и недобросовестности Солженицына в обращении как с демографией, так и с историей.

Чтобы не представлять совсем уж наивными людьми того же И. Бродского, а вместе с ним и А. Синявского, В. Максимова и других видных писателей третьей волны русской эмиграции, а также внутрисоветских диссидентов, горячо поддержавших «Архипелаг» ^{10}, следует сказать еще о по крайней мере двух психологических причинах, обусловивших с их стороны эту поддержку. Во-первых, все эти интеллектуалы сами тоже так или иначе пострадали от советской системы и имели основание относиться к ней весьма негативно, что само по себе снижало порог критичности в восприятии «Архипелага». Во-вторых — и это более существенно, — все они являлись людьми со своего рода книжно-интеллигентским или филологическим восприятием жизни и истории, склонными доверять больше литературным, нежели каким-либо иным авторитетам.