Книга о верных и неверных женах - [15]

Все в один голос закричали: «Для спасения этого бедняги нет другого средства! Если ему суждено жить, то он спасется таким путем, а в противном случае — перед ним раскроется пасть смерти». Мои родные положились на судьбу и приняли предложение лучника. Этот юноша, да смилостивится Аллах над ним, взял свой волшебный лук, натянул тетиву и, призвав бога сохранить мне жизнь, прицелился в голову змеи и пустил стрелу. Казалось, что чародеи, — какие там чародеи, все волшебники — собрались у того лука.

Судьба воскликнула «Славно!» Ангел сказал: «Прекрасно!».

[29]

Наконечник стрелы, словно доброе намерение, угодил змее прямо в голову, и голова покатилась на землю, и люди закричали громко, так что было слышно на небе: «Слава вечно живому, который не умирает и который всемогущ над всеми явлениями» [30]. Стрела осталась в голове змеи, и любопытные побежали, чтобы вытащить ее, но стрелок удержал их и подошел сам, поднял стрелу вместе с головой змеи. Но по воле судьбы голова в этот момент дернулась, и, поскольку чаша жизни того юноши была уже полна до краев, она ужалила его в губу ядовитым жалом, и этот человек с нравом ангела в мгновение ока отправился в вышний рай. Змеиная голова так и осталась на его губе, словно скрепка на бумаге. И стар и млад стали причитать и оплакивать его, дивясь, сколь разнообразны и различны веления и решения всевышнего творца, в славном чертоге которого нет места человеческой мысли, к воле которого не имеет касательства слабый человек. Люди погрузились в бескрайнее море изумления, признали всемогущество Аллаха и стали громко причитать, восклицая: «Да, ты наш господь!» [31].

Я же возблагодарил и восславил Аллаха, насколько это в силах человека, сполз с пальмы, подошел к тому побегу из райского сада и проводил его до того места, куда он должен был неизбежно вернуться, иными словами, до могилы. Мы приготовили все, что необходимо для погребения, а когда зарыли сокровище в землю, то, уповая на милосердие Аллаха, отправились к нему домой и стали утешать его родных, как это принято в наше время. Соблюдая обряд траура, мы стали успокаивать их, говоря, что в этой бренной обители тревог никому не избежать подобной участи и ни вопли, ни причитания не помогут — остается только терпеть.

Когда были исполнены все обряды поминок и траура, я остался в их доме на некоторое время и однажды увидел там девушку, подобную двухнедельной луне, — это была дочь погибшего. Из-за кончины отца она была в лиловом траурном платье и из глаз ее падало целое небо звезд-слезинок. От ее поразительной красоты затрепетало мое сердце, а ее вьющиеся локоны опутали, словно шею врага, мою душу, и в этом волнении неделя траура показалась мне семью годами. Когда окончился траур и прекратились причитания, я принес фруктов, сладостей, всяких яств, благовоний и много других подарков, чтобы выразить свое расположение этой семье и завязать с ними дружбу. Когда дары были вручены и приняты, я высказал желание укрепить наши отношения браком с дочерью покойного. Ее мать после обычных пустяковых отговорок снизошла к моей просьбе и выдала за меня ту драгоценную жемчужину. От радости, что гурия и пери будет возлежать на моей постели, я расцвел, словно роза, от восторга я не помещался в своей рубашке. Во всем я старался угодить жене, так что она, наконец, почувствовала ко мне влечение и из возлюбленной превратилась в влюбленную. Ее и моя родня крепко подружилась, и об этом вскоре узнали все соседи. Вскоре ее любовь ко мне уже не знала пределов, и она полюбила меня даже больше, чем я ее, так что в любви, покорности и добродетели она обыграла бы любую, словно в игре в чоуган.

Так прошло какое-то время, и жизнь наша протекала в согласии и мире. Но вот однажды среди ночи, когда ударили в шаханшахские литавры [32], я открыл глаза и осмотрелся, но не увидел около себя супруги. Я подумал, что она вышла по нужде, и вскоре заснул. Но на следующую ночь произошло то же самое, и я заподозрил жену в измене. И на третью ночь мне пришлось отведать того же, и тогда я стал дожидаться ее, не смыкая глаз. Под утро, когда кричали петухи и муэззин призывал верующих к молитве, я услышал шорох ее шагов, а потом стук двери. Мои догадки перешли в уверенность, и я убедился, что в стене ее добродетели пробита брешь. Все мои помыслы теперь были поглощены тем, как бы раскрыть эту тайну, а сердце сжималось в тревоге и смятении.

И вот однажды с самого начала ночи я стал бодрствовать, чтобы развязать этот узел и разоблачить ее. Я увидел, что эта проклятая беспокоится оттого, что я не сплю, но сама притворяется спящей. Так я убедился в ее нечестных помыслах, и тогда я ради успеха своего дела положил голову на подушку, завернулся в одеяло и громко захрапел, притворяясь спящим. Когда та бесстыдница с мерзким нутром решила, что я заснул, как и ее счастье, то она без промедления вскочила с постели, взобралась на стену и спрыгнула во двор. Я тоже встал, спрятал за пазухой кинжал, набросил на голову покрывало и направился вслед за ней. А эта гнусная негодяйка уже спешила по степи. На расстоянии одного куруха от города росла пальмовая роща, а в той роще находилась келья каландара, рослого и плотного. Опершись на палку, который треплют коноплю, он крутил свои усы, дожидаясь ее. Жена моя вошла, а я спрятался за стволом дерева. Увидев ее, каландар вскочил в гневе и принялся колотить ее палкой по спине и бокам, а потом выволок за косы из кельи. Она же молила его о прощении, говоря: «Хоть я и виновата, но опоздала я не по своей воле, так как мой несчастный и проклятый муж долго не засыпал. Как только он заснул, я бегом прибежала к тебе. Прости мне этот тяжкий грех и смилуйся надо мной». Через некоторое время гнев каландара утих, и он принял ее у себя в келье, посыпая темя ее судьбы и себя прахом в обоих мирах.