Книга о судах и судьях [заметки]

i

О существовании определенных правовых понятий "до права" пишет О. М. Фрейденберг: "Старая теория о первоначальной стадии полного произвола и господства страстей должна быть так же опровергнута, как теория первоначального беспорядочного сожительства полов или теория первоначального социального произвола с его насилием и грубостью ("дикостью", людоедством, кровожадностью и т. д.)" [14, 153; первая цифра здесь и в дальнейшем означает порядковый номер источника в списке литературы, вторая - страницу].

ii

Ср., например, в древнеиндийской "Панчатантре": "О водоемах, о прудах, домах, колодцах и садах/Пускай сосед решает спор, - так Ману поучает нас" [84, 208]. (Ману - легендарный мудрец, которому приписывается известный сборник древнейших законов.) Или в персидской "Книге попугая": спорщики решили "избрать судью, стали на краю дороги и сказали: "Первый, кто подойдёт с этой стороны, будет судьей между нами" [50, 60]. "Позднейшая логика говорит, отмечает О. М. Фрейденберг, - что судья имеет специальные данные, делающие его разбирателем тяжбы. Однако низовые суды в том и состоят, что судьи в них "выборные", прямо из народа, а не люди с юридическим образованием" [14, 155].

iii

Здесь вольно излагается лишь один из вариантов каждого сюжета: вместо животного в сказке может выступать чудовище, вместо братьев - друзья и т. д. Это обстоятельство, кстати, во многих случаях затрудняет отыскание нужного сюжета в существующих указателях. Так, сюжет, соответствующий нашему No 236 ("Сваренный горох может расти так же хорошо, как из сваренных яиц выводятся цыплята"), в указателях Аарне - Томпсона, Ларне - Андреева [2, в дальнейшем АаАн] и "Восточнославянская сказка" [3, в дальнейшем - ВС] помещен в разделе "О чертях" (821 В. Черт-адвокат); между тем в известных записях (см. примеч. к No 236) сплошь и рядом фигурирует вместо черта человек, трикстер. Человек нередко оказывается и героем сказок, помещаемых обычно в разделе о животных, и т. д.

iv

"Волшебные сказки обладают совершенно особым строением, которое чувствуется и сразу определяет разряд, хотя мы этого и не осознаём [12. 12].

v

Возникновению конфликта могут предшествовать самые разнообразные предыстории, иногда весьма обширные, представляющие самостоятельные сюжеты; для рассказов о спорах и судах это, однако, именно предыстории.

vi

"Дилемма" в данном случае - условное обозначение; сторон (и возможностей выбора) может быть и больше двух.

vii

Не всегда вынесению приговора предшествует судебное следствие (допрос свидетелей, эксперимент и т. п.); решение может выноситься и без мотивированных доказательств, на основе догадки, внутреннего убеждения судьи или вообще произвольно. Фольклор здесь в какой-то мере отразил реальную практику судопроизводства, которая у разных народов в разные периоды не требовала обязательной мотивировки судебного решения. Ср. в древнем Египте: "Решение объявлялось без мотивов Судья безмолвно прикладывал ко лбу той стороны, в чью пользу было решено дело, изображение истины, которое он носил на шее" [8, 64].

viii

В некоторых рассказах суть конфликта может излагаться уже после обращения в суд и т. п. В. П. Пропп называл такие отступления от последовательности не нарушением её, а частичным введением обращённой последовательности. [12, 97]. На деле конфликт, конечно же, всегда предшествует обращению в суд. "Воровство не может произойти раньше взлома двери... Свобода и последовательности ограничены весьма тесными пределами, которые могут быть приведены в точности" [12, 25].

ix

Правда, с некоторой натяжкой можно было бы в первом случае счесть тяжущейся стороной (и одновременно судьей) самого Сфинкса, установившего некий закон, который Эдип нарушил, а во втором - царицу; но ради Строгости мы тексты такого типа рассматривать не будем.

x

Рассказы-дилеммы в известном смысле можно отнести и к жанру загадки: практически они и бытуют как развернутые загадки, в этом качестве рассказываются и включаются в сборники. Подробней см. об этом дальше.

xi

Интересно сравнить некоторые сказочные описания судов со свидетельствами о реальном судопроизводстве. Вот, например, как описывает юридические отношения у народности тем (Центральное Того) известный исследователь фольклора и культуры Африки Л, Фробениус: "Если возникает тяжба или совершается какое-то преступление, например воровство или разбой, то старики вместе с истцом, а иногда и вместе с обвиняемым (ответчиком) идут к уроисо (верховному вождю. - М Х) в город Паратау. Там старики собираются на судебное заседание. Они садятся на корточки в круг и по очереди встают, чтобы произнести свое слово в защиту или в обвинение. Словом, происходит самое настоящее судебное разбирательство" [153, 145]. В подтверждение автор приводит примеры разбора нескольких дел, в том числе по обвинению в супружеской измене, воровстве, убийстве/

xii

"Замечательны своим открытым смыслом ордалии, - пишет О. М. Фрейденберг. - Человека судят вода и огонь, человека судят путем воды и огня; человека погружают в воду или испытывают огнем, и если на нем "вина", тогда он "погибает". Этот суд огня и воды - бога суд; в древности его чинят жрецы, и он так же бытует в религии, как и в праве" [14, 157 - 158]. В ордалиях наиболее ярко отразилось древнее представление о тождестве "виновного, вины и наказания" [14, 148].

xiii

"Клятвам, ритуалам, ордалиям и поединкам верили больше, чем каким-либо вещественным доказательствам и уликам" [7, 159]. Своеобразное подтверждение такой психологии мы находим в древнеиндийской сказке "Божий суд": свекор поймал неверную невестку с поличным, в доказательство снял у нее с ноги браслет, но, когда она с помощью хитрости сумела доказать свою невиновность "на божьем суде", поверил этому больше, чем собственным глазам (No 158). Впрочем, в самой сказке уже проявляется и то ироническое отношение к справедливости "божьего суда", о котором еще будет упомянуто.

xiv

До сравнительно недавнего времени у большинства народов следствие не было строго отделено от судопроизводства. Предварительное расследование и суд обычно были сосредоточены в одних руках (ср., например, в феодальном Китае: "Строгого разграничения между предварительным и судебным следствием не было. Судья мог в любой момент прервать процесс и, не вынося решения, предпринять следственные действия, выполнение которых брал на себя или поручал полиции. Настоящее расследование весьма часто начиналось именно после того, как судебное разбирательство обнаруживало его необходимость" [8, 596]). В суд обращались, чтобы подать жалобу на вора, обидчика и т. п. Фольклор, естественно, отобразил это обстоятельство.

xv

В сущности, любой поединок как средство разрешения спора апеллировал к третейской инстанции - богу, судьбе (не случайно родство слов). Судьба рассудит, бог рассудит. Так, в корякской сказке "Оседлые и оленеводы" спор между коряками и чукчами за стадо оленей решается сражением между ними (сб. "Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки". М., 1974, No 149). Но персональный судья здесь не фигурирует, по этой структурной причине текст не мог быть включен в данный сборник. Другое дело - абхазская сказка "Пеструшка и мышь": здесь конфликтующие стороны обращаются к судьям и те решают: "Объявите войну друг другу, и победителю достанется весь урожай" (No 24). Разновидностью судебного поединка можно считать метание жребия (см. примеч. к No 49).

xvi

Это соответствует, кстати, реальным особенностям судопроизводства в некоторых его исторических разновидностях. Ср., например, в судопроизводстве древних франков (VII - IX вв.): "Доказательствами служили показания свидетелей, которые были как бы поручителями обвиняемого - свидетелями его доброй славы, хорошей репутации. Соприсяжники в числе шести, двенадцати или больше человек свидетельствовали, что обвиняемый в силу присущих ему добрых качеств не мог совершить приписываемое ему деяние" [8, 304].

Обратным, иронически-пародийным отражением подобных представлений может служить персидская пословица: "Борода у него рыжая - вот еще одно доказательство" [10, 113].

xvii

"Законность свидетельских показаний в момент их дачи обусловливается следующими требованиями, которым должен отвечать свидетель: быть мусульманином, не еретиком, быть в здравом уме, обладать правоспособностью, пользоваться уважением" [15, 119].

xviii

Ср., например, персидский анекдот о том, как судья вызвал для показаний свидетеля и стал проверять, хорошо ли тот знает мусульманские о6ычаи. "А что обычно говоришь, когда кладешь покойника в гроб?" - не унимался судья. - "Вот уж повезло тебе, так повезло... Унес свою душу подобру-поздорову. А то еще, гляди, пришлось бы перед судьей в свидетелях быть" [85, 56]. Приговора здесь нет и не требуется; это текст иного характера.

xix

Это явление подробно было исследовано Г. Л. Пермяковым ("От поговорки до сказки", с. 62 - 74 и др.). Назидательные сказки в своем реальном бытовании часто рассказываются "к случаю": "А вот послушайте, что на этот счет говорит сказка".

xx

Аналогичные рассказы объясняют происхождение изречений "Вора выдала речь" и "Рассуди - топором разруби" [9, 47, 361]. См. примеч. к No 89, 172.

xxi

Между прочим, по этой причине не стоит считать чистой сказочной условностью или юмористическим курьезом нередкие в нашем сборнике суды над животными и неодушевленными предметами (см., например, японскую сказку "Хитроумный служка" и др.); в реальной практике многих народов нередки были случаи судов над животными и вещами.

xxii

В мусульманских странах иудеи и христиане "имели особые судебные учреждения, но могли передавать свои споры и разногласия на рассмотрение мусульманского кази" [15, 115].

xxiii

Л. Аганина в предисловии к сборнику непальских сказок "Живой в царстве мертвых" пишет: "Ратуя за справедливость, непальская сказка превыше божественного суда ставит суд людской, потому что людям положено судить по совести ("Суд панчей" или "Кто глупее?"). И этому ничуть не противоречит история неправедного суда таких же деревенских старшин-панчей, которых сытное хозяйское угощение заставило согласиться с тем, что и бык может отелиться ("Сказка о том, как бык отелился"). Расхождение можно объяснить тем, что первые две сказки отразили, надо полагать, доклассовые патриархальные отношения в непальской деревне: тогда рассудить спорное дело могли любые пять человек, и приговор их был справедлив потому, что выражал мнение народа. Позднее же, когда панчей стали выбирать и, конечно, не из самых бедных крестьян, суд их перестал быть справедливым" [46, 8].

Здесь возникают по меньшей мере два возражения. Во-первых, сказки в целом (и непальские, в частности) вовсе не утверждали принципиальной несправедливости "божьего суда" по сравнению с человеческим. Напротив, во множестве текстов именно "божий суд" расценивается как наиболее справедливая, высшая инстанция (ср. пословицы "Бог правду видит", "Бог рассудит"). Но есть и немало историй, утверждающих возможность обратного: "И божий суд бывает несправедлив" (см.*No 155 - 159 данного сборника). Эта закономерность, как мы увидим, характерна для любой группы сказок о судах.

Точно так же разница между двумя приговорами панчей вряд ли может быть удовлетворительно объяснена историческими переменами в непальской деревне. Распространенный по всему миру сюжет о приговоре, согласно которому бык может отелиться, возник, скорее всего, задолго до того, как должность панчей стала выборной, и может быть приписан любому фольклорному судье (см. No 140 и примеч. к нему). Подобно тому как любой фольклорный хитрец мог обмануть другого, но мог и сам оказаться обманутым, мог проявить себя мудрецом, а мог и простаком, так один и тот же фольклорный судья (а им мог быть, кстати, тот же хитрец) способен был вынести и справедливый приговор, и несправедливый, (Ср., например, приговоры Насреддина в No 171 и др.) Напрасно мы бы стали искать историческое объяснение такому противоречию. Социологическая интерпретация подобных сказочных сюжетов, как будет еще отмечено в дальнейшем, вообще требует осторожности.

xxiv

В каждом отдельном тексте социальные, национальные и другие симпатии рассказчика могут быть несомненны; но в процессе бытования у разных народов, в разных социальных сдоях один и тот же сюжет мог коренным образом переосмысливаться, так что в совокупности вариантов мы видим набор самых разнообразных, порой взаимоисключающих суждений, оценок, решений, приговоров. Теоретически можно представить их как полный набор логических трансформ, о которых будет сказано дальше.

xxv

Можно привести также суждение О. М. Фрейденберг о разрывании на части тотема как древней реальной подоплеке "в сюжете о Шейлоке, требующем от должника фунт живого тела (мяса)" [14, 156]. (См. здесь No 222 и примеч. к нему.)

xxvi

Возможны случаи, когда признание чьей-либо правоты пли неправоты ведет не к поощрению или наказанию, а к компромиссу или к примирению сторон (см., например, сказку лоанда "Тесть и зять"). Сути дела это не меняет.

xxvii

Это тоже причина, требующая оговорок при социологической интерпретации историй о судах.

xxviii

Приведем для примера подобное толкование одного классического древнеиранского (согдийского) сюжета: купец нанял сверлильщика жемчуга за плату сто динаров в день. Сверлильщик оказался к тому же искусным музыкантом и по просьбе хозяина весь день играл на чанге. К вечеру он потребовал свою плату. Купец отказался платить. Судья, к которому оба обратились, решил: "Ты нанял этого человека на работу, почему же ты не приказал ему сверлить жемчуг? Почему же ты вместо этого приказал ему играть на чанге? Работнику следует заплатить сполна". Нам сейчас интересен не только приговор, позволяющий судить о юридических нормах определенной страны и эпохи; характерно толкование рассказа как притчи: "Сведущий в искусствах и ремеслах есть тело. Сверлильщик жемчуга - это тело. Сто динаров означает жизнь длиной в сто лет. Владелец жемчуга - это душа, а сверление жемчуга означает благочестие" ("Поэзия и проза Древнего Востока", М., 1973, с. 532),

xxix

Что, однако, отнюдь не исключает варьирования приговора у разных рассказчиков, в зависимости от его взглядов и пристрастий. Так, например, во втором рассказе Веталы предлагается определить, кто по закону должен быть мужем воскрешенной девушки, при этом в рецензии Джамбхаладатты Викрамадитья отвечает, что ее муж тот, кто охранял на кладбище ее прах, а у Шивадасы он определяет, что охранитель праха должен быть рабом девушки, а супругом тот, кто удалился домой (см. примеч. к No 48).

xxx

В примечании к латышскому изданию данной книги переводчики напоминают о "судебных" сюжетах и мотивах в "Истории" Геродота, в софокловской "Антигоне" (Par tiesam un tiesnesiem. Riga, 1979, с. 25).

xxxi

Мигель де Сервантес Сааведра. Дон Кихот. Ч. 2. Пер. Н. Любимова. М., 1955, с. 358.

xxxii

Томас Манн. Письма. М., 1975, с. 23.

xxxiii

В частности, там указываются варианты однотипных сюжетов, отличающиеся от приведенных в основной части только решениями (приговорами).

xxxiv

Напомним еще раз, что пятый, "вызов в суд", самостоятельной сюжетной наполненности не имеет. Возникновение (суть) конфликта (тяжбы, спора) обозначается в указателе буквой К, судебное разбирательство (следствие) - С. приговор - П. реакция на приговор - Р,

xxxv

Буквой "а" обозначается в указателе приговор, подтверждающий какой-либо принцип; в данном случае ребенок присуждается родной матери, имущество - законным владельцам. Буквы "б", "в", "г" означают соответственные логические трансформы.

xxxvi

Знаменитый библейский рассказ; различные варианты его широко распространены в мировом фольклоре (АаТh 926). А. Н. Веселовский [4] излагает индийское сказание о том, как Будда, прочертив на полу черту, велел женщинам, спорившим о ребенке, тянуть его к себе. Ср. камбоджийскую сказку "Спор о ребенке" [121, 36]: две женщины претендуют на ребенка; бодисаттва предлагает им доказать свои права, силой вырвав ребенка. Настоящая мать жалеет ребенка и отпускает его. Сюжет использован в литературе (см. вступительную статью). Выражение "Соломонов суд" употребляется как поговорка для обозначения мудрого, справедливого решения. "Соломоново решение" обозначает также предложение компромиссное, способное (якобы) удовлетворить обе стороны (разделить ребенка пополам).

Хотя в самой Библии известен лишь один суд Соломона, обозначение это в позднейшей литературе (апокрифической, талмудической, в мусульманских легендах на библейские темы) объединяет целую группу рассказов о судах самого разного содержания; см. [4], а также примеч. к No 26, 211.

xxxvii

Эта версия сюжета из "Двадцати пяти рассказов Веталы" приведена здесь из-за ее краткости. Сомадева [125] приводит гораздо более обширный вариант ("О том, кому же приносить жертву"), поясняющий некоторые подробности. Вор, которого первым встретила женщина, не просто осужден - он посажен на кол; тем удивительней звучит его просьба отдать ему в жены дочку. "Зачем она тебе?" ~ спрашивает женщина, и вор объясняет: "Нет у меня сына, а жизнь моя кончается. А ведь у кого нет сына, тот не вкусит небесного блаженства. Если же согласишься ты на мою просьбу и она родит от кого-нибудь, будет ее младенец моим сыном кшетраджа" [125, 216]. По индийскому средневековому праву, поясняет комментатор, если по каким-то обстоятельствам у жены от законного мужа не было сына, то муж мог дать согласие на зачатие женой ребенка от какого-либо другого мужчины. В этом случае родившийся младенец обладал всеми законными правами сына от законного мужа. Такого сына и называли термином "кшетраджа".

Вот почему раджа проявляет не просто ум, но и знание юридических норм своего времени, отвечая на вопрос, за разрешением которого в версии Сомадевы царь напрасно обращался к брахманам: "Отдать жертву надобно в руку вора, так как царь... его сын, а не кого-нибудь другого, хотя и зачат другим" [125, 220].

xxxviii

Л. Фробениус в т. 9 своего "Атлантиса" ("Сказки центрального Судана") приводит аналогичную сказку племени керри-керри [152, 117], которая также заканчивается дилеммой. И в том же томе такая же история, записанная от тех же хауса, дает одно из возможных решений. Здесь охотник ранит сына по собственной неосторожности, промахнувшись, и убегает от окровавленного тела. "Мимо проезжал человек на лошади. Он увидел тяжело раненного мальчика и подумал: "Бог не дал мне детей. Возьму его к себе".

Всадник поднял юношу к себе в седло и привез домой. Там он перевязал его, выходил, а потом женил на красивой девушке и дал в подарок сто верблюдов.

На свадьбу пришел и родной отец юноши. Он увидел своего сына со множеством верблюдов и велел ему возвращаться домой...

- Хорошо, - сказал приемный отец, - если ты так настаиваешь, вот тебе лошадь, поедем в лес.

Они с юношей тоже сели верхом и поехали в лес. Там приемный отец дал юноше меч и сказал:

- Я тебя выходил и воспитал. Он твой родной отец. Если хочешь вернуться с ним, убей меня, если хочешь остаться со мной, убей его.

Сын решил остаться у приемного отца, а родного убил. Затем он вернулся в деревню и справил свадьбу" [152, 109].

Пример хорошо показывает, что и в фольклоре одного и того же народа, в данном случае хауса, сюжет может бытовать с разными концовками.

xxxix

Ср. индийский рассказ "Корабельщик-плут" [48, 237]: корабельщик захотел присвоить товары купца. Судья, чтобы испытать их, предложил обоим продать товары с убытком. Настоящий хозяин на это не согласился. Ср. также No 11.

xl

Плоды дерева дорава обычно кладут в похлебку.

xli

Перец кимба используется как приправа к кушаньям и как слабительное.

xlii

Тазаргаде - ароматная трава, используемая для изготовления лекарств.

xliii

ВС 1546А* Ср. польскую сказку "Простачок распознает, где ложь, где правда" ("Польские народные легенды и сказки". М. - Л., 1965, с. 276); индийскую "Правитель Манипура испытывает Бирбала" [48, 209]. Аналогичный персидский анекдот объясняет происхождение поговорки "Не совсем был самец". Здесь хозяин верблюда, чтобы разоблачить человека, желавшего присвоить животное, накрыл его попоной и спросил, самец это или самка. Человек ответил "самец", а верблюд оказался самкой. Человек, растерявшись, сказал: "И мой верблюд был не совсем самец". Поговорку приводят, когда кто-нибудь, попавший в неловкое положение, пытается оправдаться [86, 186].

Ср. также уйгурский анекдот "Приметы коня":

"Одни бай обвинил афанди в том, что тот украл его лучшего коня. Афанди не сознавался:

- Конек у меня есть и, действительно, неплохой. Но он мой собственный.

Потащил бай ходжу решать спор к казию.

- Какие приметы у вашего коня? - спросил судья у бая. Округлил тот свои маленькие глазки, надул щеки и говорит важно:

- Если ветер дул с правой стороны, то грива у моего коня всегда была с левой, если ветер дул с левой стороны, то грива у коня всегда была с правой. Есть еще примета. Когда конь пьет воду из арыка, то обязательно запачкает ноги глиной.

Посмеялся афанди над такими "приметами", побежал домой за конем. Привел, держит за уздцы коня, грива которого коротко подстрижена и дыбится, ноги лоснятся.

- Как видите, - обратился казий к баю, беспомощно разводя руками, - ни одна из ваших примет не сходится" [136, 39].

Из текста не совсем ясно, чей это все-таки был конь: хитрец афанди мог "подготовить" украденного коня, т. е. подкоротить ему гриву и проч..

посмеявшись над глупцом, который не смог назвать более убедительных примет. В таком случае, если арабский вариант представляет собой трансформу "а" (настоящий хозяин знает свое имущество и сможет это знание доказать перед судом - см. также No 13, 14), то уйгурский можно считать трансформой "б".

xliv

Аналогичная сказка африканской народности мунги [153, 333] имеет другую концовку: там кролик, хитростью забравший поле у куропатки, отдает часть урожая судье, вынесшему приговор в его пользу; затем по пути пытается убить судью, но неудачно; испугавшись последствий, хитрец сам убегает, оставляя судье весь урожай.

В сказке народности тем (Того) паук, ставший благодаря своей хитрости владельцем поля, покупает у ограбленной им ящерицы еще и ее одежду, сделанную из мух; мухи разлетаются, он остается голым, и для всех, кто только что вынес приговор в его пользу, это оказывается доказательством его неправоты [153, 145].

xlv

Нзамби - мать-прародительница всего сущего, олицетворение земли у баконго.

xlvi

Ср. сказку хауса "Трудная задача" [109, 205], Узбекская "Разделил по совести" ("Похождения Ходжи Насреддина", Таш., 1965, 218), азерб. [23, 91].

К числу сказок о хитроумном дележе имущества можно отнести и широко известный сюжет о дележе одного или нескольких гусей на семью (АА* 1580; ногайск. "Находчивый бедняк" [77, 36], асСирийская "Дележ гусей" [57, 233]).

xlvii

АаАн* 222В. В комментарии к сборнику [17,437] указывается на исследования И. Левина, который проследил историю сюжета на основе всех доступных (около трехсот) вариантов этого повествовательного типа, "одного из древнейших, засвидетельствованных уже в аккадской литературе произведений словесности".

xlviii

Ср. ассирийская сказку "Как братья топор делили". Там сюжет имеет продолжение:

"Когда дело дошло до топора, братья призадумались. Наконец один из них догадался: "Положим топор в воду и будем молчать до тех пор, пока он не размякнет".

Так и сделали. Говорят, что братья все еще молчат: ждут, когда придет время делить топор" [57, 49].

xlix

Компромиссное решение подобного типа приписывается Соломону в одной из мусульманских легенд о его судах. Вот как пересказывает ее А. Н. Веселовский: "Соломону было всего 13 лет, когда к отцу его пришли два человека судиться. Истец купил у ответчика землю, в которой, копая погреб, нашел клад; он требовал, чтобы ответчик взял себе этот клад, так как он покупал у него только землю; а тот отнекивался, говоря, что не имеет на это права. Давид решил, чтобы каждый взял себе половину; но Соломон вздумал иначе: он велел женить сына истца на дочери ответчика и клад отдать им" [4, 97]. Ср. также No 27.

l

Ср. афганскую сказку "Восемь лепешек" [107, 133].

li

В кхмерской сказке аналогичного содержания "Кошка и пожар на корабле" [89, 266] судья-король выносит иное решение: три четверти ущерба возмещает тот, кто отвечал за больную лапу кошки, четверть ущерба распределить между тремя остальными, отвечавшими за три здоровые лапы.

lii

В старом Китае военные чиновники имели более низкое социальное положение, чем штатские.

liii

См. примеч. к No 53.

liv

Сюжет требует пояснения относительно кастовой системы, сложившейся в древней Индии. Выделялись четыре большие группы каст, так называемые варны: шудра, охватывающая рабов и некоторые категории крестьян и ремесленников; вайшья, объединяющая различные торгово-промышленные касты, кшатриев - воинские касты и брахманов - различные категории жрецов. Решение раджи более подробно обосновано в другой версии: "Как это шудре-ткачу отдать в жены кшатрийку? И как это можно выдать ее за вайшью? Да и на что годится его знание языка зверей и прочих? А на что годится этот брахман, уронивший себя тем, что забыл о своем призвании, воображающий себя героем и живущий колдовством? Поэтому надлежит ее отдать только кшатрию... равному ей по касте и прославленному своим искусством и доблестью" [126, 164]. Равенство по касте - несомненно главный критерий.

Ср. также абхазскую сказку "Три героя" [17, 23], где трое претендуют на девушку-пленницу. Судья, вызвавшийся решить спор, предлагает каждому рассказать о своих подвигах. Предпочтение отдается герою, оживившему мертвеца.

lv

Ср. АаТh 945-IIв. Очень распространенный сюжет, восходящий к древнеиндийскому источнику. Схема его может варьироваться. Так, в ассирийском [57, 211], язгулямском [117, 44] и персидском [102, 21] вариантах спорят только трое (отсутствует золотых дел мастер). В кхмерской сказке "Четыре волшебника" [89, 262] первый претендент наделил колоду человеческим обликом, второй - красотой, третий превратил дерево в плоть, четвертый вдохнул в нее жизнь.

Если принять решение белуджской сказки (невеста принадлежит тому, кто дарит одежду; таково же решение в язгулямском варианте [117, 44]) за трансформу "а", то в других версиях мы встретим решения, опровергающие эту логику (трансформа "б").

Так, в ассирийской сказке "Три друга" [57, 211] судья решает отдать женщину священнику, по просьбе которого бог вложил в статую душу, а остальным лишь оплатить работу ("б1"). Такое же решение в абхазской сказке "Кому из нас она принадлежит?" [17, 86] выносит "сельское правление". Ср. это с решением судьи в индийской сказке "Кукла" [112, 154]: плотник, сделавший куклу, и брахман, ожививший ее, будут девушке отцами, портной, сшивший ей одежду, дядей (ибо дарить одежду к свадьбе - обязанность дяди); мужем становится тот, кто подарил ей драгоценности (ибо драгоценности обычно дарит невесте жених). Разница решений, видимо, зависит от различий в обычаях, характере дарения свадебных подарков (трансформа "б2"), В названной кхмерской сказке решение короля-судьи таково: первый заменит девушке мать, второй (т. е. тот, кто наделил изваяние красотой) будет ей мужем, третий - братом, четвертый - отцом ("б3").

Траисформа "в" (все имеют право на девушку или никто не имеет на нее права) представлена в разных вариантах. Так, в одной персидской версии [102, 21] дочь падишаха последовательно признает правоту каждого из трех претендентов ("в1)). В другом персидском варианте [50] к четырем претендентам вначале последовательно присоединяются все, кого они приглашают в судьи (странник, правитель, городской судья). Наконец некий старец предлагает "божий суд": все семеро соискателей отправляются к "дереву судей", прихватив с собой женщину. "Изложили они обстоятельства дела и попросили решения. Тотчас же дерево раскололось, невеста эта вошла в дупло и исчезла в нем. Из листьев же дерева послышался голос, который возвестил: "Всякая вещь возвращается к первоисточнику своему" [50, 62]. Это трансформа "в2".

Во всех случаях нетрудно представить себе бытование сюжета в виде дилеммы, когда решение требуется от слушателей (трансформа "г"). Автор комментария к абхазскому варианту приводит сведения, сообщенные ему А. Е. Бертельсом: "На Ближнем Востоке сюжет обособился и рассказывается как веселый анекдот или как "сказка", между тем исконно это притча для пояснения высоких теософских истин. В этом понимании сюжет бытовал у исмаилитов Средней Азии, преимущественно в рукописях мистиков" [17, 463]. Ср. также No 48, 49 и комментарии к ним.

lvi

Знаменитый рассказ, восходящий к древнеиндийской версии. Первая фиксация этой легенды встречается в санскритском сборнике XII в. "Шукасаптати". В XIV в. она переводится на персидский язык и через Иран распространяется по многим странам Востока, появляется па арабском, турецком и других языках. В Среднюю Азию сюжет проникает также и из Индии. См. индийские версии [44, 65]; [126, 149].

lvii

Рассказ восходит к древнеиндийской версии. (Ср. [44].) В индийском варианте девушка не кончает с собой, а умирает "по воле судьбы". "Когда ее сожгли, то один из брахманов тем пеплом свое тело посыпал, волосы в знак подвижничества в косу заплел и отправился странствовать. Другой брахман собрал ее кости и пошел по разным снятым местам. Третий же на месте ее сожжения хижину построил и там... жил". (У Сомадевы именно этот третий, а не первый назван подвижником.) В дальнейшем подвижник находит средство оживить девушку (волшебную книгу) и возвращается к месту ее сожжения. "Другой брахман, посетив разные святые места и омыв ее кости в священных водах, тоже туда явился. А третий, карауливший место сожжения, и так был там. И вот второй и третий, собрав кости и прах, сделали фигуру Мандаравати, а подвижник прочел мантру из принесенной им книги и таким образом оживил ее". Решение возникшего спора напоминает приговор непальских судей: "Тот, кто мантру прочел, отец для нее, так как он ее воссоздал. Тот, кто кости ее по святым местам носил, - ее сын, ибо выполнял он сыновний долг. Тот же, кто прах ее охранял, муж ей, так как он заботился о ней" [44, 37 - 38]. У Сомадевы объяснено подробнее: "Кто на ложе из ее пепла, обняв ее, совершал подвижничество на кладбище, по любви к ней, и должен быть ее супругом, потому что все, что он совершил, глубокой любовью вызвано" [126, 133]. Ср. No 46, 49.

lviii

Таксила - город в древней Индии, славившийся буддийскими храмами и монастырями.

lix

Такое же решение выносится в аналогичной вьетнамской сказке "Трое умельцев" [37, 40].

Ср. распространенный фольклорный сюжет об искусных друзьях (чаще братьях; АаТЬ 653). Силезские, вестфальские, датские, шведские, исландские, бретонские, итальянские, греческие, болгарские и иные варианты приводят И. Вольте и Г. Поливка (3. В о 11 о, С. Роllivkа. Anmerkungen zu den Kinder- und Hausmarhen der Bruder Grimm. Bd 3. Lpz., 1918, с. 45). Вот, например, одна из немецких версий: "У крестьянина три сына, один из них звездочет, другой - вор, третий охотник. Звездочет узнает о девушке, похищенной драконом, вор выкрадывает ее с острова, где она заточена, а охотник убивает дракона. Затем братья начинают спорить, кому из них девушка должна достаться. Бросают кости. и жребий падает на охотника" (своеобразный вариант "божьего суда"). Близкие варианты приводятся в "Народных русских сказках" А. Н. Афанасьева [76, No 145 - 147, 561]; здесь, однако, братья ищут царицу (Елену Прекрасную) по приказу царя. В одном из вариантов девица достается вору [No 145], в остальных - царю. П. А. Гринцер указывает на проникновение сюжета и в письменную литературу. Он встречается, например, в "Усладительных ночах" Страпароллы, где спор о девушке ведут солдат, плотнит; и знаток птичьего языка (причем "до сих пор еще дело ожидает своего разрешения"), у Базиля в "Пентамеропе", а также в персидской, турецкой, монгольской обработках. "Во всех пересказах мы имеем дело с типичным случаем "казуса". Внимание читателя заострено на завершающем сказку споре; решение же спора самое различное... Такая структура сюжета с очевидностью указывает на его индийское происхождение" [6, 221 - 223].

lx

Известны различные сказочные сюжеты о соревнованиях за право получить руку невесты; если это царская дочь, одновременно испытывались способности будущего правителя. В связи с этим уместно привести замечание Дж. Фрэзера: "Очень возможно, что эти предания отражают действительно существовавший обычай соревноваться за невесту. (Фрэзер конкретно имеет в виду соревнования в беге, но в дальнейшем упоминает и другие состязания. - М. X.) ...Возможно, это было пережитком... древнего брачного обычая, предназначенного испытать достоинства кандидата в мужья. С особой строгостью такое испытание должно было применяться к будущему царю" [13, 181 - 182].

lxi

Нзамби Мпунгу - божество, олицетворяющее небо, гром, тучи.

lxii

АаТh 653А. Чрезвычайно распространенный сюжет, восходящий к древнеиндийскому источнику. Наиболее типичная общая схема сюжета такова: снор возникает между несколькими (чаще всего тремя) соперниками, влюбленными в одну девушку. Наиболее распространенный вариант: один становится обладателем волшебного предмета, позволяющего видеть на расстоянии (зеркало - ногайск. [77, 27], шугнанск. [117, 34], язгулямск. [117, 44], белудж. [100, 49], Адыгейская [99, 24], абхазск. [17, 21], Казахская [60, 147]; очки - ганда [109, 170]), другой получает волшебное транспортное средство, способное мгновенно переносить в нужное место (ковер - ногайск. [77, 27], белудж. [100, 49], Адыгейская [99, 24], абхазск. [17, 21], Казахская [60, 147]; катапульту ганда [109, 170], прядильное колесо - язгулямск. [117, 44], верблюда шугнанск. [117, 34]); третий становится владельцем лекарства или волшебного средства, способного излечить больную и даже оживить умершую (яблоко ногайск. [77, 27], абхазск. [17, 21], Казахская [60, 147], снадобье - ганда [109, 170], чаша с водой - шугнанск. [117, 34] и язгулямск. [117, 44], бисер белудж. [100, 49], кубган - Адыгейская [99, 24], хлыст в приведенной сказке ашанти и т. п.). В других версиях соперники становятся обладателями не волшебных предметов, а волшебных качеств или просто искусными мастерами своего дела. Так, в таджикской сказке [127, 203] спорят гадальщик (узнавший о болезни), знахарь (вылечивший девушку) и мастер, сделавший волшебного копя; в ассирийской - искусный астроном, узнающий о болезни по звездам, инженер, верно определивший расстояние, и врач [57, 212]); ср. также Амхарская [22, 67].

Вопрос ставится так: кто из претендентов имеет право взять девушку в жены?

Сюжет, по существу, представляет собой загадку, ответ на которую иногда не дается, иногда дается в самом тексте. Эти ответы (решения, приговоры) бывают самые разнообразные и в совокупности демонстрируют возможность любых логических схем.

В казахской сказке "Как дочь хана выбирала себе мужа" [60, 147] девушка выбирает того, кто оживил ее яблоком, объясняя: "Ваши подарки (волшебный ковер и зеркало. - М. Х) я могу возвратить, а его - пет: яблоко я съела". Та же логика в абхазской сказке; здесь жених сам лукаво предлагает: "Я уступаю вам девушку... Только извлеките мое яблоко из невесты и целым дайте мне". Поскольку это невозможно, невесту присуждают ему. То же - в ногайской сказке [77, 27], в тувинской [131, 171]: выбирается тот, кто понес невозвратимый убыток, т. е. добывший лекарство. В шугнанской версии [117, 34] девушка выбирает сама: "Я люблю того, кто меня оживил". В язгулямской [117, 44] предпочтение также отдается обладателю целебного средства, но без объяснений, как само собой разумеющееся; то же и в таджикском варианте [127, 2011]: естественным кажется присудить девушку знахарю. Между тем в других вариантах не менее естественными кажутся другие обоснования. Так, в сказке белуджей "Три чудесных подарка" судьи ссылаются на закон: "По закону девушка должна принадлежать тому, кто увидел ее в зеркале. Ибо он увидел ее в последний момент, когда женщины обмывали ее тело" [100, 50]. К этому же типу решений принадлежит приговор в ассирийской сказке "Три брата": "Врач спас девушку, ему надо за это заплатить. Инженер верно определил расстояние, ему тоже надо за это заплатить. Но астроном предсказал, что, если врач вовремя не прибудет, девушка умрет. Следовательно, это он спас жизнь девушки и она должна принадлежать ему" [57, 214].

В казахской сказке "Спор братьев и решение Шуюте" [62, 86] мудрец решает, что вся сила - в верблюде, доставившем женихов к невесте; его решение расценивается как справедливое. Т. е. приговор выносится в пользу владельца транспортного средства. Если первое решение (в пользу владельца лекарства или целительных способностей) обозначить как логическую трансформу "а", то два других могут быть обозначены как "б1" и "б3".

Но возможны и другие логические решения (трансформа "в"): девушка должна принадлежать всем одновременно ("B1") или никому ("В2"). В сказке народности ганда "Очаг" [109, 170] девушка говорит претендентам:

""Вы все трое меня спасли. Значит, мы не должны расставаться. Будем жить вместе. Я буду готовить вам пищу". - И только она это сказала, как превратилась в горшок, в котором готовят пищу, а трое юношей превратились в три камня". (Этиологическая концовка объясняет устройство очага.) В сказке народности налу (Бисау) невеста заявляет претендентам: "Если я выйду замуж за одного - поссорю его с двумя другими. Поэтому я вам всем буду старшей сестрой, а вы женитесь на трех моих младших сестрах" [111, 124]. Все очень довольны таким решением. В адыгейской сказке "Чья заслуга больше?" [99, 24] конфликт заканчивается тем, что, пока братья судились, девушка снова заболела и умерла. Ср. также .No 51, где девушку делят на три части. Эта сказка предлагает вообще своеобразный вариант сюжета: девушку сначала оживляют, затем переносят с помощью волшебной циновки в другое место.

Наконец, приведенная в сборнике сказка ашапти демонстрирует образец трансформы "г" ~ сказку-дилемму. Как уже говорилось (см. вступительную статью), такие сказки рассказывались слушателям как загадки и в принципе могли закончиться любым приговором. Конечно, характер его зависит от религиозных и других представлении". Так, в индийских сказках важным для приговора является равенство или неравенство по касте (ср. No 45), представление о возможности других рождений и т. п.; у мусульманских и других народов, где принято многоженство, возможны своеобразные решения типа "в". Но и в сказках одного и того же народа возможны разные решения. Выше приводился пример таких решений в двух казахских вариантах. В либерийской сказке "Прекрасный юноша" [96, 10] четыре женщины оказывают услуги юноше и не могут решить, кто должен стать его женой. Сказка так и заканчивается вопросом. В другой либерийской сказке почти такого же содержания, "Браслет вождя" [143, 103], спора даже не возникает: все четыре женщины становятся женами юноши; лишь после его смерти сыновья, затеяв спор о наследстве, обосновывают свои преимущественные права особыми заслугами матерей.

lxiii

Ануннаки у шумеров и вавилонян - духи земли, порожденные богом Аном и подчиненные старшим пятидесяти богам.

lxiv

Дуку - дом богов.

lxv

Эпки - шумерский бог мудрости.

lxvi

Полба - вид пшеницы.

lxvii

Плавающие поля - поля, устроенные на небольших плавучих островках озера Пилей (очень распространены у народности инта).

lxviii

Ананси - имя паука, популярного героя фольклора ашанти.

lxix

Сказка (позднего происхождения) отражает реальность колониальной эпохи, когда вожди не выбирались, а назначались колониальной администрацией.

lxx

Ср. AaTh 1332. Ср. узбекскую сказку "Два дурака" [38, 53] непальскую "Кто глупее", а также кхмерскую "Четыре глупых жениха" [89, 286], где глупейшим признается тот, на чьем теле сохранились следы, подтверждающие историю о его глупости.

lxxi

Муладева - популярный образ плута, выступающий во многих индийских сказках.

lxxii

Бхутаваса - "жилище бхутов". Бхуты - злые духи, прислуживающие богу Шиве.

lxxiii

AaTh 653. Ср. сказку ашанти "Почему на небе есть луна" [109, 55]. Там шестеро братьев, обладающих разными чудесными свойствами ("тот, кто умеет предугадывать беду", "строитель дорог", "умеющий осушать реки", "потрошитель дичи", "метатель камней", "лежащий на земле, как подушка"), спасают отца, который упал в реку, был проглочен рыбой, а затем унесен ястребом. В награду наиболее отличившемуся предназначалась луна. "Ньяма, бог неба, так и не мог решить, кто из них достоин награды. Он долго слушал спор. Наконец это ему надоело, он встал со своего места, поднялся на небо и унес с собой луну. Вот почему луна теперь на небе" (трансформа "в"). См. также No 68 и комментарий к нему.

lxxiv

Ср. либерийскую сказку "Хлыст из коровьего хвоста" [109, 164]. Там отец братьев пропадает без вести в лесу, и лишь много времени спустя самый младший, родившийся уже без отца, вспоминает о нем. Старшие, проявляя каждый свои чудесные способности, находят в лесу кости отца, собирают их, одевают мускулами, наполняют тело кровью, возвращают дыхание, наделяют силой движения и даром речи. Но награду наиболее отличившемуся, хлыст из коровьего хвоста, получает младший, который первым вспомнил о нем: "И до сих пор в тех местах можно часто слышать поговорку: "Человек жив до тех пор, пока о нем помнят"". Ср. также No 67 и комментарий к нему.

lxxv

Разнообразные споры о превосходстве, особенно если наградой был трон, рука принцессы или другие привилегии, заставляют опять вспомнить "Золотую ветвь" Дж. Фрэзера (см. примеч. к No 50). "В некоторых случаях право па руку принцессы и па троп, видимо, оспаривалось в состязании. Ливийцы Алитемпия награждали царством быстрейшего бегуна. У древних пруссов претенденты на дворянство па копях скакали к королю, и тот, кто прибыл первым, получал дворянство. Самые первые Олимпийские игры, по преданию, были проведены Эидимиопом, который устроил своим детям соревнование в беге, а призом в этом соревновании сделал царство". И далее, говоря о смысле разнообразных спортивных испытаний при отборе претендентов, Фрэзер замечает: "Такое испытание должно было применяться к будущему царю, чтобы никакой телесный недостаток не лишил его возможности исполнять священные обряды, от которых, согласно поверьям, безопасность и процветание общины зависели больше, чем от исполнения гражданских и воинских обязанностей" [13, 181 - 182]. Возможно, какие-то отголоски этих архаических обычаев нашли отражение в сказочных сюжетах о состязаниях.

lxxvi

Знаменитый рассказ, имеющий много соответствий в мировом фольклоре. Ср. кхмерскую сказку "Взял топор - верни топор, взял горшок - верни горшок" [89, 315]. Ср. АаАн 613.

lxxvii

Кар - область, принадлежавшая египтянам, на крайнем юге их владений в Нубии.

lxxviii

Эннеада - боги города Гелиополя: Ра-Атум, породивший бога воздуха Шу и его жену Тефнут, от которых произошел бог земли Геб и богиня неба Нут, и дети последних: Исида, Сет и Нефтида.

lxxix

В сказке нашли свое отражение реальные правовые нормы древнего Египта, в частности тот факт, что "потерпевший должен был в своей жалобе указать как наказание, которое, по его мнению, полагается виновному, так и размер вознаграждения, которое он взыскивает" [8, 64].

lxxx

Остров Амопа (Паиуамоп) - одно из названий центра XVII нома Нижнего Египта, современный Эль-Баламун.

lxxxi

Очевидно, имеются в виду горы, окаймляющие долину Нила.

lxxxii

Великая река - основное русло Нила.

lxxxiii

Амон почитался в Египте как царь богов.

lxxxiv

"На хранение в древней Индии отдавались самые разнообразные движимые вещи... В случае, когда принявший на хранение не возвращал предмета хранения добровольно, он допрашивался судьей, который при отсутствии свидетелей должен был проверить его честность... Принявший на хранение не отвечал перед собственником, если предмет хранения был украден или унесен водой. Он отвечал только тогда, когда брал что-либо для себя из принятых на храпение предметов" [8, ИЗ].

Ср. персидский вариант этого же сюжета в "Тути-наме" [50]. Здесь столяр похищает сыновей обманщика-ювелира и заявляет, что они превратились в медведей. На суде он показывает медвежат, предварительно выдрессированных; медвежата ласкаются к ювелиру; суд решает, что превращение действительно могло произойти; ювелир возвращает похищенное.

В другой персидской версии [102] помочь пострадавшему берется шут Бахлул. Он добивается назначения на должность "шаха мышей" и начинает преследовать мышей, "съевших железо". Для этого он велит землекопам подрыть сначала дом кадия, вынесшего абсурдный приговор, затем дом самого обманщика. И тот и другой, чтобы отделаться от Бахлула, письменно заверяют, что мыши железа не едят. С этими заявлениями в руках Бахлул добивается пересмотра дела в пользу пострадавшего.

Ср. также ассирийскую сказку "Когда мыши грызут железо" [57, 75]; здесь конфликтующие стороны выясняют отношения без суда.

lxxxv

В местности Мамаиссара, где был записан этот текст, круглые хижины имеют два этажа. Верхняя часть, поддерживаемая сваями, служит спальней, внизу располагается очаг, и па ночь сюда же, за ограду, загоняют скот.

lxxxvi

В предыдущих историях это была обычная проделка Лая: коровы разбивали горшок с медом и хитрей в возмещение требовал от хозяина корову.

lxxxvii

Ср. казахскую сказку "Старик и его дочка" [58, 193].

lxxxviii

Как можно попять из дальнейшего, речь идет о изображении луны.

lxxxix

См. вступительную статью. Ср. близкий по смыслу рассказ, объясняющий происхождение русской пословицы "Вора выдала речь".

У митрополита Платона украли хомуты. Он распорядился созвать всех на молитву и, войдя, обратился к ним с вопросом:

- Усердно ли вы молитесь?

- Усердно, владыко.

- Все ли вы молитесь?

- Все молимся, владыко.

- И вор молится?

- И я молюсь" [9, 43].

Ср. также рассказ сенегальского писателя Бираго Диопа "Суд". Муж прогнал жену, потом захотел ее возвратить. Жена отказалась вернуться к человеку, который ее прогнал. Муж заявил, что не прогонял ее. Судья, к которому они обратились, после молитвы быстро спросил: "Где тот человек, который отказался от жены?" - "Я". - "Твой язык опередил твои мысли" [33, 16].

xc

Ср. аналогичные анекдоты: узбекский "Волшебная палка" [53, 103], индийский "Вор" [54, 98].

xci

Ср. ассирийскую сказку "Вор" [57, 242].

xcii

Подслушивание разговоров тяжущихся как прием следствия: ср. китайскую сказку "Чей зонтик?" [68, 182], кхмерские "Как один парень влюбился в чужую жену" [89, 289] и "О человеке, который ночевал в здании суда" [89, 307] и др. В сенегальской сказке "Мудрость Мадиакате Калы" [95, 223] человек, взявший на хранение деньги, отказывается их отдавать. Его и истца по очереди заставляют носить тяжелые погребальные носилки; спрятавшиеся в них люди подслушивают разговоры и устанавливают истину.

xciii

Ср. афганскую сказку "Мудрый судья" [107, 147], персидскую "Свидетель" [85, 50], казахскую "Верное решение" [62, 315], индийскую "Дерево-свидетель" [48, 200], узбекскую "Дерево-свидетель" [53, 88], турецкую "Показания дерева" [25, 238] и др.

xciv

Одна из популярных сказок, связанных с именем справедливого судьи Бао Чжэна, или, как зовут его в народе, Бао-гуна, господина Бао. В эпоху Сун в Китае действительно жил такой неподкупный судья, дела которого описываются в династийной хронике. Народные предания рисуют его как заступника обиженных и пострадавших. (См. также вступительную статью.)

xcv

AaTh 976, 976А. Ср. персидскую сказку "О туркмене, ларце с драгоценностями, слепом верблюде и судье" [87, 458], туркменскую "Три спорщика" [90, 327], непальскую "Кто вор" [46, 3331], кхмерскую "Как отшельник на золото позарился" [89, 270], уйгурскую "Мудрый старец" [135, 247], казахскую "Суд бия Бальтепея" [62, 294]. В курдской сказке "Три Ахмада" [70, 68] находят не вора, а незаконнорожденного.

В Европе особую популярность сюжет приобрел благодаря Боккаччо, который использовал его в "Декамероне" (день десятый, новелла пятая). Мадонна Дианора, жена Джильберте, обещает месспру Ансальдо стать его любовницей, если тот создаст в январе цветущий сад. Ансальдо при помощи некроманта выполняет ее желание. Джильберте требует, чтобы жена исполнила свое обещание, по Ансальдо, узнав о великодушии мужа, отпускает Дианору, а некромант отказывается от платы за свое искусство. Слушателям предлагается решить, кто из них великодушнее. Этот вариант не связан с отысканием вора; тем не менее П. А. Грипцер связывает его с формой "казуса" (см. вступительную статью). Упомянув о других вариантах сюжета (шотландском, русском, турецком, арабском), он пишет: "У нас нет прямых данных, откуда непосредственно заимствовал содержание своей новеллы Боккаччо... но структура новеллы, композиция и форма сказки... все это указывает на то, что родину данного сюжета мы должны искать в каком-либо из литературных памятников древней Индии. Таким памятником оказываются "Двадцать пять рассказов Веталы", где мы н находим оригинал рассказа (Вет. Шив., 9; Вет. Джамбх., 10). Дочь купца обещала одному юноше, что в брачную ночь она придет к нему. Муж, которому она об этом рассказала, отпустил ее. По дороге ее захотел ограбить вор... по затем, пожалев, не тронул. Юноша также пощадил ее и сразу же послал обратно домой. На вопрос Веталы, кто самый великодушный, Викрамадитья в рецензиях Шивадасы и Джамбхаладатты дает разные ответы: в первой он называет вора, во второй - мужа. Здесь перед нами форма ..казуса" в чистом виде. Остальные восточные и западные версии и варианты, сохранившие его своеобразную структуру, тем самым бесспорно обнаруживают свое индийское происхождение" [6, 226 - 227].

Ср. также язгулямский вариант [117, 44], персидский [50, 101]. Интересен приговор в таджикской сказке "Красивая и умная Фариштамох". Если во всех других вариантах предпочтение отдается кому-то из мужчин, здесь женщина-слушательница замечает: "Вы очень узко мыслите!.. Вы забыли о преданности девушки. Ведь, чтобы остаться верной, она сделала все, что могла, и при этом проявила редкую храбрость. Разве прославляемая вами человечность в поведении девушки ничего не значит?" [127, 24 2]. В систанской сказке "Братья-прорицатели" аналогичную историю рассказывают трем братьям, спорящим о наследстве, чтобы рассудить, кто из них вправе претендовать на большую долю. Двое старших заявляют, что они тоже отпустили бы девушку. Иное дело младший. "Я никогда не отказываюсь от куска, который сам мне в рот лезет". - "Значит, ты и хочешь большую долю в наследстве, - говорит девушка (взявшаяся их рассудить. - М. X.). - Возьми вместо этого меня в жены" [101, 148]. Наследство, впрочем, поделили поровну.

Разнообразие суждений и приговоров как внутри одного сюжета, так и в разных его версиях особенно наглядно подтверждает мысль, как несходны могут быть у разных судей представления о справедливости, благородстве, человечности и т. п.

xcvi

Ср. китайскую сказку "Умный крестьянин" [67, 229], персидский анекдот "Дровосек и прохожий" [85, 55] и др.

xcvii

AaTh 655. Ср. персидский народный рассказ "О туркмене, ларце с драгоценностями, слепом верблюде и судье" [87, 458], сказку хауса "Владелец верблюдицы и три мальчика" [122, 58], таджикскую "Три мудрых брата" [127, 220], индийскую "Пропавший верблюд" [162, 28]. Особую проницательность проявляют герои язгулямской сказки "Три мудрых брата": они узнают не только приметы пропавшего верблюда, но описывают женщину, сидевшую на нем. Этот мотив встречается сравнительно редко, поэтому стоит его привести:

" - Откуда же вы узнали, что на верблюдице ехала верхом женщина ?

Братья ответили:

- Один раз она слезала, чтобы присесть у кустика, а женщины делают это не так, как мужчины. Судья спросил:

- А откуда вы узнали, что женщина была беременной?

- Если бы она не была беременной, она бы прямо поднялась с корточек, а она опиралась на руки. Судья спросил:

- А откуда вы узнали, что в животе у нее мальчик? Братья ответили:

- Если бы она была беременна девочкой, она опиралась бы больше на левую руку, а поскольку это был мальчик, она на правую руку оперлась" [117, ЗЗЗ].

В абхазской сказке "Три брата" [17, 66] герои называют приметы вора, не объясняя, как им это удалось (и само воровство произошло давно). Это дало основание комментаторам говорить о плохом изложении сюжета. Между тем известны варианты, где фигурируют не следопыты, а ясновидящие; такова, например, систанская сказка "Братья-прорицатели" [101, 11]. Видимо, и абхазская сказка относится к этому варианту. В обоих случаях братьям приходится еще раз подтверждать свою способность к ясновидению у судьи (в систанском варианте - у царя).

xcviii

Раздельный допрос как прием следствия известен еще из Библии (ср. No 102). Сходную логику доказательства можно увидеть и в древнеиндийском сюжете "Рубин" (No 146): лжесвидетели не могут вылепить форму камня, которого никогда не видели.

xcix

Ср. арабскую сказку из сборника "1001 ночь" "Рассказ о женщине и лживых старцах". Сюжет заканчивается приговором Аллаха:

"И Аллах великий низвел карающую молнию, и она сожгла обоих стариков" [134, 116].

c

Пекинский диалект ("язык мандаринов") - официальный язык пекинских чиновников. В рассказе обыгрывается гомофония китайских слов: небольшие неточности в произношении искажают весь смысл. Глупец, не понимая этого, думает, что речь идет о разновидности магических формул. В ряде вариантов этого рассказа обыгрывается чрезмерная изощренность официального языка, из-за которой простой крестьянин неверно употребляет слова.

ci

Ср. чеченскую сказку "Как молла доказал свою правоту" (No 99), где притворяется немым действительно невиновный, чтобы доказать свою невиновность.

cii

Амида (Амитаба) - буддийское божество.

ciii

Амаирми - зооантропоморфное чудовище; у Ираку - чаще всего в виде огромной женщины с хвостом, которая пожирает людей и зверей.

civ

Ср. аналогичные рассказы: индийский "Лавочник-мошенник" [48, 166], еврейский "Находчивый мальчик" [112, 121] и др. См также прим. к No113.

cv

Этнографической основой сюжета является анималистический культ деревьев. Ср. No 113 и примечания к нему.

cvi

Лянг - старая мера веса, более 37 г.

cvii

Ученый старец - имеется в виду ученый-конфуцианец.

cviii

Ср. сходную индийскую сказку "Мудрый судья" [112, 181], китайскую "Как пытали каменную плиту" [68, 179]. В обоих случаях пытают камень, смеющихся зрителей штрафуют, деньги опускают в воду и по следам жира находят вора (ср. No 109, 112).

cix

Рассказ восходит к древнеиндийскому источнику; ср. [44, 39]. "Двадцать пять рассказов Веталы" послужили также основой для монгольско-ойратского варианта этого сюжета ("Волшебный мертвец". П. - М., 1923).

cx

Серендиб - остров Цейлон.

cxi

Холладж - очень популярный на мусульманском Востоке мистик-еретик, почитаемый многими как подвижник.

cxii

Ср. аналогичный турецкий анекдот [25, 41].

cxiii

В старом Китае сын, ударивший отца, подлежал смертной казни.

cxiv

АаАн 1609. Ср. аналогичные рассказы: туркменский "Эпенди и торговец" [133, 145], хакасский "Как бедняк с богачом судился" [137, 103], Ираку "Богатый и бедный" [155, 192], турецкий "Ходжа и еврей" [25, 35], узбекский "Небесный дар" [53, 86], суахили [98, 33] и др.

cxv

Ср. аналогичные рассказы: индийские "Хитрый судья" [54, 100] и "Два мошенника" [48, 138], аварский "Умный мальчик" [19, 15], афганский "Старуха и мудрый судья" [107, 182] и др.

cxvi

Согласно представлениям китайской геомантики, в земле существуют так называемые "драконовы жилы". Если кто-то похоронен в такой жиле, значит, его сына ожидает особый успех. Но так как министр уже добился наивысшего возможного для него чина, император усмотрел р его притязаниях опасность: не метит ли он на его трон?

cxvii

Ср. абхазскую сказку "Жадный мулла" [16, 260], индийские "Вероломный друг" [48, 180] и "Нечестный факир" [48, 175] и др.

cxviii

Ср. AaTh 875 В4. Мотив разоблачения на суде ложного и нелепого утверждения при помощи другого нелепого утверждения распространен в самых разных вариантах. Ср. сказку другой бирманской народности, чинов, "Маленький мудрец": "Если креветки не могут взобраться на гору и есть плоды с верхушки смоковницы, то может ли олень попасть в капкан, поставленный на дереве?" [110, 93]; осетинские сказки "Дочь вдовы-ведуньи": "Раз твой мерин может ожеребиться, то почему рыба из воды не может выбраться на сушу?" [И, 325], "Поп и жена алдара" [81, 86] (та же сентенция); амхарскую: "Если теленок мог появиться на свет от козы, то почему я не могу извлечь из камня прекрасную музыку?" [51, 234]; сказку баньянга: если козел может родить козленка, то и самец другого животного может родить [63, 217]. Своеобразен вариант ангольской народности куаньяма "Лев и шакал": Шакал попросил у Льва козла к своей козе, чтобы она могла родить козленка. За это Лев требует себе одного из двух родившихся козлят, а затем и обоих: "Если бы не мой козел, твоя коза не родила бы ни одного детеныша. Оба детеныша мои, потому что это мой козел их породил" [56, 12]. Как видим, требование не совсем абсурдно; однако на суде хитрая Черепаха пристыжает Льва типичной нелепицей: мой отец должен родить. Суд отвергает притязания Льва.

Существует целая группа аналогичных по характеру сюжетов, где рассказанная нелепица приводит к абсурду уже вынесенный несправедливый приговор и вынуждает его пересмотреть; один такой рассказ приведен в разделе "О последствиях приговоров": см. .No 236 и примеч. к нему.

cxix

В тексте дерево названо просто "свидетелем", но, по существу, речь идет, конечно, о "божьем суде" перед священным деревом. Известны разные варианты этого сюжета, где о сакральном характере обращения к дереву говорится вполне определенно (и судья, конечно, не удивляется, как может дерево быть свидетелем). Так, в негидальскои сказке "Хитрец и Силач" Хитрец предлагает: "Пойдем, - говорит, - на мольбище, где приносим жертвы духам неба. И пусть небо укажет, кто же из нас хозяин" (спор идет о свинье). Затем Хитрец отправляется на мольбище. "Развел огонь под деревом, к которому они обычно приносили жертвы духам неба, сварил, как полагается, пшено. Затем вырыл под деревом яму и спрятал в эту яму свою мать" [118, 294]. Мать подает голос в пользу Хитреца, но обоих постигает возмездие: Силач тычет палкой в место, откуда слышен голос, и убивает мать Хитреца. Ср. также индийский рассказ "Отец на дереве" [84, 122], аварскяй "Ламарт и Чумарт" [19, 39], тибетский "Цзянбо и Гунба" [91, 41]. В разделе "О божьих судах" приведена сходная сказка народности диго "Слон и заяц", где подобная же хитрость удается безнаказанно (см. No 159 и примеч. к нему).

cxx

Стремление опорочить свидетелей связано с существенной чертой мусульманского судопроизводства, согласно которому показания свидетеля, не пользующегося уважением, могут не иметь законной силы. "Законность свидетельских показаний в момент их дачи обусловливается следующими требованиями, которым должен отвечать свидетель: быть мусульманином, не еретиком, быть в здравом уме, обладать правоспособностью, пользоваться уважением" [15, 119]. Ср. No 144.

cxxi

С точки зрения правоверного мусульманина, профессия музыканта является зазорной.

cxxii

Санталы - индийская народность группы мунда.

cxxiii

Деко - так санталы именуют индуистов (кроме тех, кто относится к низшим кастам). Кошки-деко - презрительное прозвище индусов ростовщиков и торговцев.

cxxiv

Непереводимая игра слов. Судья обращается к свидетелю на урду, служившем в конце прошлого и начале нынешнего века основным языком судопроизводства в Британской Индии. Свидетель путает заимствованный из арабского языка термин, имеющий значение "обстоятельство", с созвучным ему словом хинди, обозначающим соху.

cxxv

Сал, асон и дхао - распространенные в Индии древесные породы, идущие на различные поделки.

cxxvi

Ср. аналогичные сказки: калмыцкую "О пастухе Кэбюне и мудром сыне хана Зантяджа" [64, 137], афганскую "Три брата и рубин" [29, 192] и др.

cxxvii

Разгадывание загадок в данном случае можно считать своеобразной разновидностью "божьего суда"; см. вступительную статью. Ср. абхазскую сказку "Судья" [17, 314].

cxxviii

Мотив обманутого "божьего суда". Ср. также No 157, 158. Если утверждение "Божий суд не обманешь" ("бог правду видит") принять за логическую трансформу "а" (см. No 147 и др.), то вышеназванные сюжеты представляют трансформу "б". Вьетнамский рассказ "Милосердный дух" (No 151) демонстрирует двойственную логику: дух знает правду, но в то же время не наказывает виновного (трансформа "в").

cxxix

Сходный сюжет был использован Сервантесом в "Дон-Кихоте" (см. вступительную статью). Одну из мусульманских версий суда, связанную с именем царя Давида, отца Соломона, описывает А. Н. Веселовский. Речь идет о чудесной трубе: кто, прикоснувшись к трубе, вызовет звон, тот прав. Однажды к Давиду на суд пришли два человека. "Один жаловался, что другой взял у него жемчужину и до сих пор не возвращает. Но ответчик утверждал, что он ее отдал". Труба подтверждает правдивость каждого. После нескольких проб Давид заметил, что ответчик отдавал свою трость истцу всякий раз, как прикасался к трубе. Он догадался, что в этой трости и была спрятана жемчужина [4, 73].

cxxx

Якши - полубожественные существа; согласно легенде, они служат богу богатств Кубере и способны принимать любой облик.

cxxxi

Заяц старается заручиться поддержкой термита, потому что его постройки находятся па поле и он считается сведущим в земельных вопросах.

cxxxii

См. No 141 и примеч. к нему; там хитрость мнимого "бога" наказывается. Несомненно, подобные сюжеты об обращении к деревьям как к божествам или духам отражают обычаи обожествления деревьев, существовавшие в древности у многих народов мира. Дж. Фрэзер посвятил этой теме целую главу своей "Золотой ветви" ("Поклонение деревьям"). Приведенные здесь сказки отражают более современное, уже малопочтительное и даже юмористическое отношение к древним поверьям. Интересно в этом смысле сравнить кхмерскую легенду "Преданно о Та Каеу и Та Тыне" и вьетнамскую сказку "Тигр, охотник и заяц", которые в данном сборнике не приводятся из-за недостатка места. Во вьетнамской сказке хитрец заяц вызывается помочь охотнику и под большим баньяном изображает горного духа Янгконга. Когда охотник с тигром приходят к нему на суд, он дает каждому по стреле и предлагает пустить друг в друга, чтобы узнать, кто прав, кто виноват.

" - Не согласен, - зарычал тигр. - Охотник он на то и есть, чтобы метко стрелять. Наверняка он в меня попадет, и тогда мне конец.

Янгконг рассмеялся и сказал:

- Не бойся, тигр. Эти стрелы волшебные: они никогда не поразят тебя, если ты не виноват" [37, 164].

Охотник пользуется возможностью и убивает тигра. Между тем не прав в конфликте был, без сомнения, он. Интересно здесь то, что сказка юмористически, в каком-то смысле даже пародийно, переосмысливает ситуацию легенды, известной по 'кхмерскому сборнику. Там бог Индра, к которому апеллирует судья, совершает чудо всерьез: "одна стрела ушла высоко в небо, а другая вонзилась в грудь" виновного [71, 178].

cxxxiii

Синукуан - верховное божество пампанго до принятия ими христианства; здесь старый языческий бог выступает в роли повелителя и законодателя зверей и птиц.

cxxxiv

"Судебный" вариант так называемой "кумулятивной" сказки, когда одно событие влечет за собой другое (ср. АА* 241 II); в данном случае один сваливает вину на другого; в таких сказках обычна этиологическая концовка. Ср. кхмерскую сказку "Почему у аиста голова лысая": аист раздавил перепеленка, потому что испугался цапли, которая, в свою очередь, испугалась баклана и т. д. Наконец цепочка обвинений опять замыкается на аисте; его в конечном счете и признают виновным и решают исклевать ему голову. "С той поры у аистов голова лысая" [71, 56]. Ср. также араканскую сказку "Лягушка и птичка хнансоу" [110, 201], качинскую "Сова и белка" [110, 126], а также No 165, 167.

cxxxv

Краб у некоторых африканских народов считается дарителем воды.

cxxxvi

Ср. No 166, а также кхмерскую сказку "Кто виноват", где всем участникам аналогичной истории была назначена соответствующая часть пени [89, 32].

cxxxvii

Один из вариантов сюжета о так называемых "судейских шутках" (AaTh 1861). Ср. рассказ, объясняющий происхождение русской поговорки "Рассуди топором разруби".

"Судились кузнец с мясником: один другого чем-то обидел. Придумали каждый задобрить судью: один сковал топор, другой быка отвел.

Пришли на суд. Первым заговорил кузнец:

- Господин судья, рассуди нас, как топором разруби. А мясник свое говорит:

- Нет, брат, тут дело быком прет" [9, 361].

Ср. также: "Теленок переступил через твой топор" (грузинская. [42, 139]), "Мул опрокинул твой мед" (Амхарская, [22, 252]), "Карета едет туда, куда ее везут лошади" (немецк., "Deutsche Volksbucher". М., 1965, с. 8) и др.

cxxxviii

Заяц в восточноафриканском фольклоре - самый хитрый из зверей (аналогично лисе европейских народов).

cxxxix

Подземный мир называется "Ауака", что значит "белое просо"; согласно верованиям Ираку, просо происходит из подземного мира.

cxl

Это словосочетание считается у Ираку тяжким оскорблением.

cxli

Старая черепаха в фольклоре Ираку и других восточноафриканских народов - султан зверей.

cxlii

Аллах акбар (араб.) - "Бог велик!". Первая формула азана.

cxliii

В Иране многие сорта вина пили только разбавленными водой.

cxliv

Ср. No 224 и примеч. к нему.

cxlv

Известный сюжет, восходящий к древнеиндийскому источнику. В двенадцатом рассказе Веталы несчастный случай имеет предысторию: видьядхар (полубог, обладающий волшебным знанием) похитил жену у брахмана. Тот отправляется на ее поиски и по пути попадает в дом министра. Министр велит жене угостить брахмана, но брахман отказывается есть в доме и уединяется возле пруда. В это время в его еду и попадает яд из пасти змеи, которую пожирал сокол. На вопрос, кто же повинен в этой смерти, раджа Викрамадитья отвечает: виноваты видьядхар, похитивший жену брахмана, и министр, "потому что пренебрег своим долгом, ибо сам он должен был оказать гостеприимство" [44, 80]. Видимо, индийское юридическое сознание действительно предпочитает доискиваться до первопричины событий, пусть даже отдаленной, чем ссылаться на безликую судьбу.

Интересен таджикский вариант сюжета. Соловей приносит падишаху зернышко урюка, плоды которого возвращают молодость. Когда из зернышка вырастает дерево, падишах посылает одного старика попробовать действие плодов. Садовник приносит упавший плод, съев который, старик умирает. В гневе падишах велит обезглавить соловья. Затем выясняется, что упавший урюк укусила ядовитая змея. На вопрос, кто повинен в смерти старика и соловья, один из слушателей этой истории называет садовника.

Но мудрая героиня сказки, Фариштамох, его опровергает: "Главный виновник этого - падишах! Прежде чем дать старику ядовитый плод урюка, а также прежде чем так безжалостно поступать с невинным соловьем, падишах должен был тщательно разузнать обо всем, тогда уже принимать решение. Эта безрассудная поспешность падишаха и явилась причиной напрасных жертв" [127, 210].

cxlvi

Ср. аналогичные рассказы: узбекский "Твоя правда" [53, 102]. турецкий [25, 128], персидский [74, 64], а также китайский "Глазная болезнь" (No 194) и др.

cxlvii

Ср. АА*2060.

cxlviii

Харун ар-Рашид - халиф из династии Аббасидов, правивший в Багдаде в 786 - 809 гг.

cxlix

Клятва разводом, данная трижды, у мусульман считается одной из самых торжественных, и неисполнение ее влечет за собой окончательный развод, после которого муж не имеет права взять жену обратно. Зубейда - любимая жена Харуна ар-Рашида.

cl

Абу-Юсуф Якуб - знаменитый законовед, имел большое влияние на ар-Рашида.

cli

В примечании рассказчик дает возможность и иного решения: в трезвом виде видишь лань прыгающей, в хмельном - летающей.

clii

Учебный год в начальной духовной школе заканчивается весной, в канун пасхи.

cliii

Согласно обычаям Ираку, в случае расторжения брака муж получал от родителей жены обратно свой свадебный выкуп. Если у него оставались дети, они соответствовали выкупу и он не получал больше ничего. Оба разведенных имели право вновь вступить в брак.

cliv

Ср. Турецкая [25, 132], азербайджанок. [23, ИЗ], Адыгейская [99, 320].

clv

Ср. AaTh 1663, аварск. [18, 60].

clvi

Ср. AaTh 51, татск. [52, 281], Армянская [47, 19], Сенегальская [95, 98]. В сказке бура "Мудрость пса" дележ происходит по принципу, напоминающему дележ Насреддина в No 200: "Лев - царь зверей, и мы должны отдать ему девять антилоп. Тогда получится десять. А нас - девять. Если мы возьмем себе одну антилопу, то тогда тоже получится десять". "Кто научил тебя такому мудрому решению?" - спрашивает лев пса. И пес ответил: "Меня научил пример моего брата, ослепленного тобой" [109, 236].

clvii

AaTh 518. Ср. Афганская [29, 15], Осетинская [81, 347], Персидская [50,287].

clviii

Один из многих рассказов о суде, когда в выигрыше от тяжбы оказывается судья. Ср. Персидская анекдот "Мудрое решение Насреддина":

"Двое нашли кошелек с деньгами и никак не могли поделить их. Мимо проходил Насреддин, они попросили его рассудить их.

- Поклянитесь, что не станете перечить, какое бы я ни вынес решение, сказал Насреддин.

Оба поклялись. Тогда Насреддин говорит:

- В настоящее время эти деньги мне нужны больше, чем любому из вас. Когда я выпутаюсь из денежных затруднений, то поделю деньги между вами" [74, 145].

clix

ВС 51***. Ср. близкие по смыслу сказки о разделе: эстонскую "Мышь и воробей" (Эстонские народные сказки. М. - Л., 1965), абхазскую "Ашхамадус и Агамадус" [16, 276], калмыцкую "Братья мыши" [64, 300], уйгурскую "Мудрое решение" [136, 72], амхарскую "Две кошки" [22, 34].

clx

Одна из версий этого суда приписывается Соломону [4, 74 - 75]. Ср. также афганскую сказку "Справедливый судья" [29, 221], Японская [141, 173], Амхарская [22, 146].

clxi

Рассказ о "неблагодарном спасенном" - один из самых распространенных в мировом фольклоре (AaTh 155). Во многих случаях он заканчивается тем, что "судья" восстанавливает первоначальную ситуацию и неблагодарный погибает. Ср. дагестанскую сказку "Как горец волка в сумку посадил" [114, 43], абхазскую "Человек и змея" [16, 202], басумбва "Человек, лев и заяц" [98, 259], кхмерские "Как отшельник оживил тигра" [89, 134] и "Как отец с сыном повстречали крокодила" [89, 292], тувинскую "Белый заяц" [131, 184], тибетские "Заяц-судья" [116, 144] и "О том, как заяц спас Басана" [91, 73], мампрусси "Лев и мышь" [104, 40], корейскую "Приговор зайца" [161, 105], китайскую "Ученый господин Дун Го" [67, 157], ашанти "Охотник и леопард" [143, 215] и др.

Ср. также нубийскую сказку "Коварный крокодил" (No 216) и аналогичную ей сказку мандинго "Крокодильи слезы" [lit, 174], индонезийскую "Неблагодарность" [55, 82].

Развернутый типологический анализ этого сюжета дает И. Левин в комментарии к осетинской сказке "Бедняк, волк и лиса" [81, 559 - 560]. "В настоящее время, - пишет он, - известно около тысячи вариантов (литературных и изустных) этого сюжета из Евразии, Африки и Америки, генетическая связь которых несомненна, однако исчерпывающего исследования всей истории этого знаменитого рассказа пока нет".

И. Левин указывает также на использование сюжета в европейской литературе, например у Федра, в "Римских деяниях" и др. Он выделяет три основные версии, в которых представлен сюжет, и приводит наиболее типичный набор персонажей. (Вьетнамская сказка, приведенная в сборнике, представляет собой одну из таких типичных версий.)

Отметим некоторые своеобразные мотивы, отличающиеся от типичных. В сказке народности нага "Хитрая лиса" в роли одного из судей, к которым взывают о справедливости, выступает дорога; как и деревья, она упрекает человека в неблагодарности [110, 50]. В амхарской сказке "О крестьянине и леопарде" судьи, гелада и козел, не предъявляют к человеку собственных претензий, по упрекают его за то, что он продержал леопарда весь день голодным в мешке, т. е. руководствуются не своими представлениями о справедливости, а желанием подольститься к сильному [22, 40]. В сказках африканских народностей луба [109, 213] и балуба [63, 65] вообще обходятся без "промежуточных" судей, а сразу обращаются к судье-трикстеру. В сказке бангала "Лев и обезьяна" [63, 153] неблагодарный лев съел детей своей спасительницы, козы; коза бросилась на льва, и они стали драться (!); подоспевшая судья-аптилопа возвращает льва в ловушку. В сенегальской сказке "Охотник и крокодил" [95, 46] фигурирует тот же мотив, что и в нашем No 216: охотник, спасая крокодила, заносит его в реку, крокодил хочет его съесть; но решение иное, чем в нубийской сказке: судья предлагает повторить ситуацию и возвращает крокодила в саванну. В ассирийской сказке "Человек и змея" спасенная змея не собирается всерьез губить спасителя, она лишь как бы ставит эксперимент и, обращаясь поочередно к трем судьям, доказывает, что за добро не полагается платить добром, а затем отпускает человека. Помилованием спасителя заканчивается аналогичная дагестанская сказка [114, 263], тогда как индийская "Что посеешь, то и пожнешь" заканчивается его гибелью [115, 92].

Интересен вариант йоруба "Улитка и леопард"; улитке здесь помогает бог солнца: "Бог услышал ее и затмил солнце. Кругом стало темно, и улитка спряталась" [138, 41].

См. также вступительную статью.

clxii

См. No 215 и примеч. к нему.

clxiii

Здесь игра слов: выражение "абин чин нама" имеет два значения: "деньги" и "то, чем едят мясо".

clxiv

фунт - денежная единица в Нигерии.

clxv

Рассказы о взаимной хитрости, основанные на игре слов, приводились и в I части (раздел "О хитрости и коварстве в спорах"), и во II (раздел "Об уловках судей и тяжущихся"). Здесь игру слов использует судья при вынесении приговора.

clxvi

Фольклор предлагает много хитроумных вариантов расплаты за мнимый долг (деньги, взятые во сне). В персидском анекдоте "Звон денег" [74, 63] судья расплачивается звоном монет. (Ср. No 219 и примеч. к нему, где звоном или блеском монет расплачиваются за запах еды: та же логика мнимой платы за мнимые ценности.) В индийском рассказе "Хитрая блудница" [48, 220] блудница требует платы с человека, который видел ее во сне; судья предлагает ей взять отражение денег из зеркала. В азербайджанском анекдоте "Молла ищет клад" [23, 40] судья (Тимур) удовлетворяет претензии истца; в ответ трикстер (Насреддин) начинает подкапывать дворец Тимура, объясняя: "Я видел во сне, что мой покойный отец закопал под этой стеной семь кувшинов с золотом". - "Глупец, разве то, что привидится во сне, всегда бывает правдой!" - возмущается Тимур; Насреддин ловит его на слове и добивается отмены несправедливого приговора. Такое же приведение приговора к абсурду мы видим в араканской сказке "Сова-защитник" [110, 205]: тигрица, ссылаясь на сон, собирается съесть корову, судья-лев подтверждает это право, в ответ защитник-сова рассказывает о сне, согласно которому лев должен отдать ей свою дочь. Ср. No 220 и примеч. к нему, а также ряд сюжетов из раздела "О последствиях приговоров", где оказывается пристыжен судья, вынесший несправедливое решение.

clxvii

Ср. туркменский анекдот "Кто продает запах обеда, тот получает звон монет" [133, 1591], кхмерский "Запах из кухни богача" [89, 279], турецкий "Кто продает нар от кушанья, тот получает звон денег" [25, 126], а также суахилийск. [109, 464], малайск. [36, 32] и др. Ср. также No 218, 220, 221 и примеч. к ним.

clxviii

Ср. Турецкая [25, 133], а также No 218, 219, 221 и примеч. к ним.

clxix

Ср. Узбекская "Плата за ух" [53, 105], татск. "Иса, Муса и кадий" [52, 206], а также No 218 - 220 и примеч. к ним.

clxx

Знаменитый рассказ о ростовщике, потребовавшем с должника уплаты собственным мясом (так называемый "мотив Шейлока" - по имени героя пьесы Шекспира "Венецианский купец"; AaTh 890), см. вступительную статью). Ср. аналогичные сказки: афганскую "Точная мера" [107, 41], индийскую [48, 65], адыгейскую [20, 182], дагестанскую "Ростовщик и бедняк" [114, 254] и др.

В сказке хауса "Умный судья" судья предлагает истцу отрезать у должника кусок мяса, но так чтобы не пролилась кровь. "Вы ведь не заключили условия насчет крови?" [109, 487]. Здесь этот эпизод фигурирует как один из приговоров в духе "Шемякина суда" (см. No 224 и примеч. к нему) и наряду с другими абсурдно-парадоксальными приговорами оценивается как справедливый.

О. М. Фрейденберг указывает на "реальную подоплеку в сюжете о Шейлоке, требующем от должника фунт живого тела (мяса)": "У многих первобытных народов было принято разрезать па куски живых врагов и преступников; должников разрубали на части, истязали, обращали в рабство, вырывали из тела куски мяса" [14, 156].

Выражения "фунт мяса", "Шейлоков фунт мяса" употребляются в значении: тяжелые, несправедливые требования.

clxxi

Вариантом этого сюжета можно считать амхарскую сказку "Первый приговор негуса Шиворот-Навыворот": богатый брат захотел взять свою половину от общего с бедным братом дома и общего осла (т. е. сломать дом и зарезать осла). Судья-негус подтвердил его право. Но когда сын богача съел бобы младшего брата, тот захотел разрезать живот мальчика и вынуть свои бобы. Судья подтвердил и это его право. Соглашаются па том, что богач отдает бедняку половину своего состояния [22, 137].

clxxii

Один из вариантов знаменитой сказки о "Шемякином суде", широко распространенный в мировом фольклоре (AaTh 1660). Показательно, что русское название сказки, а также одноименной сатирической повести, связанной с именем реально существовавшего князя Дмитрия Шемяки (ум. в 1453 г.) [Ряд исследователей относили повесть к числу переводов с одного из восточных языков. Однако вопрос о том, использовала ли книжная редакция фольклорный сюжет, или, наоборот, народная молва овладела книжным рассказом, в русской литературе считается нерешенным. В. П. Адрианова-Перетц считает, что перед нами все-таки "переделка книжником сказочного сюжета. В противном случае трудно объяснить полное исчезновение в устных пересказах всего, что в повести связано с судебной практикой XVII в., всяких элементов книжного языка, весьма ощутительных в повести" (В. П. Адрианова-Перетц. Русская демократическая сатира XVII века. М., 1977, с. 174).], стало общепринятым международным обозначением этого сюжета. Ларне, и вслед за ним Томпсон сводят содержание типа 1660 к угрозе спрятанным камнем, который судья принимает за взятку; в русской традиции и во многих других вариантах содержание сюжета чаще всего связано с другими мотивами - контаминация главным образом с типами AaTh 1534, 890 (см. "Fabula", Bd 3, Н. 3, с. 328, а также исследование Z. Sofer. Das Urteil des Schemjaka (Diss.). Gottingen, 1965). Ср. русские сказки "Шемякин суд" [76, 41, 46], "Праведный суд" [94, 263], сирийскую "Девушка-судья" [79, 226], филиппинскую "Королевское решение" [148, 37], дагестанскую "Ростовщик и бедняк" [114, 254], амхарскую "Решение неразумного судьи" [108, ЗОО], кхмерскую "Четыре королевских решения" [89, 309], казахскую "Пока не вырастет хвост у коня" [61, 338] и др., а* также татарскую "Как Ахмед-Ахай разоблачил бахчисарайского кадия" (No 181).

Своеобразный мотив приведенного здесь греческого варианта - история с похищением жареного гуся; остальные эпизоды можно считать типичными. В одной из индийских версий [126, 66] ни угроза, ни обещание взятки не фигурируют; судью, вынесшего абсурдный приговор ("Раз у осла вывихнута нога, пусть брахман таскает стиралыщику ту ношу, которую таскал осел, пока у того поправится нога. Раз из-за стиральщика погиб у жены брахмана первенец, пусть он же и сделает ее снова беременной"), впоследствии казнят. Напротив, во многих вариантах (Сирийская, [79, 226], Кхмерская, [89, 309], хауса, [109, 487]) приговор расценивается и участниками, и рассказчиком как разумный и справедливый. Выражение "Шемякин суд" употребляется, однако, всегда в значении "неправый, несправедливый суд".

Как уже упоминалось во вступительной статье, предложение судьи искупить убийство ребенка, сделав женщину снова беременной, выглядит абсурдным лишь на современный взгляд. Возможно, в этом сказочном мотиве оказался юмористически переосмыслен реальный древний обычай: "В родовую эпоху обе стороны могли помириться н прекратить кровавую "месть", хотя бы дело касалось убийства: именно с "убийцей" и возможен был "мир" вопреки всякой, казалось бы, логике. Форма, в какой совершался "мир", должна показаться неожиданной для тех, кто уверен в исторической незыблемости логических построений. Производительный акт с женщиной, женитьба - вот основная форма примирения с убийцей" [14, 158].

clxxiii

Пятерка (панчаят) - старейшины общины, разбирающие споры в общние или деревне.

clxxiv

Чамар - член касты кожевников, а также метельщиков, считавшейся самой низкой в индуистской кастовой системе.

clxxv

Двадцатка - т. е. двадцать рупий, десятка - десять рупий.

clxxvi

Ср. AaTh 1310 (щуку топят в реке), 1310А (кролика бросают в терновый куст), 1310В (крота казнят, закапывая его в землю), 1310С (птицу казнят, сбрасывая ее со скалы). Выражение из басни Крылова на аналогичный сюжет "И щуку бросили в реку" стало пословицей, употребляемой, когда говорят о фактической безнаказанности преступника.

Ср. сказку Ираку "Как заяц перехитрил сторожей у колодца" [49, 44], минахасскую "Черепаха и обезьяна" [36, 37], мальгашскую "Фосса и черепаха" [103, 56].

clxxvii

AaTh 1698. Сюжет об обращении глухих к глухому судье известен в разных вариантах. Ср. Амхарская [108, 301; 22, 142], абхазск. [17, 276]. А. Аарне в исследовании, посвященном этому сюжету, не исключает его ближневосточного происхождения (А. А а г и е. Schwanke йЬег schwcr-horige Menschen. Helsinki, 1914).

clxxviii

Ср. No 98 и примеч. к нему. В обоих случаях сущность человека оценивается по его отношению к той или иной ситуации; это может служить и доказательством его виновности.

clxxix

См. примеч. 1 к No 225

clxxx

Ср. аналогичные анекдоты: турецкий "Как ходжа наказал лицеприятного судью" [25, 64], узбекский "Исправление ошибки" [53, НО], афганский "Справедливый факир" [107, 146], туркменский [133, 153]. В турецкой сказке "Уничтожил одну из них" жандармы испортили мухами товар крестьянина. Судья признает виновными мух и дает крестьянину право уничтожать их в любом месте. Крестьянин убивает первую на щеке судьи (ср. AaTh 1586). Ср. также No 235.

clxxxi

Существуют разнообразные варианты рассказов о том, как судья, вынесший несправедливое или неразумное решение, был пристыжен абсурдным действием или рассказом-небылицей (ср. AaTh 821В, а также 875). Ср. курдск. "Балул-Зана и купец" [70, 84], Армянская "Вдова и ходжа" [47, 88], Китайская "Пять вареных яиц" [68, 150], а также Турецкая [25, 143], Грузинская [42, 37] и др. См. также "No 140, 237 и примеч. к ним.

clxxxii

Ср. Бирманская "Хозяин и лодочник" [72, 140], Индийская "Завистники просчитались" [48, 205], Кхмерская "Как парень сватался" [89, 142], Амхарская "Огонь на горе" [22, 149]. Ср. также No 140, 236 и примеч. к ним.

clxxxiii

Один из вариантов рассказа о том, как проучили судью, понадеявшегося на взятку (Ср. AaTh 1660). Ср. турецкий анекдот "Как ходжа отучил алчного судью от взяток" [25, 138], уйгурский "Мы люди негордые" [136, 46], узбекский "Бай и казий" [38, 51] и др. Ср. также No 240.

clxxxiv

Ср. Узбекская "Бай и казий" [65, 121]: один из тяжущихся знаками пообещал судье "что-то большое", а принес арбуз. Ср. также No 224 и примеч. к нему: обещание взятки - один из обычных эпизодов "Шемякина суда".

clxxxv

Гоун бин - голова сплетника.

clxxxvi

Оун бин - по-бирмански "кокосовая пальма".