Книга о счастье и несчастьях. Дневник с воспоминаниями и отступлениями. Книга первая. - [21]

Сестра помылась. Пришел сонный Петя (ассистировать девять часов тяжелее, чем оперировать, хотя он в прошлом классный спортсмен).

Но после новых четырех граммов фибриногена кровотечение замедлилось до допустимых пределов. Было уже двенадцать. Девочка к лучшему не изменилась - без сознания. Больше делать нечего. В числе дежурных был и Н. Виду не показывал, и я тоже - будто ничего и не было.

Полпервого. Я побежал домой, предварительно позвонив все-таки, чтобы не упрекали в черствости.

Троллейбус нагнал меня почти у дома. Бежал минут 45. ("Вот до чего я вынослив, смотрите!" - такие хвастливые мысли где-то блуждали на задворках сознания, прорываясь через кордон самокритики.)

Ничего хорошего из этого не получилось.

Правда, девочка, Валя ее звать, к утру пришла в себя, вечером ее экстубировали. Спасибо ей.

Шофер вторник провел в напряжении, но не вызывал опасений. Однако на рассвете в среду - внезапная остановка сердца, и не удалось запустить... Это сказал утром в вестибюле дежурный. Как обухом...

Так исчезали надежды...

Но всю неделю я делал по две сложные операции. Вшил три аортальных клапана, сделал тетраду после анастомоза, ушил межжелудочковые дефекты у других ребятишек. Без потерь. Один был совсем маленький, пятнадцать килограммов, просыпался плохо, были судороги, пришлось делать трахеостому. Его буквально вырвали у смерти наши доктора-реаниматоры Наталья, Света и Лариса.

На днях мальчик с мамой заходил прощаться: смешной, в очках. Потом я видел, как Наталья целовала его у двери в реанимацию. О том, как она носила его на руках чуть не всю ночь, я еще раньше рассказал его матери. Не знаю, пришла бы она благодарить без этого. Реаниматорам, как и анестезиологам, редко достаются благодарности и цветы, хотя им принадлежит половина наших успехов (и поражений). Они "неизвестные герои".

На этом нужно сделать остановку - кончились писательские дни, начинаются хирургические. Завтра среда, две тяжелые операции. Теперь до воскресенья.

Дневник. 26 октября

Вот оно и настало - воскресенье.

Прошлая неделя была хорошая: сделали 16 операций с АИКом, умерла одна девочка (не моя). Почти всегда можно к чему-нибудь придраться, если подходить к разбору смерти с позиций виновности. Врачи часто недовольны таким подходом. Но я уверен - только так и надо, чтобы ничего не укрылось, чтобы учиться и не позволить себе расслабиться, не привыкнуть описывать смерти на тяжесть больных. (Некоторые шефы клиник мастера так делать.)

Все хирурги уже вернулись из отпусков, больных много, в пятницу лежали вместо 280 штатных - 345.

Теперь буду делать по две операции два дня в неделю - нельзя же отбирать у заведующих отделениями половину больных, хотя оперировать гораздо приятнее, чем писать, но нужно еще обсудить, что важнее и интереснее: близится 70 лет.

Не стану переписывать свои записи за прошедшие четыре недели. О хирургии только факты и цифры без эмоций. Их всегда довольно, когда делаешь восемь сложных операций с АИКом в неделю, но больших неприятностей, которые валят с ног, не было. Несчастий в сентябре было достаточно, но они распределились между всеми хирургами - заведующие включились в работу. В октябре, слава богу, стало легче. Эксперимент с эфирным наркозом и ранней экстубацией продолжается.

Были за эти недели смерти, не у меня и немного, от осложнений, связанных с тяжестью состояния больных. Никак не можем отказывать в операции пациентам крайнего риска, особенно теперь, когда поманило счастье. Например, у Лени Ситара умер больной, оперированный с моего благословения уже с асцитом. Сердце весило 1100 граммов. Это в четыре раза больше нормы.

Были еще осложнения: два случая острой почечной недостаточности при тетраде Фалло и недостаточность печени после протезирования клапанов. О каждом можно было бы написать. Но не нужно.

Зато как было приятно, когда Сережа с мамой приходил, прощаться. Поехали домой, мальчик совсем хороший, даже румянец проступил. Это тот Сережа, которому вшивали аортальный клапан на высоте сепсиса при температуре 40...

Надеюсь, что итог опыта будет благоприятным. Подождем неделю. Мне еще нужно прооперировать четырех больных, очень тяжелых, они уже расписаны в пятницу. И у других хирургов - тоже не легче. Неделя все может испортить. Но если бы мы выбрали только легких больных, какая бы была нам цена?

Лучше я напишу о более спокойных историях.

Например, о симпозиуме в Вильнюсе. Или о диссертациях наших молодых ученых...

Вчера была суббота. Полный отдых, и я ходил гулять на склоны Днепра. Если бы быть поэтом! Очень красиво - полупрозрачные деревья, разноцветные листья, одни падают, другие уже опали, все это освещает низкое осеннее солнце. Панорама реки, даль Заднепровья и умиротворенные люди на скамеечках. В самый раз думать о вечности и смысле жизни.

Вечность, как и бесконечность пространства, - не воспринимаю, а смысл меня очень беспокоит. Наверное, от рационализма, вовсе не поэтичного. И еще - от старения. Цейтнот приближается, надо все рассчитывать.

Отступление. Пересадка сердца

Пересадку сердца я так и не сделал.

Комплекс не мучает из-за этого, потому что никогда не считал себя хирургом высшего класса, но все же обидно.