Книга Небытия - [30]

Прежде, чем окончательно разорвать связи с обществом, человек решил на прощание совершить обряд медитации с помощью трёхлитровой банки с вином. Обряд заключается в следующем: необходимо наполнить означенную эзотерическими символами банку вином, поставить её перед собой, сесть в удобную позицию и предельно сконцентрировать своё сознание на данном объекте. Правда, даосская традиция, напротив, предполагает максимальное очищение сознания от каких бы то ни было представлений, чтобы освободить его для созерцания Божественного Дао. Однако безымянный создатель ритуала винной медитации являлся именно Винным Йогом и практиковал предельное сосредоточение своих духовных сил на содержимом винной банки, для того, чтобы, сжавшись как пружина, внезапным и неудержимым потоком космической эякуляции, мгновенно уйти в астрал.

Вооружившись необходимой ёмкостью и, наполнив её соответствующим содержимым, человек неспешно покинул пределы города и, устроившись в ближайшей лесополосе, сосредоточился и приступил к священнодействию. Главное условие заключалось в том, чтобы не пропустить мгновение наивысшего подъёма духовных сил и, именно в этот миг, совершить заключительный акт поглощения жидкости, который неизбежно должен привести к семяизвержению покинувшего земные пределы Духа в информационное поле Вселенной.

Наконец, долгожданный миг настал: человек вышел из состояния абсолютной неподвижности, взял банку и, насколько это было возможно, быстро переправил её содержимое в себя. Некоторое время, оглушённый и растерянный, он ожидал начала своего странствия по звёздам. Следующий отрезок жизненного пути практически полностью выпал из его памяти.

Спустя три дня человек уныло брёл в полосе отчуждения железной дороги в районе города Прага. Он не имел имени, адреса и постепенно стал осознавать себя не вымышленным, а подлинным бродягой. Вино жизни выбросило его в странствие по звёздам, вернувшись из которого, он обрёл своё следующее земное воплощение.

Ведь единственный верный способ преодолеть повседневность заключается в том, чтобы познать её на собственном опыте и тем самым отстранить от себя.

Тысяча лет пьянства

ЭПИТАФИИ.

Фу И

Фу И любил и тучку и холм,

А загнулся от алкоголя.

Ли Бо

И Ли Бо тоже умер пьяным.

Он хотел обнять луну

На Желтой Реке.

(Эзра Паунд).

Не хлебом единым, как говорится, жив человек. Нужно что-то и выпить.

А что нужно самой философии? Философии требуются смыслы. Философия учит человека умению не абсолютизировать свой личный жизненный опыт, а подняться над ним и взглянуть на себя и на мир сверху и со стороны. Именно такой подход, получивший в философии название «трансцендирование», максимально приближает человека к пониманию жизненных смыслов. Но только приближает, а вовсе не даёт определённых гарантий понимания. Ведь понимание – это страдание, поэтому человеческое существование наполняется различными символическими способами переживать состояния страдания, и не из-за мазохизма или инстинкта саморазрушения, а из осознанной необходимости понимать.

Согласно мнению одного из основателей философии прагматизма Уильяма Джеймса, «власть алкоголя над людьми объясняется, без сомнения, его способностью возбуждать к деятельности мистические свойства человеческой природы, обычно подавляемые холодом и сухостью повседневной рассудочной жизни. Опьянение переносит нас от холодной периферии вещей к их пылающему центру и на мгновение сливает сознание с самой истиной». Это и означает переход к трансценденции, то есть выходу из своего персонального сознания и переживания его как сознания изменённого. Алкоголь, как форма ненасильственного саморазрушения часто представляет собой попытку выйти за пределы самого себя, с тем, чтобы решить не только свои собственные, но и универсальные проблемы, стереть границы между добром и тем, что мы пока ещё не осознаём как добро. В действительности проблема решается лишь тогда, когда она видна со всех сторон. Поэтому решение её следует искать за пределами самой проблемы. Алкоголь выступает как средство искусственного трансцендирования, в котором вместо неподлинного бытия человек обращается к единственно-возможной смыслообразующей ценности – к смерти. Таким образом, круг замыкается, и философия обретает свой смысл.

В своей работе о смысле жизни С.Франк писал, что первое условие приближения к смыслу заключается в том, чтобы перестать хлопотать и напряжённо задуматься. Для этого требуется философское уединение, которое выступает в качестве внешнего проявления всё того же трансцендирования. Добровольное уединение, будучи философским аналогом экзистенциального одиночества, максимально приближает человека к постижению жизненных смыслов. Человек обретает возможность окинуть ретроспективным взглядом прошедшую мимо него жизнь, вспомнить всё до последнего грамма, а потом путём трансцендирования возвести полученный опыт в категории высших абстракций. Так, своеобразно интерпретированные мотивы экзистенциального одиночества стали одной из исходных точек развития философской концепции американских трансценденталистов XIX века, среди которых видное место занимал философ и писатель Генри Дэвид Торо. Он более двух лет провел в построенной им самим хижине на берегу Уолденского пруда, в штате Массачусетс, вырабатывая собственную философию добровольного уединения. В её основе лежал философский принцип, разработанный мыслителями «Трансцендентального клуба» во главе с Ралфом Уолдом Эмерсоном, согласно которому бесконечное духовное богатство человеческой личности раскрывается лишь когда человек приходит к решению замкнуться в себе, выделиться из обывательского окружения, чтобы найти мощные силы, необходимые для возрождения в своей душе подлинной духовности. Трансценденталисты первыми четко разграничили одиночество, как продукт абсолютного отчаяния городской жизни, и уединение, необходимое творческой личности для концентрации ее внутренних духовных возможностей, которые только и способны создать в душе человека защиту от цивилизации со всеми ее последствиями: потребительскими иллюзиями, усреднением личности, тараканьими бегами в погоне за несуществующим успехом и т.д. В этой связи вызывает интерес очевидное двуединство уединения и опьянения, поскольку банальное пьянство на публике обычно мешает сосредоточиться на главном: «Если другие пили, как бы бахвалясь, долго готовились, таинственно хлопотали, а потом с ужимками отвращения выпивали стакан-другой и быстро, ничтожно пьянели, то дядя Федя всё делал не так. Он пил, словно преследуя какую-то серьёзную и страшную цель – стакан за стаканом, не морщась и не закусывая, а потом поднимался и молча уходил» (Анатолий Ким."Луковое поле»).