Книга не о любви - [55]

— Я дико устал. Не сердись, но мне ужасно хочется спать.

Я вскочила и ушла. Попыталась представить себе, каким бывает влюбленный Хемштедт. Ничего не получилось. Когда он занимается любовью, я свечку не держу. Снова забралась в свою павлинью машину и уехала. У ближайшего же светофора разревелась. Выла так, что пришлось свернуть влево и остановиться у торгового центра. Склонилась к рулю и ревела, ревела, ревела. У эскалатора торгового центра стоял один из расплодившихся в этом году в большом количестве худых беспризорных мальчишек, которые играют на губных гармошках или дешевеньких синтезаторах. Эта нищета отнюдь не живописна. Парень какой-то потрепанный, да и с головой у него явно не в порядке. Я подумала, не стоит ли выйти, чтобы сказать ему, что сегодня воскресенье и навряд ли кому-то придет в голову тащиться в магазин в восемь часов утра. Хотя вполне возможно, что у него есть какие-то только ему известные причины, чтобы стоять здесь. Эта каракатица заиграла на синтезаторе свою личную версию ламбады. Это была самая грустная из всех вообразимых ламбад. Прямо жалоба чахоточной птицы.

* * *

Лондонское солнце заливает зал зеленым светом. Хемштедт улыбается и целует меня в щеку. Дама то делает вид, что разглядывает телефон, то поправляет свои рюши, но ни на секунду не выпускает нас из поля зрения. Мы все еще стоим у стеклянной двери. Хемштедт сует мне связку ключей и что-то говорит, но я так нервничаю, что просто не в состоянии составить слова, а уж тем более предложения из тех звуков и слогов, которые доносятся до меня сквозь эти великолепные зубы. Прошла целая минута, пока, наконец, до меня дошло первое слово — инзельхоппинг. Правда, я не уверена, что такое слово вообще существует. Потом что-то про яхту, выхватываю словосочетание «деловой партнер», потом «неожиданное приглашение, от которого нельзя отказаться». Как диалоги в занудном сериале: сначала удивляешься, а затем наконец въезжаешь, о чем речь.

— У меня уже даже сумка с собой, — Хемштедт кивает пробегающему мимо коллеге, — после работы прямо на стадион, а оттуда в аэропорт.

Со мной всегда так будет? Какие проклятия были когда-то произнесены над моей колыбелью? Почему рядом не было ни одной доброй феи? Ведь она могла бы смягчить эти злые слова! Хемштедт рассказывает, как получил в подарок билет на полуфинал, при этом он несколько раз отвлекается, отвечая на приветствия одетых с иголочки молодых людей и дисциплинированных красоток, распахивающих двери. Хемштедт объясняет, что их фирма пригласила на полуфинал каких-то деловых партнеров — но не тех, которые с яхтой. Они будут сидеть на трибуне для VIP-посетителей, а Хемштедт — один из сотрудников, которых допустили до сопровождения. Повезло. Хемштедт ведет себя правильно. Весь трюк в том, чтобы оказаться во что-либо впутанным. Футбол, лошади, работа, коллекционирование пластинок, наклейки, исследование рынка, политика, мостостроение, акваристика, инзельхоппинг — неважно что, главное — это поддается контролю и сокращает время, требующееся для размышлений. Нужно загрузить себя работой и увлечениями и ежедневно убеждать самого себя, что это ужасно важно. Тогда не надо будет тратить время на любовь и комплексовать по поводу собственной сущности. А у меня нет образования, денег, перспектив, и нет ничего, чем можно было бы их заменить. Единственное из когда-либо имевшихся у меня хобби — это похудание. Такие как я беззащитны перед любовью — попавшие в стиральную машину котята. У меня перехватило горло — пришлось изображать приступ кашля. Пока я кашляю, можно заодно придержать и трясущийся подбородок. А чего еще я ждала?

Говорю:

— Вот здорово! Шикарно! Это же действительно здорово! А потом сразу же на инзельхоппинг! Блеск!

— Но квартирой ты все равно можешь пользоваться. Будешь уезжать, оставь ключи в почтовом ящике.

— Конечно, я так и сделаю.

— А сейчас мне правда надо работать.

— Да, естественно. Иди. Спасибо за квартиру.

Господи, снова ему все сойдет с рук! Сейчас он уйдет, и все вернется на круги своя.

— Подожди, — говорю я, когда он пытается на прощание еще раз поцеловать меня в щеку, — как ты думаешь, зачем я как дура потащилась в Лондон? Из-за футбола? Драгоценностей королевской семьи?

Он приподнимает плечи и корчит преувеличенно беспомощную мину.

— Будь ты проклят, Петер Хемштедт, — говорю я тихо, и при этом взгляд у меня настолько приветливый, что дама может принять наш разговор за простой треп, — ты далеко пойдешь в своей чертовой фирме, станешь начальником какого-нибудь важного отдела или чего ты там еще захочешь, каждый год будешь заниматься инзельхоппингом…

— Эй, Петер! — орет один из пробегающих мимо молодых людей, двигает бровями, поднимает левую руку на уровень плеч и, не останавливаясь, постукивает указательным пальцем по своим часам. Значит, фокус с бровями был предупреждением. Хемштедт смотрит вслед. Снова задаю себе вопрос, насколько ему неприятно, что его видят со мной. Пока еще он ничего не сказал насчет того, как здорово я растолстела. Не заметить этого просто нельзя. Даже если абсолютно равнодушен. Хемштедт снова поворачивается ко мне.