Книга не о любви - [41]

Перед Триумфальной аркой мы подождали Рихарда и Молли, купили билеты и побежали наверх, поднимались всё выше и выше, пока не оказались на самом верху. Сердца стучали, а ветер рвал волосы. Конечно, не парням, они надели шерстяные шапочки, такие обычно носят грузчики в порту. Мы смотрели на машины, а Ричард рассказывал про туриста, который заехал сюда на машине, но не мог выбраться с круговой дороги и ездил вокруг Триумфальной арки, пока не кончился бензин. Хемштедт встал на самом краю, перед длинными стальными штырями, которые мешали самоубийцам броситься вниз, хотя и не исключали такую возможность полностью. Мне захотелось сфотографировать Хемштедта прямо здесь. Он повернулся ко мне, замотавшись в свой синий плащ, как в смирительную рубашку, бейджем наружу, и закрыл глаза. Я нажала кнопку. Когда мы спустились вниз, Хемштедт снова взял меня за руку, а когда мы шли мимо порнокинотеатра, я предложила зайти. Я думала, что это его обидит, но, к моему удивлению, идея ему понравилась. Молли ни за что не соглашалась, Рихарду тоже не хотелось. Мы с Хемштедтом быстренько купили билеты, так что тем не оставалось ничего другого как последовать нашему примеру. Название фильма никто из нас перевести не смог. Что-то насчет гарема. Этот гарем сразу же напомнил мне фильмы про Анжелику. В зале оказалось девять мужиков, равномерно распределившихся по всем рядам. Молли уселась поглубже, почти легла. Рихард с видом страдальца приложил руку ко лбу. Фильм уже давно начался, но это не имело никакого значения, потому что он был построен таким образом, что въезжаешь в сюжет минут за десять, с какого момента ни смотри. Некий детектив просматривал какие-то дела и выглядел вполне пристойно. Но ему никак не удавалось поработать, потому что одна ассистентка обязательно хотела с ним переспать. Потом показали мужика, он привел девицу к себе домой. Они занялись сексом, и тут, как в балаганном представлении, из шкафа и из-под дивана начали выскакивать мужики. Они схватили девицу, всадили ей в руку укол и засунули ее в ящик, похожий на гроб. На ящик они присобачили наклейку с адресом, написанным арабскими буквами, и отправили его по почте. Потом была сцена, когда украденная девица ползает по голой бабе, причем дело происходит на сцене арабского борделя. О том, что это арабский бордель, свидетельствовало наличие у посетителей бурнусов. В качестве платы тетки получили по дозе героина. Потом снова появился детектив, он ехал в машине со своей ассистенткой, видимо, вынюхивая следы торговцев живым товаром.

— Давайте уйдем, ну давайте уйдем, — шептала Молли.

— Пошли, — шипел Рихард.

Хемштедт приложил палец к губам.

Один из торговцев уронил пакет с яблоками на дороге, прямо рядом с теткой, на которую нацелился. Она быстренько включилась в дело и начала помогать ему в сборе фруктов, а так как он намеренно изображал из себя растяпу, то ронял их снова и снова, пришлось ей помочь ему донести пакет до дома. А там их уже поджидала та самая банда. Те же самые козлы окружили новую жертву и начали ее лапать, причем каждый срывал с нее какую-нибудь деталь туалета. Тетка все время подвывала. У нее оказалась обвисшая грудь и отвратительная кожа, да и вообще она была безобразная и какая-то потертая. Хотя и стройная. Казалось, что она просто предназначена для подобного обращения.

Молли закрыла глаза, чем ужасно действовала мне на нервы. Это же просто фильм, совсем не обязательно так выделываться.

Тетка все еще вопила и кричала, пытаясь прикрыть грудь. Два мужика подошли к ней сзади, схватили за руки и развели их в стороны. Совсем как в сцене, где Анжелику продают на невольничьем рынке. И та тоже пыталась скрестить руки, и ей отводили их в стороны, а когда сотня пялившихся мужиков заметила, насколько она красива, послышался ропот признания, уважительное восторженное бормотание, похожее на то, которое раздавалось в зале, где Альберт Эйнштейн впервые рассказывал о своей теории относительности. Но теткоторговцы ржали и веселились и щипали бабу до тех пор, пока она не заорала от боли. Порноактриса с обвисшим бюстом, конечно же, мало походила на Анжелику. Чувствовать себя в безопасности можно только если ты красива, как Анжелика. Тогда ты защищена и от всяких мерзостей, и от людской злобы.

— Я ухожу, — сказал Рихард и встал. Молли тоже встала. На этот раз мы с Хемштедтом не дали им должного отпора и вышли без звука. Дневной свет показался ослепительным.

— Интересно, почему у порноактеров на заднице всегда прыщи? — спросил Рихард. Мы поговорили об актерах и пришли к выводу, что все они слишком некрасивы для такой профессии.

Через два дня мы с Молли и Хемштедт уезжали домой. Рихард еще оставался, потому что собирался побывать у сестры, которая работала здесь няней. У нас было целое купе. Мы с Молли сели с одной стороны по краям, а Хемштедт расположился напротив посередине, так что можно было положить и ноги. Мы дремали, а Молли, кажется, даже уснула. Стук колес по рельсам ввел меня в состояние транса. Я сидела с открытыми глазами, ничего не видя, но все отчетливее ощущала близость Хемштедта. Через какое-то время показалось, что Хемштедт заполняет все пространство, отчетливее всего его присутствие чувствовала моя нога, лежавшая с его стороны. Не могу сказать, мое ли копыто прильнуло к нему или он сам подвинулся ко мне. Это движение совершалось в течение нескольких часов, медленно, как раскрывается чашечка цветка. Когда, наконец, сомнений уже не оставалось и тепло его кожи проникло ко мне через две пары брюк, когда я отчетливо ощутила, что ноги все ближе прижимаются друг к другу, я просто и деловито положила его ладонь себе на колено. Это прикосновение оказалось настолько мягким и естественным, что я не испугалась и только надеялась, что он не будет предпринимать ничего большего, например, не пересядет ко мне, чтобы поцеловать. Ведь тогда пропадет очарование, заполнившее наше купе. Но Хемштедт ограничился тем, что медленно ласкал мое колено. Во время этой поездки я поняла, что безобидных прикосновений просто не существует. Я посмотрела ему в глаза и положила руку на его ногу, так мы и ехали до самого Гамбурга. Один раз проснулась Молли, бросила на нас испытующий взгляд, снова повернулась на бок и закрыла курткой лицо. Я пыталась не сразу становиться счастливой. Если человек счастлив, то ему есть что терять, а справиться с этим миром может только тот, кому терять нечего. Когда мы расстались на вокзале в Гамбурге, я сразу же ощутила большую черную дыру над диафрагмой. Конечно, я все еще надеялась, что Хемштедт позвонит. Но уже заранее начала расстраиваться на случай, если он этого не сделает. А он, конечно же, не позвонил.