Книга на книжной полке - [4]

Шрифт
Интервал

Если мой гость составил мнение обо мне, посмотрев на книги у меня на полках, это подтверждает одну из моих гипотез: даже самые внимательные люди, которые смотрят на полезные предметы, не замечают инфраструктуру, которая эти предметы обслуживает. Мой гость ничего не сказал о самих полках, хоть я и пытался повести беседу в этом направлении. До самых верхних полок он не мог бы дотянуться, но и это не вызвало у заядлого критика всего на свете — от конструкции телефонных систем до расположения выключателей — никакой реакции. «Пыль и безмолвие верхней полки», о которых писал лорд Маколей[1], также не обсуждались. У установленной и нагруженной книгами полки нет ни подвижных деталей, ни какой-либо другой задачи, кроме как оставаться на своем месте и поддерживать ряд книг. Она похожа на обычный мост в сельской местности: для тех, кто ходит по нему каждый день, он есть, но его и нет. Однако если мост вдруг унесет наводнением, в округе только и будет разговоров, что о нем. Это вообще свойственно технологии: ее присутствие — в ее отсутствии.

Когда я начал работу над этой книгой, я стал видеть полки там, где я раньше видел только книги, но не все разделяли мое видение. Оказавшись на ужине у одного историка, который сам сделал у себя стеллажи во всю стену — как раз такие, чтобы на них было удобно хранить книги в мягкой обложке, их особенно много у историков, — я заговорил о книжных полках, на которые раньше, будучи у него в гостях, не обращал внимания. Сначала речь у нас зашла о гордости мастера (в самом деле, непросто соорудить такой стеллаж), а потом мы, конечно, переключились на более общие темы — книги и их расстановку по полкам. Я в то время много думал о том, как хранились книги в Средние века, и об эволюции книжных полок, поэтому после ужина вновь попытался завести разговор о полках. Мне было интересно узнать, что происхождение этих предметов не слишком хорошо известно даже историкам, особенно тем, кто не специализируется на Средних веках. Несколько месяцев спустя в беседе с профессором английского языка, который уже был пенсионером, я вновь убедился, что исследователи книг, занимающиеся более поздними периодами, далеко не всегда понимают, какова была физическая природа средневековых книг, и далеко не всегда знают, что их приковывали цепями к полкам.

Не только от ученых, но и от библиотекарей я услышал, что мало кто знает историю книги и ухода за ней, а также эволюцию мебели для хранения и демонстрации книг. Я не раз обращался к одному довольно старому труду — «Прикованной библиотеке» Бернетта Хиллмана Стритера. Уже само это название пробуждало любопытство у библиотекарей, к которым я обращался за этой книгой. Она вышла в 1931 году>{7}, и, судя по всему, в первые десять лет после этого читатели спрашивали ее регулярно, хоть и нечасто. Но последняя дата возврата, проставленная на библиотечной карточке, — 28 октября 1941 года. Судя по подписям на формуляре, который так и лежит в кармашке на заднем форзаце, эту книгу в одной из лучших исследовательских библиотек страны читало не больше десяти человек. По крайней мере, мне не удалось найти следов того, что в следующие десять лет ее заказали хоть один раз. Какова была ее судьба дальше, я проследить не могу, потому что в начале пятидесятых годов ХХ века учетные процедуры в библиотеках поменялись. С тех пор формуляр с отметками о возврате так и остался на заднем форзаце; это примета того времени, когда каждого, кто расписывался в формуляре, библиотекарь, вероятно, знал в лицо. Так или иначе, я понял, что то, о чем пишет автор «Прикованной библиотеки» (например, учет книгооборота, существовавший раньше), молодым библиотекарям, как правило, незнакомо. Моего интереса к истории библиотек они не разделяли — по крайней мере, интереса к библиотечной мебели и способам хранения книг.

Прочитав «Прикованную библиотеку», а до нее — фундаментальную работу по этой теме «Уход за книгами» Джона Уиллиса Кларка, я отправился в Библиотеку Бейнеке Йельского университета, где находится одна из лучших в мире коллекций редких книг. Эту библиотеку мне показал знающий и отзывчивый человек, но на вопрос, есть ли в библиотеке книги, на которых сохранились следы цепей, когда-то приковывавших их к полкам, он не сумел ответить. Впрочем, сотрудник библиотеки поискал в компьютерном каталоге слово «цепь». Многие результаты касались цепного стежка, которым сшивались старые переплеты, но было и несколько книг с отверстиями в обшитых кожей и украшенных орнаментом переплетных крышках, через которые когда-то проходила железная цепь. Согласно каталогу, в библиотеке также имелась по крайней мере одна книга с частично сохранившейся цепью. Я попросил, чтобы мне ее показали. Книга хранится в особом ящике; несколько тяжелых черных звеньев цепи лежат в отдельном отсеке, не там, где лежит сама книга: так кожа переплета не трется о железо. Сотрудникам библиотеки было так же любопытно взглянуть на этот артефакт, как и мне. Это только подтвердило мою уверенность в том, что нужно еще раз рассказать историю прикованной книги — ключевую для истории книжной полки. Дело не только в том, что она сама по себе интересна, но и в том, что это конкретный пример эволюции артефакта, на котором можно объяснить, как технология проникает в нашу культуру и меняет ее.


Еще от автора Генри Петроски
Карандаш. История создания и другие подробности

Эта книга посвящена эволюции простого карандаша — одного из самых незамысловатых и обыденных предметов нашего обихода. Обращаясь к сотням источников, автор показывает, какая длинная, путаная, полная экспериментов и открытий история стоит за превращением кисточки с коротким ворсом в деревянную оправу с графитовым стержнем. Все эти события вплетаются в мировую историю, а сам карандаш нужен автору, чтобы прочертить — буквально и метафорически — путь развития инженерного мышления и профессии гражданского инженера.


Рекомендуем почитать
Алексей Васильевич Шубников (1887—1970)

Книга посвящена жизни и творчеству выдающегося советского кристаллографа, основоположника и руководителя новейших направлений в отечественной науке о кристаллах, основателя и первого директора единственного в мире Института кристаллографии при Академии наук СССР академика Алексея Васильевича Шубникова (1887—1970). Классические труды ученого по симметрии, кристаллофизике, кристаллогенезису приобрели всемирную известность и открыли новые горизонты в науке. А. В. Шубников является основателем технической кристаллографии.


Квантовая модель атома. Нильс Бор. Квантовый загранпаспорт

Нильс Бор — одна из ключевых фигур квантовой революции, охватившей науку в XX веке. Его модель атома предполагала трансформацию пределов знания, она вытеснила механистическую модель классической физики. Этот выдающийся сторонник новой теории защищал ее самые глубокие физические и философские следствия от скептиков вроде Альберта Эйнштейна. Он превратил родной Копенгаген в мировой центр теоретической физики, хотя с приходом к власти нацистов был вынужден покинуть Данию и обосноваться в США. В конце войны Бор активно выступал за разоружение, за интернационализацию науки и мирное использование ядерной энергии.


Магнетизм высокого напряжения. Максвелл. Электромагнитный синтез

Джеймс Клерк Максвелл был одним из самых блестящих умов XIX века. Его работы легли в основу двух революционных концепций следующего столетия — теории относительности и квантовой теории. Максвелл объединил электричество и магнетизм в коротком ряду элегантных уравнений, представляющих собой настоящую вершину физики всех времен на уровне достижений Галилея, Ньютона и Эйнштейна. Несмотря на всю революционность его идей, Максвелл, будучи очень религиозным человеком, всегда считал, что научное знание должно иметь некие пределы — пределы, которые, как ни парадоксально, он превзошел как никто другой.


Знание-сила, 2006 № 12 (954)

Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал.


Занимательное дождеведение: дождь в истории, науке и искусстве

«Занимательное дождеведение» – первая книга об истории дождя.Вы узнаете, как большая буря и намерение вступить в брак привели к величайшей охоте на ведьм в мировой истории, в чем тайна рыбных и разноцветных дождей, как люди пытались подчинить себе дождь танцами и перемещением облаков, как дождь вдохновил Вуди Аллена, Рэя Брэдбери и Курта Кобейна, а Даниеля Дефо сделал первым в истории журналистом-синоптиком.Сплетая воедино научные и исторические факты, журналист-эколог Синтия Барнетт раскрывает удивительную связь между дождем, искусством, человеческой историей и нашим будущим.


Охотники за нейтрино. Захватывающая погоня за призрачной элементарной частицей

Эта книга – захватывающий триллер, где действующие лица – охотники-ученые и ускользающие нейтрино. Крошечные частички, которые мы называем нейтрино, дают ответ на глобальные вопросы: почему так сложно обнаружить антиматерию, как взрываются звезды, превращаясь в сверхновые, что происходило во Вселенной в первые секунды ее жизни и даже что происходит в недрах нашей планеты? Книга известного астрофизика Рэя Джаявардхана посвящена не только истории исследований нейтрино. Она увлекательно рассказывает о людях, которые раздвигают горизонты человеческих знаний.