Книга И. Са - [49]
По громкоговорящей сержант Бэтчелор призвала к порядку:
— Немедленно прекратить! Всем спать! Слазь с забора — гвологовоало — она попыталась произнести мою фамилию, но плюнула. Я продолжал скандировать мантру, хотя с забора на всякий случай спрыгнул.
Менты врубили в бараке полное освещение — хотя дело было после отбоя. Бэтчелор продолжала вещать:
— Все кто немедленно не вернуться на свою шконку…
— Будут расстреляны — перебил ее я к всеобщему гоготу. Я знал что она меня слышит и, возможно, тоже оценит юмор.
Я вернулся на шконарь и продолжал митинг оттуда:
— Друзья мои! Объявляю следующие сутки днем свободы и независимости. Следующие 24 часы все говорят только на родных языках. Какого хера ломать язык, если нас все равно всех выпрут? Пусть переводчиков нанимают, пидоры.
«Фак инглиш! Фак инглиш! Ффак Америка» — радостно подхватила толпа. Бернард выбился из сценария:
— Постой, постой — а как если инглиш и есть мой родной язык?
— Тогда — ответил я ко всеобщей радости — Фак ю, ту!
«Немедленно ляжь на кровать и заткнись» — шипела с потолка сержант Бэтчелор. Общение через интерком навевало ощущение, что мы говорим с инопланетянами — обращаясь к небесам. Я глянул в потолок и громко сказал по-русски, чтобы не нарушать собственные правила:
— Завали-ка грёбало, тупая звизда! Не понимаю больше по-марсиански.
Бэтчелор будто только этого и ждала:
— Пэк ё щщщит! — со зловещей радостью, как контрольный выстрел.
Начал собирать свое барахло — книг не было, одежды — комплект, матрас, одеяло и рукопись.
— Анмарка, братишка, давай-ка сбацай мне на посошек Азан на арабском — же земляк пророка, как никак!
— Алах-акбар — Аллаааху — акбар! — красиво запел Кумосани.
— Ю! Ю ту! Шат ап эн пэк ё щит!
Анмар запел еще громче. В дверях появились менты. Они ласково манили нас пальцами. Я пошел к дверям с матрасом под мышкой. У выхода бросил всё барахло на пол и поклонился Мейфлауэру в пояс. И вдруг понял, что это вовсе уже не Мэйфлауэр. Блядь и пилигримов и статую свободы. Это же моё Гуляй-поле, а я — Нестор Махно!
Барак удивленно на меня глянул, замер и уловив поэзию одобрительно затих
Последние строчки мы с хохлом Андрюхой — который под занавес вдруг решил-таки заговорить по-русски — последние строчки мы просто проорали в потолок. Сатрапы ринулись вовнутрь Гуляй-поля и вытолкнули меня с Анмаром в коридор.
Я был рад, что на кичу мы попадем вместе. Но сучка Бэтчелор распорядилась иначе — нас просто раскидали по разным отсекам — к уголовным. Меня в отсек А, а Кумосани в соседний Бэ. Только тут выяснилось, что самое переполненное место в тюрьме — эмигрантский барак. Тюрьма летом стояла полупустая будто бандиты разъехались по отпускам и гастролям. Я получил в распоряжение целую камеру.
Шагнул в новое индивидуальное узилище, а дверь автоматически закрылась следом за мной — как в ташкентском метро. Вместо наказания я получил то, о чем только мог мечтать — одиночество и стол с лампой — разгрести свои каракули.
Радость о реинкарнации в батьку Махно немного портила мыслишка: «А стал бы ты так себя вести, если бы не был уверен, что тебя может скоро выкупят? Ведь это не Махно, а гапон какой-то получается?»
История моей жизни — вечный внутренний джихад между Гапоном и батькой Махно.
Я оглядел исписанную изнутри автодверь камеры.
Это было единственное, что могло заинтересовать дипломированного филолога. Я тоже добавил надпись от себя, правда на узбекском:
«Илтимос суянмангиз» — просьба не прислоняться.
Выглянул через волчок в отсек — туда выпустят утром, по подъёму. Два этажа по шесть камер на каждом. Похоже на одесский дворик из фильма Ликвидация или декорацию к клипу Элвиса Джейл Хаус Рок. Декорация театра абсурда.
Сваренные воедино круглые столы и табуретки отсека походили сверху на клавиши старинного Ундервуда. Двери закрываются с отбоем и до утра — тишина и блаженство одиночества. Бумаги, ручек и кофе хватит набросать первый черновик. А там будь что будет.
Я разложил заметки на столе стараясь восстановить хронос. Между страниц нашлась и фотка Путина, которую я под занавес сорвал с тумбочки — Путин, как полковое знамя не должен достаться ворогам.
— С новоселицем Вас, Владимир Владимирович — я налепил Государя над шконкой в красном углу камеры.
Неожиданно возникло название книги «Книга Иса».
Нацарапал на столе — посмотреть как выглядит со стороны. Выглядело как должно. «Фак трамп», «СССР» — добавил я и небрежно пририсовав серп и молот — «коси и забивай» — сделал себе чашечку кофе.
Кофе. Белая девственная бумага. Дешевая тюремная ручка. Какое счастье! Я глотнул кофе и написал: «Нас приняли в один день. Меня, пакистанца Раджу и бирманца И. Су»
Волею судьбы занесенный в США бывший зэк и авантюрист, пытается догнать американскую мечту, играя на доверии христиан-пятидесятников.Короткая повесть для взрослых.Ограничение: 16+ (ненормативная лексика).
Сим провозглашаю себя Христом. Я думаю, что ем сами убедитесь в этом, читая эту книгу. Дух истины - это не кто иной, как я Преподобный Секо Асахара.
Штрихи к американскому быту человека без документов. Винсент Килпастор - копипастер и визионер, рассказывает в этой короткой проповеди - историю экспедиции по поиску таинственных шаманских галлюциногенных снадобий в Маями. Из Пуэрто Рико в Техас, из Техаса в Массачусетс, из Бостона в Маями с неполиткорекктным героем. Читатель узнает о фантастическом опыте автора и станет свидетелем рождения его удивительных прозрений и на фоне выпусков теленовостей.
Побег из тюрьмы. Побег от семьи. Побег из страны. Пройдут годы до того момента истины, когда герой романа полностью оценит смысл американской пословицы: «Наши личные проблемы редко имеют географическое решение» или, говоря по-русски: «От себя не убежишь!»Действие разворачивается в начале века в одной из республик бывшего Союза. Из колонии строгого режима, описанной с неожиданного, непривычного и мало защищенного ракурса, автор тянет нас в бега. Путешествие из Петербурга в Москву, написанное так, будто за Радищевым гонится уголовный розыск.
Что такое «возврат налогов» , как родить ребенка без медицинской страховки, чем удобен Кольт «Детектив» и существует ли проблема расизма на бытовом уровне?Наиболее точное и неполиткорретное описание современной Америки. Избранные места должны войти в хрестоматии для изучающих США.
Штрихи к американскому быту человека без документов. Как дописать роман скрываясь от полиции и потерпевших? Как победить зависимость?Как внедриться в секту Саентологов и встретится с Томом Крузом и Джоном Траволтой?
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.