Книга Холмов - [59]

На третьего обрушился горшок гнева: густой короедный суп потек по его лицу, куски мяса и овощей застревали в бороде, мужик стал медленно отступать на подгибающихся ногах. С ошеломленным видом попробовал языком, чего течет, вроде понял, что это не кровь, а суп, и словно с облегчением завалился на пол, упав на кого-то из уже лежащих.

Один из двоих оставшихся заехал Анне дубиной по плечу, второй мазнул ножом по поддоспешнику, но не прорезал его, нож был слишком тупой, а удар слишком неправильный.

— Съешь еще… этих мягких… землецких булок, — рявкнула Анна, в конце сентенции со всего размаха съездив второму подносом по лицу. А так как сентенция была длинной, аж на три вдоха, то первый к тому моменту уже валялся на коленях с вывихнутой рукой и выл, ухватившись за плечо. Немного не рассчитала.

Повалив его на распростертую кучу-малу из тел, грязных не только от суровой крестьянской жизни, но и от ругани, звенящей в воздухе, Анна уперлась коленями несчастному мужику в грудь и вправила сустав, от чего он хрюкнул и замолк, испуганно на нее глядя. Боль всегда хорошо перебивала чары и доминацию, Анна выучила это довольно быстро, попав в Мэннивей.

— Я в порядке, — Кел поднял слегка окровавленный кулак, но кровь явно была не его, судя по разбитому лицу осевшего рядом мастерового. Молоток светловолосый отобрал от греха подальше.

— Отбились, — кивнула Анна, потирая левую руку, которая нарывала болью все сильнее.

Винсент вышел из сумрака, посмотрел на учиненный раскардаш, опрокинутые лавки и упавший стол, груды битой посуды и осклизлые яства, спорадически усеявшие пол, на стекающий по стенам густой суп, вино и какую-то подливку, а также кружева салата из кислой капусты. На земляков, вповалку матерящихся сквозь грязные бороды… Брезгливо покачал головой.

— Лучше б в тени остался, — пробормотал он.

— Легким ветром несён, зачарованый сон, — негромко и певуче произнесла Алейна, накрыв ладонями свои глаза. — Ты печали забудь, и приляг отдохнуть.

Она всегда использовала старую лёдскую колыбельную для этой молитвы. С родными с детства словами, сонный дым получался гораздо лучше. Под ладонями девчонки родился свет, совсем не такой, как раньше. Легкая лунная дымка поплыла по горнице, зыбким покрывалом стелясь по головам и лицам земляков, те запрокинули удивленные лица, как волки навстречу лунам. Их стоны и ругательства стихли, через несколько секунд тишины послышалось неровное сопение спящих. Освобождая парализованных одного за другим, Алейна отпустила их на пол легким движением руки.

— Славно, славно, — вместе с кряхтением донеслось из-под стола. — Но отчего милосердная госпожа их сразу не усыпила? — поинтересовался староста, выползая оттуда.

— Потому что во время драки люди не внемлют зову сна, — улыбнулась Алейна, рассматривая его. — А когда охолонули от боевитости, и хотят, чтобы боль из ран утихла, сон получается в самый раз.

И повернулась к Анне, исцелять многострадальную руку.

— А вот отчего ты пришел сюда с демонессой, а теперь, вроде как, и не в ее власти? — подозрительно спросил Дик, становясь видимым и спрыгивая со стола.

— Я притворялся, луковый человек, — застенчиво объяснил староста и утер платком запачканный кашей лоб. — Ну куда мне под ее-то власть, в моем-то возрасте?

Дверь слетела с петель, Беррик с четвертой попытки выбил ее сильным плечом. Два мужика вломились в раскуроченную горницу, но, выполнив роль тарана, расступились и пропустили Марет. Девушка вошла по-хозяйски. На лице ее, как ни странно, не было и следа гнева, лишь удовольствие и живой интерес к происходящему.

— Кто это у нас, что за крикливые пташки? — спросила она.

— Мы не пташки, мы Лисы, — хмуро и с вызовом бросила Анна.

— И сейчас мы тебя вышвырнем из девчонки обратно под Холм, — пообещал Кел, указывая Алейне, чтобы молилась об изгнании.

— Да неужели, — расхохоталась юная красавица, — вот прямо вышвырнете?

— Чуждое миру, мерзкое телу, враждебное духу, изыди! — воскликнула Алейна. — Возвращайся в родную грань, покидай наш мир!

Демоница выпятила грудь, подставляясь под изгнание, но гневный и яркий луч света прошел сквозь нее и исчез.

— Ой, что такое? — изумилась девушка. — Не сработала молитва, может, твоя богиня не согласна, лиска? Не хочет меня из девицы гнать? В конце-концов, богиня жизни, а страсть и есть жизнь, цветок алеет, пора окунуться в любовь по самое горло, как же давно я не имела куски этой похотливой человечьей плоти, не утоляла судорогами горящую жажду НУТРАААААА.

Лицо ее деформировалось при этих словах, сквозь нежную кожу проступили резкие, нечеловеческие черты, отпечаток столь явных похоти, злобы и наслаждения собой и своей силой, что Лисы вздрогнули. Им доселе не приходилось встречаться с высшим демоном, а Ареана, даже пронзенная обелиском и заточенная под толщей Холма, даже в теле жертвы, пусть в десять раз слабее — оставалась сильна. Голос ее раздвоился, зазвучал отвратным, бурлящим грудным стоном.

Не говоря ни слова, Лисы бросились на нее. Жмякнуть тварь по нежной девичьей головке, вырубить. Связь одержимой с низвергом не прервется, но хотя бы делать она ничего не сможет, без сознания-то.