Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть II. Превращение - [76]
За окном и в доме по-прежнему ничего не происходило. Однако в мелькнувшем видении скрывалась какая-то странная правда, и Фурману стало грустно: что-то другое действительно уходило от него сейчас навсегда, как тот призрачный отряд. Это уходящее казалось обескураживающе родным (хотя только что он и думать о нем не думал), а внезапное расставание с ним было следствием какой-то нелепой ошибки – но и вины тоже. Конечно же, и вины! Как он может вот так просто дать ему уйти, исчезнуть, и все?! Самое стыдное, что даже имя его сейчас никак не могло вспомниться (крикнуть хотя бы «до свидания!» – но кому?). Прячась за стеклом, Фурман с унизительной лихорадочностью рылся в памяти, а уходящее исчезало уже буквально у него на глазах заодно с последними ошметками ночи, спешно покидающими город, словно ему было по пути со всей этой темной сворой, – и Фурман испытал бессильную ревность к легкомысленной и никого ведь на самом деле не любящей ночи, которая сегодня же на закате как ни в чем не бывало заявится сюда, чтобы снова и снова устраивать свои шуточки, – а уходящее будет идти по краю дороги все дальше и дальше, и его уже не догнать…
Ушло. А он с ним даже не попрощался.
Сделав над собой усилие, Фурман отвел взгляд от окна. И вдруг утрата стала ему абсолютно понятна – это было как тупой удар кулаком в грудь. Обомлев, он смотрел сбоку на тяжелое овальное зеркало в резной раме, опирающееся на маленький облупленный шкафчик и занимающее собой весь простенок между двумя «уличными» окнами, – вот здесь, на этом самом месте и даже почти в той же позе, он стоял, когда она, привычно нахмурясь, вышла из своей комнаты, с мимолетным вниманием заглянула в зеркало, заправила непослушную прядку за ухо и в первый раз после того вечернего разговора улыбнулась ему, как бы подтверждая: это был не обман, она все помнит… Он тогда увидел в этом какое-то обещание (вот несчастный идиот!), потом признал, что ошибся, и решил, что этого будет достаточно… – Для чего? Для расплаты.
И вот она наступила.
А называть-то это можно по-разному, разными словами (даже словом «любовь»), потому что это ничего не меняет.
Спасибо хоть, что он сейчас это понял… Вполне мог бы и не понять.
…Зачем все это произошло? А скорее всего, ни за чем. Просто одно за другое зацепилось – в жизни так очень часто случается. Но только ведь ты сам говорил, что ты ей благодарен. Чего ж ты еще хочешь?
Ах, мало?! Ну, знаешь… Много хочешь – мало получишь! (У этого внутреннего голоса были какие-то Борины интонации.)
На улице уже прошли первые прохожие, пробежала озабоченная собачка. Похоже, опять собирался дождь.
Надо идти спать.
Но ведь они завтра уезжают!
И что из этого? Ничего не будет. Уедут, и все. А ты останешься здесь. Неужели непонятно: она чужая взрослая девушка со своими собственными интересами в жизни, о которых ты ничего не знаешь (может, и слава богу!). А ты в любом случае еще слишком маленький для нее. Она тебя, скорее всего, вообще не воспринимает в качестве возможного «объекта»… Это абсолютно нормально, и не стоит устраивать из этого трагедию. Подожди, у тебя все еще впереди. Просто каждый человек должен знать свое место. Ах, ты не хочешь?! Ну, и черт с тобой!..
И черт тут же явился.
Поначалу между ними завязалась веселое препирательство: черт предложил пойти попрощаться с рыженькой, а Фурман приводил разные разумные аргументы против. Но время уже поджимало, и черт, хихикая, подвел своего заболтавшегося дружка к двери и просто-напросто втолкнул его в комнату девушек. Дверь тут же сама собой закрылась с жутким скрипом, и, возбужденно поцарапавшись в нее, Фурман понял, что попал в ловушку.
Здесь оказалось намного темнее, чем в столовой (единственное окно было завешено на ночь большим куском синего брезента с металлическими колечками по краям – возможно, это была сохранившаяся еще с войны светомаскировка), поэтому раздосадованному Фурману пришлось ждать, пока привыкнут глаза. Черт за дверью безумно радовался своей ловкой шутке, и Фурман с некоторым душевным облегчением решил, что имеет теперь полное право на него «обидеться» – друзьям таких подлянок не делают… На самом-то деле эта неуютно длинная комната была проходной – неужто глупый чертяка этого не знал? – занавеска в левом дальнем углу скрывала узенький проем, ведущий в маленькую спальню; чтобы попасть туда, требовалось всего лишь обогнуть одежный шкаф и затем протиснуться между стеной и решетчатой спинкой большой железной кровати.
