Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть II. Превращение - [5]
– Ты меня слышишь? – почему-то спросила профессорша. До сих пор она ни к кому на «ты» не обращалась. Лишь со второго раза, обратив внимание на слово «мальчик», Фурман сообразил, что это, наверное, к нему. Он торопливо напрягся и не пойми чем издал нечленораздельный утвердительный сигнал. Но тут же весь покрылся потом: а вдруг он ошибся?!
– Хорошо, я убедилась, что ты меня слышишь. Сейчас я приступаю к операции. Благодаря анестезии ты не будешь испытывать острой боли. Но это не значит, что ты вообще ничего не будешь чувствовать. Ты, наверное, уже знаешь, что так не бывает – даже когда мы лечим зубы у стоматолога… Мне предстоит проделать достаточно серьезную и тонкую работу, поэтому для меня важно понимать, как ты переносишь операцию. Конечно, это не означает, что ты должен каждые пять минут взвизгивать от любого пустяка. Тебе следует знать, что никаких ужасов, ничего такого, чего не способен вытерпеть обычный нормальный ребенок твоего возраста, мы с тобой не собираемся делать. Поэтому постарайся терпеть и не мешать мне делать мою работу. В крайнем случае, если тебе станет совсем уж плохо, я разрешаю тебе тихонько застонать – на это я среагирую. Договорились?
– …Э-а-а, – покорно согласился Фурман, поняв, что больно все-таки будет.
Его несколько раз кольнули чем-то в верхнюю десну и на некоторое время оставили в покое, потом он уплывал куда-то под негромкое бормотанье и пришел в себя, когда строгий профессорский голос произнес слово «долото». «О, началось. Значит, и вправду долотом будут башку долбить! Господи, это же смешно…»
Последовавшие после короткого копошения удары Фурман ощущал просто как тупые сотрясения. Жаловаться, в общем-то, было пока не на что, хотя в голове все как-то муторно мутилось. Когда проникновение углубилось, ощущения сделались немного острее, но Фурман решил терпеть – до самого неизвестно какого конца…
– Приготовьте мне, пожалуйста, ложечку, – попросила профессорша голосом, в котором можно было различить привычную борьбу с утомлением.
«Ложечка. Что это еще за «ложечка»? – подумал Фурман. – Чайная ложечка, что ли?..»
– Мальчик, я опять к тебе обращаюсь. Я понимаю, что ты уже устал, но осталось недолго. Должна тебе сказать, что до сих пор ты держался просто молодцом. Я думаю, мои уважаемые коллеги, а также наши сегодняшние гости, студенты-практиканты, могут это подтвердить. – Все с энтузиазмом загалдели, и в механически дышавшей фурмановской груди виновато потеплело. – Пока можешь немножко отдохнуть…
Уважаемые коллеги! Я прошу вас сделать небольшой перерыв – благо, у нас есть такая возможность. К моему огромнейшему несчастью, мой возраст уже дает о себе знать: мне необходимо собраться с силами, прежде чем я продолжу. Да, да, я понимаю… Тем не менее все так и есть.
Но, чтобы не тратить попусту наше драгоценное время, давайте посвятим имеющуюся у нас в запасе пару минут тоже работе, хотя и несколько иного характера – работе ума. Не стоит удивляться, мои друзья, в нашей профессии это тоже немаловажно. Я собираюсь затронуть достаточно сложный вопрос, который может быть интересен особенно для тех из вас, кто по окончании нашего вуза, а это время уже не за горами, решит избрать профессию практикующего врача. Некоторые предпочитают говорить об этом как о призвании – и возможно, они не так уж и не правы… Вы можете делать удивленные лица, можете спорить, но я уже давно живу на свете, и для меня не секрет, что далеко не все из вас намерены сделать этот выбор. Нет, я не буду переходить на личности, это каждый сам для себя выбирает… Пожалуйста, не надо шуметь! Мы с вами не в аудитории… Я вообще начала говорить о другом. Все, тишина!
Общеизвестно, что главная и, по сути, единственная задача любого медицинского работника – это борьба с болезнью и облегчение страданий пациента. Собственно, в способности решать эту задачу и заключается уровень нашей профессиональной подготовки. Однако тут скрывается одна интересная вещь: вольно или невольно, но мы всегда подразумеваем, что врач борется с болезнью один на один. Пациент при этом является пассивной фигурой, он – как бы арена борьбы, исход которой от него самого зависит в очень малой степени. Конечно, я сейчас намеренно несколько заостряю эту позицию. В жизни она присутствует в более стертом виде и сопровождается массой всяких оговорок, но тем не менее я возьму на себя смелость утверждать, что это – общепринятая у нашей широкой медицинской общественности точка зрения, лежащая в основе неписаных канонов поведения врача.
Фурман стал потихоньку проваливаться в забытье…
– Возможна и другая точка зрения, при которой врач и пациент вместе, так сказать, на равных правах борются с общим врагом…
Фурман на какое-то время отключился.
– …Таким образом, желая помочь этому мальчику, который мужественно переносит довольно неприятные, надо признать, процедуры, я вынуждена буду пойти на определенные нарушения нашей врачебной этики. Вы, конечно, не должны подумать, что это является чем-то обычным в моей практике. Это именно исключение, которое я сегодня решила сделать.
В нашей медицинской среде действительно как-то не принято, чтобы врачи откровенно обсуждали с пациентом проблемы, связанные с его заболеванием. Я говорю именно о нашей стране, потому что за границей, где мне в последние годы была предоставлена возможность не только побывать, но и поработать в нескольких ведущих клиниках – во Франции и еще в других местах, – там с этим делом обстоит немного иначе. Насколько это целесообразно, мы сейчас, конечно, не имеем возможности обсуждать – не будем забывать, что мы здесь собрались, так сказать, по другому поводу. Но я считаю, что в каком-то смысле мы с нашим мужественным мальчиком, моим уважаемым пациентом, делаем одно общее дело. И я надеюсь, что моя откровенность поможет ему и дальше держаться так же хорошо.
Роман Александра Фурмана отсылает к традиции русской психологической литературы XIX века, когда возникли «эпопеи становления человека» («Детство. Отрочество. Юность»). Но «Книга Фурмана» – не просто «роман воспитания». Это роман-свидетельство, роман о присутствии человека «здесь и теперь», внутри своего времени. Читатель обнаружит в книге множество узнаваемых реалий советской жизни времен застоя. В ней нет ни одного придуманного персонажа, ни одного сочиненного эпизода. И большинство ее героев действует под реальными именами.
Дедушка тоже был против больницы. Но мама с неожиданным фатализмом сказала, что, раз врач так настаивает – а этого врача им порекомендовали именно как знающего детского специалиста, и найти кого-то еще у них вряд ли получится в ближайшее время, – значит, нужно соглашаться. Если нет никакого другого способа определить, что происходит, пусть будет так. Черт с ней, со школой, пусть она провалится! Главное, чтобы возникла хоть какая-то ясность, потому что без этого жизнь начинает просто рушиться.Самого Фурмана охватывала жуть, когда он представлял себе, что ложится в психушку.
Несмотря на все свои срывы и неудачи, Фурман очень хотел стать хорошим человеком, вести осмысленную, правильно организованную жизнь и приносить пользу людям. Но, вернувшись в конце лета из Петрозаводска домой, он оказался в той же самой точке, что и год назад, после окончания школы, – ни работы, ни учебы, ни хоть сколько-нибудь определенных планов… Только теперь и те из его московской компании, кто был на год моложе, стали студентами…Увы, за его страстным желанием «стать хорошим человеком» скрывалось слишком много запутанных и мучительных переживаний, поэтому прежде всего ему хотелось спастись от самого себя.В четырехтомной автобиографической эпопее «Книга Фурмана.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.