Книга Дока - [5]
– Ягу, будь другом, забери этих. Ну, этих, с каминной полки. Сироток Доковых. Сунь их куда-нибудь до утра. Я как-то… как-то так.
Черт, Енц, если бы он не сказал этого, я бы спокойно к себе спать ушла и было бы мне хорошо, потому что такое блаженство видеть, как эти три сиротки смирно стоят на каминной полке, ничего приятнее и не бывает. А теперь – не могу же я ему признаться, что боюсь их до коликов? И не только Енцу признаться, себе тоже. Так-то самой по себе и признаваться не было нужды, сама с собой я бы эту тему обошла, проигнорировала бы. А тут деваться некуда. И я хмыкнула с крошечной долей насмешки, вернулась к камину, сгребла всех трех девочек одной рукой, прижала к груди, унесла с собой. А что в поворот не вписалась и косяк плечом задела – это я-то! – ну, надеюсь, Енц сам додумался списать это на сонность.
По всему выходит, что Доковы куколки непростые и каким-то образом связаны с тем, что с Доком происходит там, откуда он мне белозубую и беспечную улыбку свою рекламно-завлекательную шлет. Либо они представители того, кто Дока там удерживает. Либо они… от Дока?
О ком другом я такого бы и подумать не могла. Ну, пока в своем уме.
А вот про Дока – запросто. И что куклы эти – его связные, и что где-то там, между стенами тумана на берегу безысходной реки, – а что это река, я понимала теперь абсолютно уверенно, – что на берегу безысходной реки – почему-то она представилась мне закольцованной, с течением непрерывным и небыстрым, всегда одна и та же вода, с циклом… ну, зависит от радиуса, конечно, в общем, я увлеклась подсчетами, только чтобы не думать, кто может удерживать Дока там, на том берегу.
Связные ли эти три девочки и чьи, я вдаваться в подробности не стала, а поступила так, как подсказывала логика. Уложила их в ряд на подушках, себе место оставила между рыжей и клыкастой, калаверу дальше всех от себя разместила. Вспомнила, как она на моей груди подпрыгивает и чечетку отбивает – и сон как сдуло. Но раз они хотят говорить о Доке – я буду спать.
Ух ты, подумала я, уже отключаясь, а ведь это они Енца сюда пригнали, чтобы я их в спальню забрала? Матерь божья, куда ж они меня-то загонят и для чего?
И уснула.
И тут они зашевелились, встали и опять топ-топ по постели. Одна на правое запястье встала, другая на левое, третья карабкается на грудь. Теперь уже по-настоящему.
– Вот так, – говорят, – так-то лучше будет, теперь не проснешься.
И я понимаю: не проснусь.
Умру, а не проснусь.
– Чего вам, – говорю, – чего надо?
– Нам надо, – соглашаются все три.
– Чего ты за Дока не пожалеешь? – спрашивает Рыжая.
Калавера уточняет:
– Для Дока, – и наклоняется к самому лицу. – Один сон в твоей жизни, ммм?
Она пока просто стоит у меня на груди, прямо над сердцем, смирно стоит, даже не переминается, а в меня как будто кол вбили, прямо в грудь, сквозь сердце. Дышать больно и, кажется, совсем невозможно.
– Не пофалеешь один сон? И немнофко крови, да? – спрашивает и сама же кивает Кровопийца. – Фоглафна?
Сон они у меня и так уже увели… а крови – что той крови, немного крови для Дока, который никогда не бросает своих? – да легко. Киваю и заранее морщусь, представляя, как девочка с зубками присосется к моему запястью.
Но всё не так просто, Ягу, всё не так просто.
Калавера вытягивается в струнку разводит в стороны пухлые детские ручки, слегка подпрыгивает – и пошла плясать, туп-туп-туп, том-том-том, перебивая сердечный ритм, задавая сердцу новый, неживой. Я умру, понимаю я, я умру. И пока я умираю, они говорят: не сомневайся, мы за Дока, мы его девочки, а ты? Я отвечаю…
Кто отвечает?
Кто – что?
Меня больше нет. Я – три девочки, три куколки, три беспокойных… Не знаю слова. Я-мы выходим на берег – перед нами река, перегороженная пополам густым туманом. Я вспоминаю, что Енц приехал не с пустыми руками, оказывается. Я разворачиваю надувной плотик и дергаю шнур. Фшшшш – недолго ждать, в два гребка я добираюсь до туманной стены, зажмуриваюсь, обращаясь в слух – никого там нет, кроме меня. А по ту сторону тумана сидит Док, но не было бы никакого смысла во всем этом, если бы не было с ним Клемса, и я шарю взглядом по берегу, пока вытаскиваю плотик на песок, вспоминаю еще кое-что и швыряю Доку плитку НЗ – он ловит ее так, что я опять сбиваюсь со счета. Девять дней? Девять лет? Наверное, здешнюю воду – хоть залейся ею, – обеззараживать смысла нет. Док кивает – понял без слов, а разве бывало иначе? Хорошо, что Енц привез и воду, вспоминаю я, одновременно слыша внутри перебранку в три голоса:
– Не подумала!
– А сама!
– Дура шепелявая!
– Уродина!
– Вы обе! Заткнитесь! Давайте еще раз с начала!
И да, всё прокручивается еще раз, Енц заглядывает в спальню, выдирая меня из невнятного ужаса, пьет виски, ежится, просится ночевать, просит унести кукол. Я беру их с собой, они берут с собой меня, и вот мы снова на берегу бесконечной реки, и Енц привез воду, я протягиваю Доку пластиковую бутылку и смотрю, как он жует и глотает, как по шее и подбородку льется вода, господи, Док, живой настоящий Док, как же может быть, что его не было так долго и вообще, ведь вот на прошлой же неделе – перед Рождеством…
Перед вами множество историй о том, что случилось (или могло бы случиться) в ходе путешествия Вавилонской библиотеки на борту «Летучего голландца». Но все эти истории, едва уместившиеся в один толстый том, – всего лишь крошечный осколок реальности, зыбкой, переменчивой, ненадежной и благословенной, как океан.
Для души всякого, прочитавшего эту книгу, она — ВОЛШЕБНОЕ СНАДОБЬЕ. И не понадобится ни медитация, ни иные специальные методы проникновения в собственное подсознание. Просто прочтите «Акамие», не отрываясь и не думая ни о каком подтексте — и волшебные свойства книги проявятся сами собой. Отнеситесь к ней как к музыке. Во многом это музыка и есть. Она работает сама по себе, независимо от того, читаете вы взахлеб или рассеянно; смакуете слова, выстроенные автором в идеальном ритме, или замечаете лишь собственные ощущения — все это не важно.
Это уже седьмой по счету сборник «Русских инородных сказок», которые на протяжении многих лет составляет Макс Фрай. Многие авторы, когда-то дебютировавшие в «Русских инородных сказках», уже хорошо известны читателям. Но каждый год появляются новые имена – а значит, читателей ждут новые открытия и, самое главное, новые увлекательные истории.
Страну Семиозерье населяет множество персонажей, обладающих различными магическими знаниями и умениями, некоторые из которых они приобретают, пускаясь в нелёгкие странствия. Кто-то строит мосты, кто-то мастерит лестницы в небо и создаёт живых существ. В книге несколько историй, которые переплетаются в единую сюжетную линию: герои встречаются и в роли мастеров, наделенных дарами, исполняют желания.Роман в рассказах.Полный текст, в предпоследней редакции. Издано в Livebook.
Прежде чем стать царем Хайра, долгие дни проведет Акамие в замке, владельцем которого когда-то был Тахин-ан-Араван — беззаконный поэт и любовник. В сокровищнице замка хранится любимая дарна Тахина — та, чье имя В сердце роза. Искушенный в музыке Эртхиа, царь Аттана, коснется струн божественной дарны, и от ее звука возродится сожженный на костре Тахин, и отправится в долгое путешествие вместе с Эртхиа и неуловимым лазутчиком Дэнешем. Много дальних стран они посетят, много чудес, и величественных и страшных…
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Замировская – это чудо, которое случилось со всеми нами, читателями новейшей русской литературы и ее издателями. Причем довольно давно уже случилось, можно было, по идее, привыкнуть, а я до сих пор всякий раз, встречаясь с новым текстом Замировской, сижу, затаив дыхание – чтобы не исчезло, не развеялось. Но теперь-то уж точно не развеется.Каждому, у кого есть опыт постепенного выздоравливания от тяжелой болезни, знакомо состояние, наступающее сразу после кризиса, когда болезнь – вот она, еще здесь, пальцем пошевелить не дает, а все равно больше не имеет значения, не считается, потому что ясно, как все будет, вектор грядущих изменений настолько отчетлив, что они уже, можно сказать, наступили, и время нужно только для того, чтобы это осознать.
Добро пожаловать в мир Никки Кален, красивых и сложных историй о героях, которые в очередной раз пытаются изменить мир к лучшему. Готовьтесь: будет – полуразрушенный замок на берегу моря, он назван в честь красивой женщины и полон витражей, где сражаются рыцари во имя Розы – Девы Марии и славы Христовой, много лекций по истории искусства, еды, драк – и целая толпа испорченных одарённых мальчишек, которые повзрослеют на ваших глазах и разобьют вам сердце.Например, Тео Адорно. Тео всего четырнадцать, а он уже известный художник комиксов, денди, нравится девочкам, но Тео этого мало: ведь где-то там, за рассветным туманом, всегда есть то, от чего болит и расцветает душа – небо, огромное, золотое – и до неба не доехать на велосипеде…Или Дэмьен Оуэн – у него тёмные волосы и карие глаза, и чудесная улыбка с ямочками; все, что любит Дэмьен, – это книги и Церковь.
Когда в стране произошла трагедия, «асон», когда разрушены города и не хватает маленьких желтых таблеток, помогающих от изнурительной «радужной болезни» с ее постоянной головной болью, когда страна впервые проиграла войну на своей территории, когда никто не может оказать ей помощь, как ни старается, когда, наконец, в любой момент может приползти из пустыни «буша-вэ-хирпа» – «стыд-и-позор», слоистая буря, обдирающая кожу и вызывающая у человека стыд за собственное существование на земле, – кому может быть дело до собак и попугаев, кошек и фалабелл, верблюдов и бершевских гребнепалых ящериц? Никому – если бы кошка не подходила к тебе, не смотрела бы тебе в глаза радужными глазами и не говорила: «Голова, болит голова».
В мире, где главный враг творчества – политкорректность, а чужие эмоции – ходовой товар, где важнейшим из искусств является порнография, а художественная гимнастика ушла в подполье, где тело взрослого человека при желании модифицируется хоть в маленького ребенка, хоть в большого крота, в мире образца 2060 года, жестоком и безумном не менее и не более, чем мир сегодняшний, наступает закат золотого века. Деятели индустрии, навсегда уничтожившей кино, проживают свою, казалось бы, экстравагантную повседневность – и она, как любая повседневность, оборачивается адом.