Книга ароматов. Доверяй своему носу - [25]
Когда приходит смерть, ты перестаешь бояться жизни.
Ноты: виски, лакрица, сыр, шоколад, дерево, табак, сухая трава, роза, шалфей, геосмин, влажная почва, ладан.
Salvador Dali Dali Wild
Помните мечты детства: «Я вырасту, и буду работать на конфетной фабрике»? Ничего в этом хорошего нет, скажу я вам. И заметьте, частенько так, мечты сбываются, а радости от этого никакой. Карамельный дух наполнял маленькую комнатку, заявленную, как гардеробная. Инна отвлеклась от своих мыслей и открыла форточку. Это маленькое спасение от въевшейся даже в мозг леденцовой сладости. Из форточки пахнуло легким ментолово-хвойным воздухом. Инна снова погрузилась в себя. Повторяя в уме, словно детскую считалочку, рецептурные компоненты, которые она только что загрузила в огромный чан.
– Сазонова, ты опять с отдушкой переборщила? – распахнув дверь, закричала Мария Петровна.
– Все по рецептуре, – съежившись, ответила Инна.
– Где ж по рецептуре, прет на весь цех, у баб глаза уже в кучу, – гневно продолжила она.
– Новый рецепт, второй день варим, – сказала Инна.
– Новый, старый, делай, что-нибудь, это невыносимо, – уже смягчившись, добавила Мария Петровна.
Инна глубоко вдохнула почти из самой форточки и пошла в цех. Аромат миндаля явно зашкаливал. Она взяла увесистый пакет и открыла чан. В горле запершило, захотелось чихнуть, но потом резко перехватило дыхание, и опустилась темнота.
Инна очнулась на полу. Вера колотила ее по щекам. Другие стояли вокруг.
– Очухалась, – констатировала Мария Петровна, – В раздевалку ее.
Вера и Аня подхватили меня за плечи и поволокли к дальней двери.
– Сиди тут, я сейчас принесу воды, – сказала Вера и закрыла за собой дверь.
Аня присела рядом.
– Так никому и не сказала? – тихо спросила она.
– Нет, – ответила я.
– Все равно придется-то, – продолжала Аня.
– Через месяц, если сейчас скажу, квартальной премии не видать, – сказала я.
– И перейдешь на упаковку, поняла, – твердо заявила Аня.
– Перейду, – кисло пообещала я.
– Пей, – вернувшаяся Вера протягивала пластиковый стакан.
– Давай, это, собирайся и домой. Я доварю сегодня. Но завтра, чтобы как штык и здоровая, – сказала Мария Петровна, стоя в дверях.
Я быстро переоделась и, не веря своему счастью, засеменила к проходной.
– Может ей скорую надо было, вдруг что-то серьезное? – задумчиво произнесла Вера.
– Конечно серьезное. Пузатая она. Вон сиськи уже третий размер. Чего расселись, марш работать! – сказала Мария Петровна.
Я шла по улице, звонкие весенние лучи грели щеки. Цветущие абрикосы наполняли воздух нежностью и счастьем. Я держала руку на поясе и представляла маленькую девочку с красными бантами, она говорит своим друзьям: «А моя мама делает конфеты».
Ноты: карамель, миндаль, хвоя, ментол, леденцы, дерево, сандал, ваниль, абрикосовый цвет.
Miraculum Pani Walewska Noir
– Бабуль выпей валерианочки, – Ирина всунула ей в руку маленький стакан с каплями.
– Да причем тут валерианочка, – не унималась Агафья Федоровна, – розы-то, розы, тогось, – прослезившись, добавила она.
Потом покрутила стаканчик в руке и залпом влила в себя.
Ирина посмотрела в окно, где красовалась бывшая гордость ее бабули – выведенная сортовая роза, ранее украшавшая парадный вход их дома. На кустах были сломлены несколько веток, и не осталось ни одного цветка.
– Давай чаю попьем, – предложила Ирина.
– Как будто это поможет, – огрызнулась Агафья Федоровна, но пошла ставить чайник.
Ирина пошуршала оберткой и запихнула в рот сразу две барбариски, сделала несколько глотков огненного чая и задумчиво произнесла:
– А давай пересадим на задний двор.
– Ты, моя милая, всегда умненькой была, только помогло ли это тебе кавалера найти? – ответила бабушка, глядя куда-то в стену.
– Как-то не гналась за этим, – ровно ответила Ирина.
– Не гналась она, за тобой гнаться должны. Розы – это украшение, они на виду должны быть, глаз радовать, гостей зазывать. Зачем они мне на заднем дворе.
– Ну, зацветут снова.
– Эти не зацветут. Одноцветные они вышли. Пускают одну розетку, она и цветет, а если ее срезать больше не цветут.
– Так всегда ж подрезают, – удивилась Ирина.
– Вот такой вот сорт вышел. Поймать бы окаянного! – она сжала кулаки.
– Это, наверно, дети.
– Да у нас на улице и детей-то таких дурных нет.
– Может кто-то букет девушке рвал.
– Какой букет, у основания головки поотламывали и на землю покидали, ногами растоптали, – ее опять потянуло на слезу.
– Новые посадишь, и будут еще лучше, на зависть соседям.
– На зависть, – повторила Агафья Федоровна.
Скрипнула форточка, и в кухню запрыгнул огромный котище.
Он теранулся об ногу Ирины и уселся на коленях Агафьи Федоровны.
– Ах ты, мой жиробасик, – ласково трепала кота хозяйка. Кот урчал и то выпускал, то прятал большие желтые когти, на одном из которых Агафья Федоровна заметила кусочек лепестка розы.
– Видел родимый, что эти паразиты сделали, был бы ты у меня собакой, по следу бы нашел.
Кот посмотрел на нее. Потом спрыгнул на пол и начал отрыгивать комок шерсти.
Вместо шерсти на полу появилась бесформенная красно-белая масса, в которой Агафья Федоровна сразу узнала лепестки своей редкой розы. Кот посмотрел на комок, потом на хозяйку, и пока та начала подниматься со стула, пулей выскочил в ту же форточку, откуда пришел.
