Книга ароматов. Доверяй своему носу - [20]

– Прости, это он так на меня влияет, – сказал Дарон, кивая на Мишеля, который допивал из горла бутылку рома.

К ночи я смешал все составляющие и упаковал банку с мазью в сумку. Мы сели в машину и к рассвету были в аэропорту.

Дождавшись, когда из туалета выйдут посетители, Дарон закрыл дверь, и мы по очереди обмазались мазью.

– Если не сработает, я сам разбужу этого Матуеса, – злобно говорил Дарон, и у него показались клыки.

– Дарон! – строго окликнул я, и он быстро убрал растущие клыки.

Мы вышли из туалета и направились на посадку.

– Если что-то пойдет не так, даже не вздумай всех перекусать, как в прошлый раз, – в полголоса говорил я Мишелю.

– Я спокоен, – ответил он.

Мы прошли стойку регистрации и направились к сканерам досмотра. Первым пошел я. Проходя через рамку, я внимательно наблюдал за реакцией оператора, и она крайне порадовала меня. Он увидел стандартную картинку, такую же, как тысячу раз в день, когда обычный живой человек проходит досмотр. Мы сели в самолет. Мишель непрерывно улыбался. Самолет взлетел, и я отстегнул ремень безопасности.

– Теперь мы можем их всех съесть, – сказал Дарон, наклонившись близко к моему уху.

– Мне не нужна слава психованного Томаса, я просто хочу комфортно добраться до Бали, – ответил я.

– Позагорать, – протянул Мишель.

– Ты даже под десятью кремами облезешь, – заржал Дарон.

Полет прошел хорошо. Мы вышли из самолета и нас встретил пряный, необыкновенный ветер Бали. В нем было что-то древнее и неизменное, как мы.

Ноты: сосна, лес, табак, камфора, береза, янтарь, перец, кардамон, мускатный орех, пчелиный воск, ром, тиаре, эбеновое дерево, амбра, лавровый лист, бобы тонка, возможно, кашмеран.

Agent Provocateur L’Agent

– Здравствуй бабушка! Я скучала. Хорошо, что ты пришла.

– Здравствуй красавица! Это сон.

– Я знаю.

– Я тут лилии решила посадить, поможешь.

Бабушка осмотрелась и поставила большой цветущий куст на землю.

– А знаешь, лилии подождут. Пошли в дом, я тебя персиками угощу.

Мы зашли в маленький уютный домик. Бабушка вытащила простынь из-под кровати, на которой рядами были разложены персики.

– Дозрели.

Я схватила самый красный и откусила половину.

– Как в детстве.

– Это ж они и есть. Деревце-то спилили уж давно, а я его тут посадила.

– Где тут?

– А ты подумай, где.

– Я в другой раз подумаю.

Бабушка поставила чайник и мяла в блюдце дольку лимона с сахаром.

– А я когда-нибудь сюда приду?

– Вряд ли.

– А куда?

– Это только тебе известно. Но это мой дом, сад, вот еще лилии будут.

– Что-то плакать хочется.

– Плач.

– А ты никогда не плакала. Почему?

– Плакала, еще как ревела. Просто когда ты родилась, я уже научилась плакать без слез.

– Я тоже научусь.

– Лучше не надо.

Бабушка высыпала растертую мякоть лимона в чай и стала жевать кожуру.

– Пей чай, остынет.

– Он же не настоящий.

– Так ты тоже, как раз впрок пойдет.

– Мне всегда казалось, что ты была ведьмой.

– Злая?

– Смирившаяся.

Бабушка рассмеялась.

– Ведьма у нас ты, по чужим загробным мирам шастать не каждый умеет.

– Толку-то.

– Свиделись.

– Можно, я еще приду?

– Можно, конечно, но лучше не надо. Прошлое надо отпускать.

Я пила сладкий чай, заедая розовым вареньем, и чувствовала, что начинаю просыпаться.

– Уходишь?

Я кивнула.

– Пошли, провожу.

Вечерело, пахло травами, сырой землей, распустившимися к ночи кустами мирабилиса.

– Возьми на дорожку.

Бабушка вынула из кармана булочку-птичку с глазами-изюминками и вытянутым клювом. Я взяла птичку и проснулась.

Полежала с закрытыми глазами, вспоминая сон, сладко потянулась, обняла подушку, и вытащила из-под нее булочку в форме птички.

Ноты: духи бабушки, лилии, персик, лимон, сахар, сладкая терпкость, розовое варенье, завядшая роза, полевые травы, влажная земля, цветы мирабилис, сдоба, кардамон, амбра, влажная древесина, мох, ветивер, спирт, иланг-иланг, лавр, бобы тонка, гвоздика, медовые ноты.

MPF Opulent

Художник вывел плавную линию спелой груши. Легко нанес солнечный блик на ее желтый бок и замер в задумчивости, любуясь массовой процессией, шествовавшей вдоль главного канала. Все готовились к карнавалу.

Джакомо понял, что художник больше ничего не нарисует и присоединился к процессии, прикрыв лицо золоченой маской. Вообще-то он спешил, но мельком увиденная картина заставила его любоваться ее сотворением больше часа. Джакомо свернул на узкую улочку, а процессия двинулась дальше по главной набережной. Сорвав алую розу, он окончательно успокоился насчет опоздания. Едва войдя в дом, Джакомо скинул плащ и маску и, вручив розу, впился напомаженными губами в более прекрасный цветок. Фелиция, дочь советника, являла собой олицетворение красоты и, как все полагали, невинности, была пламенем страсти. Они тайно встречались уже неделю, и Джакомо пока не потерял к ней интерес. Но эта ночь будет последней, Джакомо решил это утром, сильная привязанность мешала.

На рассвете Джакомо тихо собрал свои вещи, вдохнул аромат с увядшей, забытой на столике розы, и вышел вон. Фелиция проснулась, и сердце ее сказало, что любимый более не вернется. Она подняла с пола сорванное вчера в порыве страсти платье, кое-как завязала корсет и выбежала на улицу. Сырость прохладного утра отрезвила ее пыл. В растерянности она постояла у пристани гондол и, вернувшись в дом, нежно прижала к груди розу.