Книга–4 - [3]

Он никогда не вспоминал об этом. Только сейчас. Кончался рабочий день и он уходил из цеха сильно уставшим. Иногда подолгу стоял у проходной и курил, не зная куда поехать. Боялся встретить Ларису, но нужно было встретиться и решить, что делать с квартирой, как всё сказать сыну. Или не говорить пока ничего. Надеждой, что она вернётся, он себя не тешил.

Этот Лёша встретил его первый. Сказал, что они общаются с Ларисой, разговаривают... Он её полюбил и она, кажется, очень к нему не безразлична, но никогда мужу не решиться сказать. Он решил сам, но между ними ничего не было... Лариса, очень порядочная женщина. Но они любят друг друга и так долго тянуться не может.

Держался он сдержанно и достойно, миролюбиво, и твёрдо.

Первым делом захотелось дать ему по физиономии и от нахлынувшего гнева отнялась речь. Навицкий удивился себе, что стоит и молча слушает исповедь этого человека, набравшегося наглости заявить ему такое. И он испугался. Испугался, что это есть правда. Единственное, что он мог выдавить из себя, задыхаясь от возмущения и стыда:

- И что ты от меня хочешь?..

- Не оскорбляй её, - сказал тот, и безбоязненно и медленно двинулся прочь.

Домой он тогда заявился поздно и с порога сухо сказал Ларисе, не смотря в глаза:

- Я говорил с твоим... Алексеем, - и прошёл мимо.

Она, застывшая от страха, постояла в прихожей и тихо удалилась в комнату сына. После двух дней молчания, она сказала на прощание несколько фраз.

- Я не могу оставаться больше. Прости меня...

Он не ответил и не держал её. Она тут же оделась и ушла.

Мартовское солнце припекало днём, слепило снегом, тревожило душу. Лохматая Лера скулила и лизала руки, когда он возвращался. Он отпускал её и долго ходил вокруг дома, построек. Смотрел, как оттаивает земля с южной стороны, всё больше с каждым днём, слушал, как веселее звенят птицы у леса. Природа лечила. Он понимал – нужно как-то жить дальше.

Весной соседи стали чаще выходить из дома. Он стал замечать их необычный быт. Приглядывался. Раньше, разговор был только о собаке, которую он попросил покормить днём и подходить иногда, если она заскулит от скуки. Соседи часто уходили куда-то на лыжах и редко показывались вне дома. Но дни стали длиннее и теплее. Однажды он удивился, рассматривая их фигуры в лёгком облачении. Рая, как называл её муж, была очень стройной женщиной, лёгкой и изящной. Всегда в светлых одеждах. Он не поверил, что ей – пятьдесят один... Она даже старше его! Но ещё больше, его поразило то, что самому Даниилу Аркадьевичу в этом году, оказывается – все семьдесят! Мужик был статный, высокий, с мускулатурой гимнаста. Лицо хоть и пестрило морщинками, но ясный взгляд выдавал ясный ум. И ещё, что отличало молодых от стариков, он прямо держал голову и не сутулился. Точно, как скульптура Давида.

Навицкого сразу потянуло к ним. Стал расспрашивать. Чем они занимались там, на севере? Кто по профессии?

- Исследователи! – смеялся дядя Даниил.

- А что исследовали? – с улыбкой осторожно интересовался Навицкий.

- Культуру, обычаи, прошлое... – серьёзно отвечал сосед, быстро заглядывая в глаза. – Там с Раей познакомились, двадцать лет назад, – улыбался он.

- Культуру?

- Да!.. Мы – славянофилы по профессии, но и не только!..

- А я думал – спортсмены.

- Да нет! – смеялся Даниил, - образ жизни предполагает формы тела!

- Да... – не понятно выдавил Навицкий, задумавшись. – А что предполагает... Нет, откуда... такой образ жизни? Из чего исходит?

- А-а-а! – засмеялся сосед, - интересный вопрос, - а ты заходи Володя, поужинаем, поговорим, посмотришь, покажу кое-что!.. – заманчиво светились у него глаза.

- Ладно, спасибо!..

- Заходи, заходи! – отправлялся он к своему дому.

Навийкий смотрел, как обняв жену, Даниил что-то говоря ей на ухо, легко заскакивал по ступенькам, увлекая её на крыльцо. И она, не напрягаясь и слушая его на ходу, вбегала вместе с ним.

- Славянофилы... – повторил про себя Навицкий, недоумевая.

Шли дни. Запахи весны приятно отзывались во всём теле. Казалось, что весна ощущается даже кожей. И не только теплом, но неповторимой свежестью веяло отовсюду. Из леса, от влажной земли. Ветер нёс пробуждение. И можно ноздрями чувствовать перемены. Так хотелось жить и начать что-то хорошее и большое.

Но неприятный осадок разъедал душу, как морская соль дно корабля. От Ларисы не было никаких вестей. Не подавала на развод, не звонила и не показывалась на глаза. Он очень жалел, что так всё получилось. Постоянно, где-то в стороне от событий жила и точила его одна мысль: - почему? Они не ругались, не ссорились. Было всё тихо и спокойно. Вот эта-то тишина и спокойствие - его теперь и смущали. Уж слишком спокойно. Обыденно и бессмысленно. После того, как Серёжка остался после службы в части и перешёл на контракт, они оба успокоились. Сам захотел. В войсках стало заметно лучше. И обеспечение и выплата. Конечно, армия – это не суть жизни. Но без армии – как сейчас? Он захотел сам. Что ж – пусть.

Потом встретил девчонку, оказывается. Ничего не писал и не звонил. Оповестил только об одном – о предстоящей свадьбе. Что делать? Всё вроде нормально, как и должно быть. Повздыхали с Ларисой, поулыбались. Собрали денег, сколько было, поехали знакомиться и праздновать одновременно. А потом стало тихо. Тихо и скучно. Любил ли он Лариску? Даже сейчас сознавался себе, что да – любил. Сначала любил. Но жизнь менялась и менялось ощущение любви. Он думал сначала, что стала любовь другой. Но сейчас понял – она просто ушла. Или они ушли от любви. Разменяли её на сотни удобных вещиц, или растворили в серых заботах будней. Много всяких «надо» высасывают чувства из жизни. А когда ушла любовь, а за ней Лариска, он вдруг понял, что ничего уже не надо. Это «надо» - стало не надо.